– Я о руководителях служб. Денежные должности элементарно продаются. Приличному профессионалу на них практически не попасть. Чтобы отбить деньги, надо красть и делиться. Вот так по всей цепочке – от начальника ЖКХ до думской комиссии. А при этом народу кажется, что торговля депутатскими мандатами – это ерунда, которая их не касается. Для большинства россиян само слово «депутат» что-то вроде матерного ругательства, а правящая партия – опостылевшая картинка в новостях. Но через думские Комитеты продаются министерские портфели, должности в крупных производственных объединениях, в региональных управлениях по социалке, здравоохранению, образованию, дошкольному воспитанию и так далее… А простым людям уже не безразлично, кто станет председателем областного Пенсионного фонда, руководителем регионального Управления здравоохранения, местным чиновником по школам и детсадам: вор, тупица или честный профессионал. Но они не видят связи, не хотят понимать, откуда ноги-то растут, – Дугин внезапно повернулся к Ларину лицом. – Вот ты и должен будешь связать в сознании людей эти две вещи.
– Я не волшебник, Павел Игнатьевич, – ответил Андрей.
– И я не волшебник. Но есть одна многоходовая и опасная комбинация. Я долго думал над ней. Для начала придется ввести тебя в думские коридоры, ты станешь одним из звеньев цепочки.
– Вам это не кажется фантастикой? – не стал скрывать Ларин своих сомнений.
– Нисколько. Но придется устранить Янчевского, и ты займешь его место. Как? Об этом чуть позже. Не переживай, он уже десять раз заслужил наказание. За ним два изнасилования несовершеннолетних, причем одна девушка после этого наложила на себя руки – с крыши своего дома спрыгнула. А еще…
– Мне и этого достаточно, – остановил Павла Игнатьевича Ларин.
– Но только устранить его придется аккуратно, так, чтобы сперва ни у кого не возникло сомнений, будто это Божья кара. Вот, как случилось с «топтунами» – сосулька могла упасть и тебе на голову, но «Бог на них послал», потому что наше дело правое, а их – нет. Итак, слушай…
Средиземное море плескало в берег ласковыми волнами. Небольшой старинный город Сичез поблизости от Барселоны жил своей обычной курортной жизнью. Белели паруса и топорщились мачты в яхт-клубе, отгороженном от открытого моря длинным волноломом из каменной наброски. На пляжах нежились туристы. Парочка бомжей-албанцев, стоя на пирсе, добывала себе на выпивку ловлей крабов. Они на веревке опускали на полчасика в воду тухлую курицу-гриль, завернутую в рваную майку, а потом вытаскивали и собирали уцепившихся за нее крабов, чтобы сдать в ближайшее кафе.
Сичез – городок не только старинный, но и фешенебельный, без больших денег там делать абсолютно нечего. Во все времена здесь любили останавливаться знаменитости. Постоянно отдыхали и писатель Честертон, и режиссер Бюнюэль. А через дорогу от променада на клумбе перед одним из средневековых домов высился небольшой постамент с памятной табличкой, извещавшей, что именно здесь жил и творил великий художник эпохи Возрождения Эль Греко. Естественно, владелец этого исторического дома не упустил случая заработать на этом. На первом этаже располагался один из самых дорогих ресторанов на здешнем побережье, названный скромно и со вкусом «Эль Греко».
Дорогой – это еще не значит броско-шикарный. Солидная мебель, сделанная на века, компактный и уютный зальчик на десяток столиков, небольшое возвышение, на котором по вечерам исполняли классическую музыку, на стене две оригинальные картины кисти самого Эль Греко. А подобными не каждый столичный музей живописи может похвалиться. Как обычно, днем посетителей было немного. Чуть слышно звякали столовые приборы, велись тихие задушевные разговоры.
С улицы зашел старый испанец в добротном светлом костюме и сел за столик. Официант торжественно подал ему меню в кожаной обложке. Старик хлопнул себя по карману, виновато улыбнулся и сильно прищурился – не мог, бедняга, прочитать без забытых дома очков ни строчки. Официант, солидный, как университетский преподаватель, попросил подождать секундочку, сходил за перегородку и вернулся с деревянным ящичком, в котором ровными рядами были составлены десятки очков всех мыслимых и немыслимых диоптрий. Посетитель привычно выбрал себе подходящие очки и погрузился в чтение. Все это священнодействие, невозможное даже в самом крутом российском ресторане, произошло не показушно, а без лишних понтов, чинно и спокойно. Чувствовалось, что традиция держать очки для забывчивых посетителей существует тут уже целое столетие, а то и больше.
