– Оставьте мою дочь в покои. Не звоните больше ей, – попросила Дашина мать. Федор настаивать не стал. Положил трубку.
* * *
И оставшись один, он теперь частенько задерживался на работе допоздна, не раз вспоминая бывшего начальника эскпертно-криминалистического отдела, Антоныча. Мудрейший был старик. И изречение его, что у опера не может быть семьи, верное. Хотя бы по отношению к Федору. Нет у него семьи, и не будет.
Федор убрал в сейф толстенную папку с уголовным делом, в котором прибавилось теперь несколько протоколов допроса полковника Скворцова и охранников стадиона. Все они стали давать показания.
В управлении уже давно никого не было. И та тишина, которая царила сейчас в коридоре, казалась непривычной. Потому что днем в коридоре слышались голоса, шаги сотрудников и посетителей. Ощущалось какое-то движение. А сейчас, будто все замерло, погрузилось в дрему. И только один майор не спит. Вдруг в этой тишине, Федор услышал шаги. Даже удивился. Кому неймется побродить здесь да еще в такое время. Шаги приблизились к двери майорского кабинета. Дверь открылась, и в кабинет вошел Грек. Уставился на Федора так, словно они давно не виделись. Хотя расстались всего несколько часов назад. Но Грек ведь мастак кроить мордашки. Скроил и на этот раз. Удивленную.
– Смотрю, свет у тебя горит, – сказал он, улыбаясь. – Чего домой не идешь?
Федор решил соврать. О том, что дома ему одному тоскливо, говорить не стал. Лучше нет сослаться на работу. Поэтому кивнув на кипу бумаг, лежащих на столе, сказал:
– Работы полно. Надо справку подготовить для начальства по делу.
Грек, кажется, не поверил. Хитро глянул на майора.
– Ага. Говори. Справку ему подготовить. Врешь, майор.
Федор чуть не разозлился. Он что, должен отчитываться перед этим усачом, почему засиделся в своем кабинете. Вот чего тут делает Грек. Шел бы к себе. А то повадились с Ваняшиным торчать тут. Да мало того, этот усач еще наезжает, а Федор вынужден защищаться. Лучшая защита, это нападение. И Федор сказал напористо:
– Нет, а чего здесь делаешь ты? Ведь вы же поехали с Ваняшиным провожать Оксану на вокзал.
Грек совсем невесело взглянул на майора и махнул рукой.
– Я не поехал с ними. Ваняшин один поехал. Его дело молодое. Чего я мешаться буду. Может, у него чего с ней и получится.
Федор сказал с укором:
– А ты, стало быть, уже старик?
В глазах у Грека была грусть. Он вздохнул.
– Старик, – сказал он и замолчал, вытягивая из майорской пачки сигарет, сигарету. Закурил, потом все с той же грустью проговорил: – Веришь, Федор, я стал замечать, как жизнь проходит. Раньше не замечал. Все торопился, куда-то, зачем-то бежал. А теперь, вроде, и торопиться-то некуда. А Лешка пусть едет. У него еще все впереди. Может, чего и заладится с этой Оксанкой. Она – красавица. Он – ничего. Детишек нарожают. А, Федор, как думаешь? А я крестным буду у них.
Федор смотрел на Грека и видел, что капитан, захандрил. Наверное, позавидовал им молодым, и захандрил. Потому что, как не прискорбно сознавать, но прав Грек. Не видел он жизни. Не видел настоящего семейного счастья, потому что обошло оно усатого капитана стороной. И Федор вздохнул. Обидно стало. Не за себя. За друга.
Майор открыл сейф, достал бутылку водки, кусок полукопчоной колбасы и булку, купленную почти неделю назад и уже успевшую зачерстветь. Из стола достал два пластмассовых стаканчика, в которые и разлил содержимое бутылки.
Грек взял свой стакан, заглянул в него и, вздохнув, сказал:
– Вот ты, майор, скажи мне.
Федор приготовился выслушать.
– Почему у нас, врачей боготворят, учителей уважают, торгашей любят, а ментов – на дух не переносят, как заразу. Обидно, за свою профессию.
Федору тоже было обидно. Выпив свой стакан, майор почувствовал, как сразу полегчало на душе. И плевать, что их ментов не любят. Сказал Греку просто:
– Это потому, Сан Саныч, что мы с тобой, как дворники. Что те в мусоре копаются, что мы. Потому и зовут нас – мусорами. Но ты не грусти. Не такая уж у нас плохая профессия. В мусоре копаемся, а рук своих мы не замарали. Согласен?
Федор посмотрел на Грека. Кажется, зацепило капитана, улыбаться стал Грек. Хотя самому Федору было не до улыбок. Тосковал по Даше. Только тоску свою перед друзьями старался не выдавать. Это его личное. Его – тайна. И тут же Федор предложил:
– Знаешь что, Сан Саныч, давай по второму? За наши чистые руки.
– А почему бы и нет? – оживился Грек и добавил: – И за совесть!
