наверняка клюнут.
– Да, скорей всего, они клюнут, – опять согласился шаман. – И желательно эту информацию слить так, чтобы это услышала не только хозяйка, но и Борис. Неизвестно, захочет ли мать рассказать ему об услышанном.
Я только кивнул, соглашаясь с этим, действительно, тетя Тамара, если она в курсе всех дел Борьки, может и не сказать ему про меня. Не потому что переживает за меня, а потому что очень переживает за Борьку, ведь для нее он единственный свет в окошке.
Мама тоже поддержала:
– Да, правильно, надо, чтобы белобрысый услышал. Но это не проблема, и у Лешки, и у Генки язык без костей, выболтают так, как надо. Не зря их в менты устроили.
– Значит, так и делаем, – повел итог Наиканчин. – Надо только выбрать место, где ты будешь прятаться, а дальше все по плану.
– Вы что, хотите, чтобы Коля действительно оказался в избушке? Один?
Как она ни старалась спрашивать это спокойно, в голосе мамы я уловил тревогу.
– Зачем это? Просто устройте засаду где-нибудь на дороге, и всех дел…
Я хоть и не отказался бы, если надо для дела, в действительности послужить приманкой, но зачем это, тоже не понимал. Можно ведь так, как говорит мама.
– Да, это было бы проще всего, но надо учитывать и то, что они хоть и поверят, но сначала наверняка захотят проверить информацию. Я думаю, что вряд ли они сразу кинутся туда всей толпой. Сначала отправят разведку. Во всяком случае, я бы так поступил.
Блин, а ведь он прав, подумал я.
– Да, мама, надо делать так, как говорит Роман Иваныч. Нельзя в этот раз промахнуться, у нас времени совсем нет.
– Хорошо, – голос мамы стал совсем бесцветным. – Но чтобы в лесу тебя обязательно подстраховали наши ребята.
– Конечно! Не беспокойтесь, Анна Ивановна. Я своих орочонов посажу, от них в лесу никто не скроется.
– Хорошо. Только пусть не пьют там, – окончательно сдалась мама. Она встала. – Я пойду до бабушки, расскажу ей, а вы пока придумывайте, где будет прятаться Колька. Думаю, ментов проинструктирует сама мама.
– Это было бы отлично, – сразу согласился Наиканчин. – Она им как раз ихним языком все растолкует. Все же родственные структуры.
Когда мать ушла, я обзвонил своих мужиков, определяясь, все ли готово к сегодняшнему обмену заложниками. Как ни важно было то, что мы сейчас обсуждали, дело с заложниками было главным. Если там что-то пойдет не так, это перечеркнет все сегодняшние договоренности, и мы опять окажемся между двух огней. Хотя самое главное даже не это, главное то, что если я не вытащу сегодня своих людей живыми, то это посеет сомнения в том, что мы действительно Семья, а не просто криминальная фирма. Вот этого мне дядька даже мертвый не простит. Да и сам я себе не прощу.
Однако после всех звонков меня отпустило, все было четко – все знали, кто куда едет, кто кого берет. Но я решил, что все равно, если не случится форс-мажор, я сам появлюсь там. Не столько для того, чтобы самому проконтролировать обмен, сколько для того, чтобы успокоиться. Есть у меня такая вредная привычка, мне всегда кажется, что, если я сам не возьмусь за дело, что-нибудь обязательно накосячат. Дядя Афанасий часто ругал меня за это, приучайся доверять людям, повторял он. Пусть они почувствуют ответственность, это дисциплинирует.
Шаман, молча слушавший мои переговоры, высказался по этому поводу почти словами дядьки:
– Ты что – не доверяешь тем людям, которых назначил на это дело?
– Доверяю.
– Тогда зачем ты их по десять раз перепроверяешь? Нервы им накручиваешь? Мужики ведь не безголовые. Твое дело организовать, их дело – выполнить все, как ты приказал. А контролировать каждый шаг подчиненных…
Он махнул рукой.
– Ладно, не подумай, что я лезу в твои дела. Давай вернемся к тому, что мы обговаривали.
Они все-таки добрались до меня. Я чувствовал, как в спину упирается ствол пистолета, толстомордый качок, тот самый, которому Валерка воткнул нож в ладонь, с садисткой ухмылкой вдавливал ствол мне в тело. Вокруг было множество людей, но я никого не мог узнать. Как только я начинал вглядываться в лицо человека, он тут же расплывался и терял все узнаваемые черты. Несмотря на это, я точно знал, что тут в избушке находится безухий москвич Николай, его улыбку я замечал несколько раз. Почему-то тут же находился китаец Линь, а из-за спин безликих людей на меня иногда взглядывал Борька. Он тоже ухмылялся.
Этих я ожидал увидеть и не удивился, но другие лица, тоже возникавшие в разных местах среди толпы, озадачили меня. Я узнал Наиканчина, потом бабулю и даже разглядел в углу Сашу. Я вдруг ясно понял – все они сговорились против меня. Однако эта мысль не напугала меня и даже не вызвала сильных эмоций, проклятый ствол все больше входил мне в спину, не давая думать ни о чем другом. Я застонал и попытался увернуться от воткнувшегося оружия. Резко дернулся вперед и в сторону, но ноги у меня были связаны, и я повалился на пол.
– Чтоб тебя!..
Я громко выругался и вскочил, дикими глазами осматривая пустую избушку. Твою медь! Это был сон! Однако спина болела на самом деле. Я ощупал место, где болело, потом пошарил по импровизированному матрасу, сделанному из нескольких старых пуховиков. Черт, в спину мне давил пластиковый контейнер из-под витаминов, лежавший в кармане старого пуховика. Как я не заметил его, когда укладывался.
Дурацкий сон. Похоже, все тревоги, подспудно сидевшие в мозгу, вырвались на свободу и устроили мне такое зрелище. К черту! Я натянул берцы, стоявшие у грубого, сколоченного из толстых досок топчана и вышел наружу.
Тут, за дощатой дверью охотничьей избушки, мир был полной противоположностью моему настроению. Где-то за сопкой, у подножья которой пряталось неказистое жилье, уже вставало солнце. На кусочке неба, проглядывавшем между крон деревьев, белоснежные облачка весело сверкали, отражая лучи светила. Ветерок чуть слышно шуршал по вершинам лиственниц, а ручей внизу, в десяти метрах от избушки, вплетал свое журчание в утреннюю увертюру. Вся лесная живность уже проснулась, насвистывала, куковала и вообще всячески радовалась жизни.
Я отошел к кусту, постоял, проникаясь этим настроением и забывая кошмар разбудивший меня. Черт, почему людям не живется, как этим птахам? Ведь мир так прекрасен! Я издал какой-то индейский клич и бегом рванул к ручью. Холодная прозрачная вода еще добавила мне жизни – я был готов свернуть сейчас горы. Плеская воду в лицо, я весело замурлыкал.
– Николай,
