– В невероятное время живем, Иван Дмитриевич, – вздохнул старший помощник Генерального прокурора и стал расстегивать на рубашке пуговицу. Он пришивал ее утром самолично, но чуть перетянул нить. Раньше бывало: раз! – пальцами, и воротник отскакивает в стороны, как запружиненная кобура. Сейчас не получается. Пуговица после пришивания мужской рукой так врезалась в материал, что без второй руки никак не обойтись. – В страшное время. События разворачиваются стихийно, и окажись в любую минуту неготовым к встрече с неприятностью, окажешься за бортом этих событий.
По тому, сколько тянулась пауза, и некоторой отвлеченной лексике начальника следственного управления, которого Кряжин всегда понимал и без одухотворенных аллегорий, он догадался, что наступившее утро не столь уж безоблачно, каким казалось в первые свои часы.
– Простите за эпатаж, Иван Дмитриевич, времени для объяснений – почему вы, а не кто-то – нет, а состояние мое близко к растерянности. Я только что от Генерального, он также не в лучшем расположении. Чтобы вам было понятно: в таком состоянии духа находится присевший лев.
– Присевший для чего? – спросил Кряжин, решив оборвать затянувшуюся прелюдию сразу и навсегда.
– Для прыжка, Иван Дмитриевич, для решительного прыжка. Мы все сидим, дергая от нетерпения хвостами, а команды для решительного рывка нет.
Похоже, Смагин на самом деле был взволнован. Он опять тянет с главным, размышляя о вечном. Все от прокуратуры требуют, но вместо того, чтобы сдернуть намордник, тихо командуют: «к ноге»...
– Ладно, Егор Викторович, я понял, – следователь сделал последнюю попытку вернуть начальника на землю. – Где меня ждут?
– Ты пойми, Иван, дело на контроле у Генерального. И, похоже, не только у одного его. Резниковскую знаешь?
– Речь об улице или о сумасшедшей, которая три года назад зарезала жениха своей дочери? Если об улице, то она в Западном административном округе, если не ошибаюсь, – не дожидаясь разрешения, Кряжин присел уже давно, но сигареты из кармана потянул только сейчас. Вспомнил, что Смагин не курит, убрал.
– А фамилию Оресьев слышал?
Кряжин напрягся. В мае сего года в Генпрокуратуру поступил депутатский запрос из Государственной думы, в котором автор, депутат блока «Отчизна» Оресьев П.Ф., просил организовать проверку некоторых членов другой оппозиционной партии на предмет их причастности к событиям, которые вот уже восемь лет разворачиваются у южных границ страны. Сосредоточившись, Иван Дмитриевич вспомнил даже некоторые фамилии и фразы из запроса. Самая интересная из них звучала так: «В связи с активным ростом капитала отдельных членов партии «МИР» и участившимися финансовообъемными терактами на территории Республики Чечня просим вас организовать проверку данных лиц на причастность к финансированию международного терроризма и отмыванию средств, нажитых преступным путем...» О Пеструхине каком-то и иже с ним речь шла, кажется.
Проверку проводил «важняк» из управления Смагина Любомиров, и, когда у последнего в ходе работы начали проявляться признаки плохо скрытого раздражения (это стал замечать даже Смагин), Любомиров сам пришел к Кряжину. Говорил долго, сбивчиво, чаще произносил не указанные в запросе фамилии, а фамилию автора проекта, показывал рукой на стену (там находился его кабинет), перечислял свои дела, находящиеся в сейфе за этой стеной, и через фразу повторял:
– У меня, ... семь дел с фамилиями фигурантов, от одного упоминания которых, ... Москва, ... положение упора присев принимает, а мне дают эти... запросы, словно я только что вышел из отпуска и не знаю, чем заняться!! ... Посоветуй, что делать?
По тем выкладкам, которые представлял в Генпрокуратуру Оресьев П.Ф., Любомирову светили долгосрочные командировки в Мандози, Ашкелон, Фелис-Гомес, Ачхой-Мартан и Нурата.
Собственно, приходил-то Любомиров не возмущаться, а поделиться радостной новостью – путешествие виделось ему долгим и приятным. Когда же от своего интеллектуально одаренного коллеги Любомиров узнал, что эти города находятся в Палестине, Мексике, Чечне и Узбекистане соответственно, он посерел лицом и почему-то сразу сник.
– Ну, а Мандози? Мандози, Кряжин? Итальянское ведь название...
– Название, может, и итальянское, – согласился Иван Дмитриевич, – но дали его городу, расположенному на юге Афганистана. А что ты расстроился, Сергей? Загоришь, проветришься.