Федор стал разливать водку, и тут они оба услышали, как по коридору кто-то идет. Грек сразу схватил стаканы, а Федор поставил на пол бутылку.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Ваняшин. Сразу догадался, чем тут занимаются старшие товарищи.
– Леха, е-мое! Ты откуда взялся здесь? Ты же поехал на вокзал, проводить девушку? – улыбаясь, спросил Федор. – Мы уж тут думали, скоро женим тебя. Вот насчет приданого соображаем, – подмигнул Федор Греку. – Сан Саныч в крестные готовится к тебе.
Ваняшин расплылся в улыбке, когда Грек поставил перед ним стакан, а Федор тут же наполнил его.
– Не, я только после Сан Саныча женюсь, – пообещал лейтенант.
– Ну тогда тебе долго ждать придется, – сказал, вздохнув Грек.
– Ничего, ничего, – сказал ободряюще Федор. – Время терпит. Он еще молодой. Можно и подождать. Вот станет наш Леха майором…
– Почему, это майором? – закапризничал Ваняшин. – Бери, выше, Николаич. Ниже подпола я не согласен, – пошутил лейтенант.
Федор улыбнулся его шутке.
– Да, в общем-то, Леш и не так важно, кем ты станешь. Важно другое. Чтоб у тебя навсегда остались теплые воспоминания о нашей дружбе. Сядешь ты, когда-нибудь вот так, нальешь в стакан водки и вспомнишь нас с Сан Санычем.
– Только вспоминай добрым словом, – вставил Грек, подняв в руке стакан. – Потому что мы тогда уже будем…
– Да, не важно, где мы тогда будем. Важно другое, что мы когда-то были. И не просто были, а честно выполняли свою ментовскую работу. Так давайте выпьем, за нас, за оперов!
* * *
Федор открыл дверь своей квартиры, вошел и, растерялся. Перед ним стояла Даша. Вот уж действительно, чего он никак не ожидал. Увидев его, Даша смущенно пожала плечами и улыбнувшись, сказала:
– Это, наверное, выглядит с моей стороны, как наглость. Но вот я пришла. Я не могу без тебя, Федор. Думай обо мне что хочешь, но я не могу. Даже если ты будешь прогонять меня, я не смогу уйти.
Она чуть не расплакалась. Не знала, как он отреагирует на ее возвращение. Вдруг, тут уже хозяйничает другая женщина, тогда не стоило и возвращаться. И только, когда, пересилив робость, переступила порог его квартиры, поняла, никто тут не хозяйничает. И все осталось так, как было при ней. Так же разбросаны вещи. Его и ее. В тот день Даша торопилась, не знала, что надеть. Достала из гардероба платье, хотела надеть его, но в последний момент раздумала, бросила его на спинку кресла. Так оно там и лежит.
Даша осмотрелась, и ей показалось, что она вовсе никуда и не уходила от Федора. Просто она заснула, на какое-то время и терпеливо дожидалась, когда Федор придет, поцелует ее и разбудит.
– Дашка, милая моя! Родная! Ты даже не представляешь, как я рад.
Федор схватил Дашу в свои объятия, впиваясь в ее слегка влажноватые губы. А Даше показалось, что еще немного, и она задохнется. Таким, долгим был этот поцелуй. Но она не убирала своих губ от губ Федора. Хотела, чтобы он ее целовал. Целовал долго, до бесконечности. Пусть, пусть она задохнется и умрет. Но умрет в его объятиях, потому что сейчас, она чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. И ей хотелось кричать о своем счастье, чтобы все услышали и позавидовали. Потому что, не пережив того, что пережила она, нельзя быть такой счастливой. Так считала сама Даша. Она пересилила свою гордыню и вернулась, уступая лидерство ему. Мужчина, по своей природе должен быть лидером перед женщиной. А она должна одаривать его лаской и быть верной хранительницей семейного очага. Даша чувствовала в себе уверенность. Она сумеет.
Отдышавшись после поцелуя, Даша решила настоять, чтобы Федор наконец-то выслушал ее до конца.
– Федор, я долго думала о себе, о тебе и пришла к выводу, что нам надо с тобой пожениться. Чтобы у нас все было как у всех.
Федор сейчас был готов согласиться со всем, чего бы она ни предложила. Со счастливой улыбкой, кивнул. Пожалуй, придется усатому Греку быть крестным у него, а не у Ваняшина.
– Но прежде, чем ты сделаешь мне предложение, я хочу тебе кое, что объяснить…
Федор не дал ей договорить.
– Не надо ничего объяснять. Ты вот тут со мной. Я могу, целовать тебя. Вдыхать запах твоих волос. Ты никогда не задумывалась о том, как пахнут твои волосы? – вдруг спросил он.
Даша почувствовала, что ее пробирает дрожь от его прикосновения. Руки Федора скользнули к ней под кофточку, медленно, без излишней суеты, расстегнув застежку лифчика. И вот уже его пальцы с осторожностью разминают ее упругие груди.
