— Хорошо, мы это сделаем, Иван Александрович.
— А Долматовой, при случае, задайте прямой и неожиданный вопрос: кто и когда предупредил ее о проверке, которую проводил Воловод? Как она, интересно, прореагирует… А этот Эльдар Мамедов… Не показал что-нибудь новенького?
— Нет, Иван Александрович. Сидит, повторяет одно и то же.
— Ладно, пусть повторяет. Мне кажется, это как раз неинформированный человек, скупщик, которому мало что позволено было знать.
* * *
Обыск в доме Валентины Долматовой дал следствию новую пищу для размышлений. Прежде всего бросалось в глаза обилие дорогих импортных вещей: две стенки, два холодильника, хрустальные люстры во всех комнатах (а их в доме четыре), ковры на полу и стенах, три цветных телевизора (один из них, небольшой, — на кухне), два видеомагнитофона, на окнах — тончайший тюль и сказочной красоты шторы… Платяные шкафы оказались забиты вещами самыми модными и дорогими. В потайных местах — в диванах и во втором дне платяного шкафа — найдены были драгоценности, в железном ящике-сейфе, замурованном в стене, — тугие пачки денег. Второй сейф, небрежно засунутый под разный хлам в сарае, также хранил деньги.
Но больше всего Русанов изумился, когда Василий Иванович позвал его в просторный каменный гараж, где стояла новая машина. Внутренняя дверца из гаража вела в пристройку, которая даже при беглом взгляде напоминала филиал какого-то военного склада. Чего тут только не было! Зеленые военные плащи и плащ-накидки, сапоги хромовые и кирзовые, стопки фланелевых портянок и комбинезоны химзащиты, газосварочный аппарат и котел полевой кухни, ящики из-под кумулятивных снарядов и полевые четырехместные палатки, топоры и лопаты, скаты от грузовиков и трехпалые солдатские рукавицы, ракетницы, стропы от парашютов, бочонок с автолом, походный, выкрашенный защитной краской движок, противогазы, старая портативная пишущая машинка, связки коротких водопроводных труб, узкие матрацы с солдатских кроватей…
— Ну, каково впечатление? — спросил Краснов, и Виктор Иванович только и смог что развести от удивления руками. Зачем это одному, пусть и двум людям? Допустим, водопроводные трубы еще могут пригодиться в частном доме, а противогазы, палатки, ракетницы, наконец?
— Пара грузовиков потребуется, чтобы вывезти отсюда это богатство, — следователь прокуратуры обвел глазами пристройку. — И сколько же времени потребовалось Рябченко, чтобы натаскать сюда столько вещей?!
Василий Иванович потянулся к одной из высоких, под самым потолком пристройки, полок, взял наугад картонную коробку, открыл ее. Теперь пришла очередь изумляться ему самому: в промасленной тряпице блеснули при свете тусклой электрической лампочки боевые патроны от автомата Калашникова.
— Это находка посерьезнее, Виктор Иванович, — сказал он Русанову.
— И доказывает версию, что Рябченко был связан с преступниками, снабжал их боеприпасами, помог похитить оружие, — подхватил Виктор Иванович.
Они пригласили понятых, соседей Долматовой, присутствующих при обыске. Пожилые люди, мужчина и женщина, несмело приблизились к боеприпасам, с немым любопытством и заметным страхом смотрели на патроны.
— И так у Валентины дом — полная чаша, так еще и патроны им зачем-то, — осуждающе сказала женщина и глянула на безмолвно стоящую тут же хозяйку дома. — Зачем это тебе? — строго спросила она Валентину.
— Анатолия спрашивайте! — с вызовом дернула та плечом.
— Конечно, это прапорщик ее сюда натаскал, — сказал мужчина и сплюнул. — Пол-армии приволок. На продажу, что ли, готовил? И патроны загнать собирался, не иначе. А может, с бандитами какими был связан, с этими… как их, Дусь? — затеребил он жену. — Мы еще про них по телевизору передачу глядели.
— Ракетеры, кажись, или рокеры, — отмахнулась жепщина.
— Рэкетиры, — подсказал Краснов.
— Во-во! Они самые! Может, Толька и был с ними. Зачем, иначе, ему патроны? А прихлопнули его дружки, не иначе. Пушку какую не поделили, а то и танк. У них не заржавеет и танк украсть, што ты думала? — напустился мужчина на жену, хотя та и не собиралась с ним спорить. — Тьфу! За кого воевали, Евдокия, за кого кровь на войне пролили? За них вот, да? За ихнее богатство?! Ты погляди, што тут делается! А в доме… Тьфу, бесстыжие!
— А скажите, гражданка, — обратился Виктор Иванович к понятой. — Долматова с Рябченко… как они жили? Общались с вами, в гости вы ходили друг к другу? Соседи ведь, много лет рядом живете.