Проветриваться в Афгане, как и секторе Газа, Любомиров почему-то не хотел и всячески пытался славировать между плохим самочувствием, которое у него вызывают южные широты, и неотложными делами в столице. По акцентированным возмущенным выкрикам коллеги Кряжин догадался, что при такой загруженности в Москве, как у исполнителя депутатского запроса, тому не может помешать лишь Фелис-Гомес, тот, что в Мексике. Командировки во все остальные места отстирывания преступного капитала просто вышибут из-под ног «важняка» табурет и заставят просрочить все дела, находящиеся в производстве. По старой привычке опытного сыщика пользоваться случаем и вникать во все, что не имеет отношения к нему, Иван Дмитриевич изучил документы, после чего вернул их владельцу и сказал, что помочь ничем не может. В крайнем случае, если ориентироваться на предоставленные из Думы документы, сказал он, можно избежать поездки в Марокко.
Именно поэтому он сейчас и вспомнил фамилию Оресьева. Вспомнил сразу, как и улицу Резниковскую.
– А что делал на Резниковской депутат Госдумы? – резонно поинтересовался Кряжин, подумав вдруг о совершенном отсутствии связи между улицей, которая по планам городского комитета по архитектуре почти полностью готовилась к уничтожению по причине переизбытка ветхого жилья, и народным избранником с Охотного ряда. – Принимал наказы избирателей?
Смагин пожал плечами, явно давая понять Кряжину, что для того он сейчас и поедет на территорию Западного административного округа, чтобы ответить на этот вопрос и сотни других, которые появятся сразу после получения ответа на первый.
Окружная прокуратура, милиция, судмедэксперт – все эти люди, появляющиеся в местах обнаружения трупов, были уже на месте. Но на груди трупа сиял значок депутата нижней палаты, а это обязывало прибыть к месту еще как минимум одного человека – следователя Генеральной прокуратуры.
Правильно сказал Смагин – присевший лев. Если бы нашли труп жителя Резниковской улицы, качественный состав присутствующих ограничился бы «нижней палатой» прокуратуры округа. Ну, а поскольку депутат проживал не на Резниковской, а на Улофа Пальме, да еще и сам из нижней палаты, тут, конечно...
Кряжин, который уже мчался в черной «Волге» и разглядывал по сторонам яркие рекламные щиты, прекрасно понимал, что депутата-законодателя за пару тысяч стрелять в затылок не станут. Депутатов бьют по более веским основаниям. Но из оснований у Кряжина пока было только одно – основание черепа, пробитое пулей неустановленного оружия.
Ничего пока в активе не было, если не брать в расчет джип «Лэнд Круизер» и мертвого депутата в нем.
Иван Дмитриевич Кряжин относился к той породе следователей (не группе, не категории, а именно – породе, ибо настоящими следователями, как говаривал сам Кряжин, становятся лишь после сложных генетических трансформаций предыдущих поколений), которые очень хорошо понимают, что нужно делать, когда, приезжая к месту совершения дерзкого преступления, следователь упирается лбом в стену. Эти знания становятся востребованными, когда становится понятно, что стена гораздо крепче головы сотрудника Генеральной прокуратуры.
Следственная тактика – неизменный спутник любого, кто решается ступить на тропу распутывания клубка, уводящего в лабиринт. Без понимания необходимости тактики в таком лабиринте делать нечего. Начало распутывания сложной системы резко отрицательных человеческих отношений, именуемых «преступлением», начинается не в тот момент, когда следователю становится ясна картина происшествия: на заднем сиденье джипа раздается выстрел пистолета, и на приборную панель брызжут мозги народного избранника...
Почему окружная прокуратура сообщила об убийстве в прокуратуру Генеральную? – вот основной вопрос, которым должен задаться следователь, подъезжающий к месту преступления.
Ответ: потому что убит депутат Государственной думы. Потому что убийство депутатов всегда носит более серьезный подтекст, нежели банальная «мокруха», сотворенная над «вором в законе». Депутата убивают в двух случаях: а) он сделал все возможное, чтобы кто-то заработал очень мало денег или не заработал вовсе, и противной стороной это воспринято реально; б) кто-то решил, что нужно депутата остановить, пока он не заработал все, и это тоже для противной стороны очевидно.
Кто-то скромно назвал палату «нижней», и не всем понятно, с чем это связано. Нижняя, потому что внизу, с людьми, делает все для людей и ориентируется на их нужды? Или она нижняя, потому что выше некуда – над ней лишь Господь?
