На ходу он выгреб из кармана жалкие купюры, смял их в бумажный ком и швырнул под ноги. Все, хватит пресмыкаться! Или завтра утром он заимеет настоящие деньги, или медленно подохнет от голода. Две крайности. А третьего не дано. Жека не признавал никаких компромиссов.
До утра зябко приплясывал он в такт своим мыслям за трансформаторной будкой в знакомом дворе. Оттер колючим снегом грязь с плаща, докурил три последние сигареты. Его лихорадило не только от покусываний морозца, но и от азартного возбуждения.
Время тянулось невыносимо медленно, особенно после того, как все вокруг окутал непроглядный предрассветный мрак. Когда окна домов начали одно за другим наливаться уютным светом, стало еще холоднее, но Жека выстоял, не побежал греться в соседний подъезд, чтобы не настораживать жителей округи. К счастью, ненастное утро не располагало их к пробежкам и дальним прогулкам с собаками. Никто притаившегося Жеку так и не заметил.
Он слишком замерз и устал, чтобы обрадоваться, когда наконец из подъезда выскользнул Борюсик, повертел головой по сторонам, ссутулился и быстрым шагом удалился за угол дома. Никакой обещанной форы во времени Жека ему давать не собирался. Досчитал до ста и поспешил в его квартиру. Дверь оказалась незапертой. Значит…
Значит, плохи твои дела, нелюбимая жена рефлексующего Борюсика, подумал Жека, соболезнующе глядя на связанную пленницу чужих страстей, но вслух этого не произнес. Вопрос, светившийся в ее глазах, был немым. Каков вопрос – таков ответ.
Левую полу плаща приятно оттягивала весомая пачка долларов в кармане, та самая, которую жаждет заполучить Борюсик. Вот, наверное, взвоет, когда перероет весь дом вверх дном и ничего не найдет! Впрочем, вряд ли успеет. Не останется у него ни времени на поиски, ни шансов выпутаться.
Жека хотел было пощупать пачку, чтобы еще раз удостовериться в реальности денег, но остановил себя. Со стороны это походило бы на то, что он массирует занывшее сердечко, а он не хотел выглядеть слабым и нерешительным. К тому же сердце действительно билось ровно, не частило, мерно отстукивало мгновения.
Жека бросил взгляд на часы: 10:14. Борюсик, вероятно, находился на подступах к своему институту. Нужно было поспешить с завершающими штрихами.
Так, спортивная сумка. В нее – фотоаппарат, колечки, цепочки, шубейку. Поверх барахла – видеокамеру, это главное. Сумку – в кладовку, небрежно прикрыть грязным бельем. При обыске обязательно найдут. Для милиции рыться в чужом белье – святое дело. «Награбленное», спрятанное в квартире, наведет их на мысль об инсценировке. Это первый сюрприз для Борюсика, решившего и женушку порешить и невинность сохранить.
Второй сюрприз кроется в той же сумке. Кассета, вставленная в видеокамеру, сразу вызовет здоровое следовательское любопытство. Сначала ошеломленные зрители увидят сексуальные сцены, которые вчера заинтриговали Жеку. Пусть полюбуются, как Борюсик, возбужденный как павиан, развратным способом пользует супругу, изображающую для него жертву насилия, нагишом привязанную к стулу. К тому самому стулу и в той самой позе, между прочим! Самый интересный сюжетец ожидает милицейскую публику в конце. Жертва, скончавшаяся во всей своей неприглядной красе, возникнет перед сыщиками на экране – еще живая, испуганная, опять же связанная, но с узнаваемой наклейкой на лице. Подвох заключается в том, что несчастную женщину увидят за несколько минут до ее трагической гибели – в правом нижнем углу экрана высветятся белые циферки с датой и точным временем съемки! Те самые десять часов утра, когда муж-извращенец только-только выбрался из дома. Пусть попробует доказать, что в это время он уже спешил на работу! Пусть попробует доказать, что снимал и убивал супругу не он!
Вот и все. Осталось в последний раз наведаться в гостиную, прежде чем уйти отсюда навсегда. Жека постоял немного, соображая, не упустил ли он чего-нибудь из виду? Отпечатки пальцев? Мало ли в квартире отпечатков, главным образом, славинских? Под судом и следствием Жека не находился, в картотеках не фигурирует. Излишнюю настороженность сыщиков могло бы вызвать как раз полное отсутствие отпечатков.
Борюсик, тот орудовал в перчатках. Вот они, лежат на краешке журнального столика. Обычные резиновые перчатки для разнообразных хозяйственных нужд: раковину там отдраить с порошочком, или женушку снарядить на тот свет. Рядышком примостился заурядный моток клейкой ленты и такие же заурядные ножницы. Борюсик оставил этот реквизит на виду по рекомендации Жеки: мол, так будет естественнее – грабители воспользовались тем, что попалось под руку. Действительно, это покажется очень естественной, очень натуральной деталью. Особенно после просмотра кассеты. Любой следователь придет к выводу, что все происходило тихо-мирно, по-домашнему, так сказать, в любви и согласии.