— С матерью ейной, когда она тут жила, мы вроде и подругами считались, — стала рассказывать женщина, осуждающе поглядывая на Валентину, зябко кутающуюся в платок. — А потом Валентина как отрезала, отказала мне, считай, от дома. Соли попросить или там хлеба взаймы и то…
— Что же, они вас и не пускали к себе?
— Да пускали, почему?! Но как-то так, с оглядкой, в кухню. Богато Валентина жить стала, это я поняла, вот и от соседей стала прятаться.
— Да не плети ты, теть Дусь, — вяло возразила Валентина. — Чего мне от тебя прятать?
— Да вот это самое, — женщина повела рукой.— Нехорошо вы с Анатолием жили, Валентина, нехорошо. Собачились, грызла ты его. Уж я слыхала.
— Хорошо, спасибо, — поблагодарил Краснов понятых, — Подпишите вот здесь и вот здесь.
Пока мужчина читал протокол и подписывал его, Виктор Иванович разговорился с женщиной.
— А кто бывал в гостях у Анатолия? — спросил оп. — Может, приезжал кто, на машинах?
— Приезжали, как же! И на белой, и на черной… Да я в их по понимаю, гражданин хороший. И молодые мужики приезжали, и девки, размалеванные, как сучки. Тьфу!… Кто ж Тольку-то пристукнул, сынок? Не споймали их?
— Пока нет, не нашли еще убийцу, — вежливо улыбнулся Русанов. — Всему свое время, найдем.
И снова тягучий, вроде бы и безрезультатный допрос Валентины Долматовой. Ее односложные, скучные ответы: нет, ничего об убийцах не знаю, даже не предполагаю, кто и почему мог это сделать. Про оружие и патроны в пристройке тоже ничего сказать не могу — надо бы у «самого» спрашивать… Живем не по средствам? Почему вы так считаете, гражданин следователь? Сейчас все хорошо живут. Дом мне мать оставила, на машину заработала, ковры, хрусталь, телевизоры… Мы с мужем оба неплохо зарабатываем, детей нет, тратить не на кого. Вот и покупали вещи…
Допрос шел в кабинете Краснова, в здании областной прокуратуры. На улице вовсю валил снег, и все трое — Краснов, Долматова и Русанов — время от времени переводили взгляды за окно: редко бывают такие снегопады даже в разгар зимы, а водь декабрь только-только начался.
— Да-а, — протяжно вздохнул Краснов. — Жаль, Валентина Васильевна. Мы полагали, что вы станете помогать следствию, а значит и себе… Жаль!
— Чего помогать?! Себе веревку, что ли, мылить? — вспылила Валентина. — Что знаю — то и говорю. А наговаривать на себя…
— Наговаривать на себя не нужно, но и скрывать содеянное нет смысла, запомните!… Вы, Долматова, подозреваетесь как соучастница в умышленном убийстве Анатолия Рябченко, вашего супруга. Я вынужден задержать вас.
— На родного мужа руку поднять?! Да что вы такое говорите?!
— Подозрения у следствия серьезные, Валентина Васильевна, и дай бог, чтобы они отпали. Еще раз повторяю: добровольные признания облегчат вашу участь, Подумайте об этом.
Сапрыкин быстро догадался о задержании Долматовой. Он позвонил в изолятор брака, и несколько растерянный женский голос сказал ему, что Валентины Васильевны нет, и когда она будет — неизвестно. А кто ее спрашивает?
Семен гнул свое:
— Она что — захворала? Или как?
— Да нет, не заболела. Но… понимаете… Ее вызвали в прокуратуру, вчера еще, она ушла и… Это Виктор Михайлович говорит?
— Да-да, Виктор Михайлович! — Сапрыкин брякнул трубку на аппарат, постоял в раздумье. Звонил он с завода, из гаража. Ему стало ясно, что Валентину взяли и ждать больше нечего. Рано или поздно могут прийти за ним — рассчитывать на то, что Валентина промолчит, не назовет его имя, особо не приходилось. Следователи будут давить на нее, собирать улики, спрашивать, спрашивать и спрашивать. Потом поймают ее на какой-нибудь неточности, снова начнутся допросы… Выдержать их может далеко не каждый человек. И если ее заподозрили в причастности к убийству Анатолия?… М-да-а… Значит, нашли труп прапорщика, значит, что-то такое есть в руках следствия… Плохо. Что-то они с Дюбелем не додумали. Труп надо было сжечь, концы спрятать получше. Да и Валентина — неужели призналась? Ведь для нее же, сволочи, делали!
Была вторая половина дня, его КамАЗ с полными контейнерами мусора стоял наготове, но ехать Сапрыкину расхотелось. Он пошел в диспетчерскую, сунулся в окошко.
— Слышь, Зинаида! — сказал он женщине-диспетчеру. — Сломался я, топливо не поступает. На ремонт, видно, стану.