Внезапно «скромное обаяние буржуазии» в стиле Бюнюэля было нарушено самым наглым образом. Жалобно звякнул колокольчик у входной двери, и в небольшой зал не зашла, а ввалилась шумная компания. Похмельный Паша Янчевский, прилетевший в Барселону на выходные, решил оторваться с двумя девицами, прихваченными из Москвы.
Столовые приборы, которыми почти бесшумно ела солидная публика, зависли над блюдами. Троица нормально смотрелась бы на пляже, но только не здесь. На Паше были широкие шорты, доходящие до колен, и крикливо-красная майка с державной эмблемой родной партии-кормилицы и с двуглавым орлом. Длинноногие девицы своими вызывающими нарядами подозрительно напоминали проституток.
– Вау… – разочарованно протянула блондинка. – Ты же, Пашка, обещал самый дорогой и навороченный ресторан. А тут забегаловка какая-то, – оглядела она однотонные стены с ренессансной лепниной и белоснежные скатерти.
– Пошли отсюда, – предложила брюнетка.
– На хрен мотаться? Лишь бы бухло человеческое нашлось, – Янчевский, шлепая сланцами, пересек зал, плюхнул на стол борсетку, после чего звонко щелкнул пальцами над головой и выкрикнул: – Эй, человечек!
Официант нервно сглотнул, но все же сохранил профессионально-вежливое выражение лица и подал Янчевскому с «дамами» меню.
– Что ты мне тут тычешь? – отмахнулся от кожаной обложки Паша. – Все равно по-вашему ни хрена не понимаю. Ты нам пельмешек, что ли, сообрази, да и водочки.
Официант смотрел непонимающе. Старик-испанец, ничего не говоря, положил очки в ящичек, закрыл меню и покинул ресторан.
– Пель-ме-ни, – по складам произнес Янчевский, словно от этого официант мог понять незнакомое ему слово. – Я же тебе человеческим языком говорю. Пельмени сообрази и водочки. Мы же вам всем деньги платим – великая энергетическая держава, могли бы уже и русский выучить.
– Да не видишь, он же чурка неотесанный, – засмеялась блондинка.
– Пельмени? – наконец повторил официант, хотя было ясно, что слова не понял.
– Водяру сперва принеси, – напомнила брюнетка.
Официант удалился, на ходу бормоча под нос «пельмени», боялся забыть это слово.
Ларин, сидевший за угловым столиком вполоборота к компании соотечественников, ненавязчиво к ним присматривался и чинно ел суп-гаспачо.
На кухне ресторана, наверное, все же нашелся тот, кто разгадал «ребус» Янчевского. Ведь вернувшийся официант принес-таки равиоли.
– Видишь, – обрадовалась брюнетка. – Они, как и наши чернозадые, только вид делают, что не понимают. Пельмешки!
Официант поставил перед Янчевским рюмку, хотел влить в нее немного водки – клиенту на пробу. Вдруг не понравится? Но Паша прижал ладонью горлышко.
– Полную лей! И телкам рюмашки принеси. А то они типа трезвые будут, а я вдребезги бухой?
Ларин продолжал наблюдать за Янчевским. Следил он за ним с самого утра, а потому теперешнее хамство молодого политика его особо не впечатляло. И не такое вытворял. Правда, теперь хоть мата от него не слышал. Удивляло другое: в принципе люди типа Янчевского, когда надо, умеют вести себя относительно пристойно, но временами позволяют себе форменное скотство.
Паша тем временем поставил полную рюмку на локоть и, поднявшись, громогласно произнес:
– За Великую Россию! Гип-гип, ура! – после чего по-гусарски, с локтя, и выпил.
По смыслу вроде бы все было правильно и идейно выдержано. Ларин и сам не имел ничего против величия России. Но «мелкий бес» Янчевский заражал вирусом похабства все, к чему прикасался. О любви к Родине ли, к женщине ли нельзя кричать, паясничая на публике. Любовь – она должна быть в сердце, в голове и в поступках.
Водка, принятая на вчерашние дрожжи, быстро подействовала. Янчевский принялся нести девицам всякую муть, похваляясь тем, какой он «великий и ужасный». Троица явно начинала скучать, маяться.
Ларин не мог взять в толк, какой смысл было ехать за тридевять земель в Испанию, чтобы пожрать водку и пельмени, если все это и на родине сделать можно. Вряд ли и сам Янчевский мог бы дать толковый ответ на этот вопрос. Наконец заскучавший Паша вновь подозвал официанта щелчком пальцев.
– Ты, это… нам с собой собери. Пузырь еще один холодненький, ну и пайку. Мы на пляже догонимся.