Жека с трудом заставил себя посмотреть на обреченную женщину. Не хотелось ему убивать. И самому подпадать под расстрельную статью не хотелось. Оставить ее в покое и уйти с деньгами? Но тетка – не последняя фигура на крупнейшем рынке города. Значит, контактирует с местным рэкетом. А деньги немалые. Вычислят, непременно вычислят – у них особые, более надежные, чем у милиции, методы. Найдут, отнимут чужое плюс все, что у Жеки есть своего. Включая здоровье. И что же, дальше топать по жизни лохом сохатым? Да ни за что!
Приблизившись к живому изваянию на стуле, Жека тихо предложил:
– Глаза закрой. Не так страшно будет.
Нет, не закрыла. Вытаращила их так, что они лишь чудом не вылезли из орбит. Тогда он поспешно нацепил ей на нос бельевую прищепку, прихваченную в лоджии, а глаза закрыл сам. Он ничего не видел. Но чувствовал, как бьется, трепещет, извивается в пародии на оргазм сильное живое тело, никак не желающее умирать.
Десять секунд… двадцать… сорок…
– Пф-фф-фф-уу-уу!
Дух убиенной вырвался наружу. Но какой же он оказался зловонный!
В своем вечном оцепенении дожидалась бездыханная Ирина Дмитриевна возвращения мужа, а он все не появлялся, семенил где-то десятой дорогой, оттягивая момент встречи.
Но тем же вечером, часом раньше, часом позже, произошло еще одно событие, на первый взгляд с убийством никак не связанное, однако изящно вписавшееся в предопределенную роком схему.
Еще далеко не старый, хотя изрядно потрепанный жизнью алкаш, добиравшийся на автопилоте домой баиньки, не был знаком ни с двумя заговорщиками, ни с их жертвой. Казалось, уж кто-кто, а он тут совершенно ни при чем. Так только казалось.
Он попал в эту грязную историю прямиком из притормозившей у тротуара белой «девятки», мягким кулем вывалился на мокрый асфальт, но тут же собрался в одно вертикальное целое и зашагал к маячащим в двухстах метрах огням девятиэтажки.
– Во дает! – искренне восхитился наблюдавший за ним из машины крепыш с коротко остриженной колобкообразной головой. – Точно по курсу!
– Сейчас упадет, – предположил его сосед за рулем. У него была точно такая же круглая башка, но очень уж здоровенная, чтобы сравнивать ее с озорным колобком. У колобков не бывает таких чугунных физиономий, оловянных глаз и сигарет в желтоватых клыках. И вообще у парня имелось погоняло – Бур. За «колобка» можно было очень запросто схлопотать.
– Навернулся! – радостно подтвердил третий седок «девятки». Всем, кто ему не импонировал, он обычно предлагал что-нибудь полечить: мозги, зубы, печень. В зависимости от пола «пациента» обещал кастрировать или вывернуть матку наизнанку. У него имелось какое-то человеческое имя, но в своих кругах он проходил как Лекарь, и его это вполне устраивало.
– Подмогнем? – неохотно предложил безымянный колобок, ничем не заслуживший написания с прописной буквы. – Хан велел проводить до самой двери. Чтобы без этих… аксессуаров, во!
– Лично мне в падлу, – не согласился Лекарь. – Сам дошкандыбает, чмо болотное.
– Встанет, – поддержал его Бур, азартно перебрасывая сигарету из одного угла рта в другой. – Алконавты, они живучие.
И снова интуиция его не подвела.
– Ты гля, оклемался! – умилился колобок. – Потопал! А я боялся, что его придется из муляки вытаскивать. Корочки-то новые, сегодня в первый раз набул…
– Лучше бы носки новые набул, – проворчал Бур. – Ты их реже меняешь, чем ботинки.
– Вчера только поменял!
– Ага, с левой ноги на правую.
– Лекарь, подтверди!
– Подперди-подперди, Лекарь, раз дружбан просит.
Того долго упрашивать не пришлось. Дурашливо объявил газовую атаку и первым опустил стекло со своей стороны. Ржали в три глотки, перекрывая звуки потешных лекарских потуг.
Им было весело. Свое ответственное задание «три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой» выполнили с честью.
Позавчера этого же вусмерть пьяного тридцатилетнего доходягу не высадили из «девятки», а, напротив, бережно в нее погрузили. Инструктаж Хана, под которым ходил экипаж, был лаконичным и однозначным. Встретить на улице. Заманить бутылкой и вежливым обхождением. Передать с шестью бутылками водяры на руки Лариске Защеке. Лариску предупредить, чтобы поила «тело» до усирачки, выполняла все его прихоти, а за порог не выпускала. Подкармливать, чтоб не сдох. В очень умеренных дозах клофелин. Через двое суток тело забрать и доставить к месту проживания, но без копейки денег, чтобы оно никуда не рыпнулось.
