Пора, подумал Боб Уолберг. Вокруг него кружились репортеры, которые постоянно садились и вскакивали, толпясь в проходах галереи для прессы. Нетрудно было различить агентов секретной службы в их деловых костюмах, старающихся уследить за всеми. С бесстрастным видом он поднял портфель на колени и со щелчком открыл его. Он знал, что охранники наблюдают за его движениями, но его портфель уже осмотрели на входе, и бомба не была обнаружена. Поэтому они и не старались найти ее сейчас. Вряд ли кто-нибудь мог ее обнаружить, пока не будет слишком поздно.
Вдоль заднего ряда галереи для прессы стояли несколько мужчин в форме. Но Страттен предупреждал, что они не представляют опасности. Это были люди из отряда полиции Капитолия, и большинство из них являлось случайными людьми — студентами, нанятыми на полдня.
Вытащив блокнот и карандаш, он защелкнул портфель. Затем взглянул на часы: 12.10. Начало затягивалось, как всегда. Когда он ставил портфель вниз, под сиденье между лодыжками, он коснулся заклепки под латунной защелкой и таким образом включил механизм отсчета времени. Его всегда можно было остановить — в этом состояло преимущество секундомера перед обычными часами.
Но теперь он отсчитывал секунды, и Боб Уолберг знал, что у него есть тридцать минут на то, чтобы убраться отсюда.
Его ноздри расширились, и он начал потеть.
Галереи заполнялись людьми.
В дальнем конце галереи для прессы он увидел Сандру Уолберг, выглядевшую вполне профессионально с открытым блокнотом на коленях и занесенным над ним карандашом.
Внизу конгрессмены устраивались в полукруглых рядах кресел. Из двери позади трибуны спикера появился сам спикер палаты представителей Милтон Люк. Привратник сопровождал сановников к центральному проходу и усаживал их. Место Боба Уолберга было в третьем ряду галереи для прессы, над трибуной и несколькими ярдами левее ее; он окинул критическим взглядом расстояние и подумал, что взрыв должен снести добрую часть левой стороны кресел палаты представителей.
Кто-то устанавливал микрофон и дул в него для проверки; эти звуки раздавались эхом из динамиков. На трибуну взошел священник палаты представителей, и усилители донесли до Боба Уолберга его старческий, потрескивающий голос: «Благословен народ, живущий в Господе…» — и в голове Боба автоматически всплыло: Псалмы, стих 33, строфа 12. На мгновение он вспомнил субботнюю школу при храме в Калвер-Сити и раввина, говорившего добрые, разумные слова о добродетели Божией и людской. Он вспомнил также, как он, тринадцатилетний еврейский мальчик, прошел обряд инициации и отец подарил ему по такому случаю велосипед. В сущности, его отец был глупым и лицемерным буржуа, который притворялся либералом, держал зловонный гастрономический магазин и делал взносы в фонд Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения.
— Господи Всемогущий, — произносил нараспев священник, — в первый день этого Девяносто пятого конгресса мы обращаем к Тебе взоры и благодарим Твою счастливую заботу о нас…
В то лето, когда Боб Уолберг прошел обряд инициации, в местечке Уоттс был погром, и он вспомнил, как отец заряжал дробовик со словами: «Хей, посмотрим, как эти ублюдки пойдут по моей улице!» Это был его отец, произносивший банальные социалистические фразы и первым в округе купивший цветной телевизор, плативший жалкие гроши черным и мексиканцам, которые косили газоны, чистили магазин и убирали в доме Уолбергов, пока те проводили уик-энды в Лас-Вегасе, и посылавший Боба и Сандру в лагеря и школы для «трудных» детей буржуа.
— …Твою мудрость и Твое милосердие на этот новый конгресс, и мы будем восходить на этот священный для нашего народа Холм с молитвой о том, чтобы Ты ниспослал всем, кто служит Тебе в этих стенах, благородство духа и помыслов. Во имя Спасителя, аминь.
Преподобный Мозли спустился с трибуны, и вслед за этим к микрофону приблизился секретарь палаты представителей.
Боб Уолберг взглянул на часы.
— Господа представители, избранные в Девяносто пятый конгресс, сегодня день, определенный Двадцатой поправкой к Конституции и указом номер 94–643 Девяносто четвертого конгресса как день открытия Девяносто пятого конгресса Соединенных Штатов. Как предусмотрено законом, секретарь палаты подготовил официальный список избранных народом представителей. Были получены верительные грамоты от четырехсот тридцати пяти районов, которые должны быть представлены в Девяносто пятом конгрессе…
Бессмысленно было говорить правду этому старому лицемерному чурбану. До него ничего не дойдет, даже если ткнуть его носом.
Посылать помощь Израилю и держать деньги в банке, ведущем дела с Южной Африкой, — его не заставишь даже понять это.
Сейчас клерк зачитает список.
— Штат Алабама, господин Прайс…
12:16, восточное стандартное время.
Еще восемь — десять минут, и нужно уходить. Это не должно выглядеть, будто ты спешишь. Спросить у охранника, стоящего у дверей, дорогу в мужскую уборную.
— Штат Миссисипи, господин Бейли…
Он почти ощущал тиканье часов между лодыжками. Наручные часы показывали 12:19. Взрыв должен был произойти в 12:40, все бомбы одновременно. Выйти в двенадцать двадцать пять, подумал он. Это даст мне пятнадцать минут на то, чтобы убраться отсюда. Линк должен поставить готовый автомобиль на углу нового здания управления сената, а Дарлин будет стоять с «олдсмобилем» на авеню Теннесси, так что мы сможем поменять машину: если какой-нибудь идиот запомнит номер первой, когда они начнут блокировать дороги, мы будем на пути к Балтимору.
«Мученичество, — это дешевка, — вдалбливал в них Страттен. — Любой идиот может быть мучеником. Вы должны доказать, что вы можете сделать это и выкрутиться. Это самое главное, верно? Главное — не просто то, что вы можете нанести удар правительству, а то, что правительство бессильно что-либо сделать в ответ на это».
Агент, сидящий по соседству с Бобом Уолбергом как-то странно посмотрел на него. Боб придал лицу дежурное выражение и сделал вид, что стенографирует что-то в блокнот, лежащий на его коленях.
— По оглашении списка четыреста двадцать семь избранных представителей откликнулись на свои имена. Кворум имеется. Следующим пунктом повестки является избрание спикера палаты представителей Девяносто пятого конгресса. Прошу выставлять кандидатуры… Президиум дает слово господину Брекениэру от Луизианы.
— Господин секретарь, как представитель фракции демократов, я, выражая единогласную волю этой фракции, представляю к переизбранию на пост спикера палаты представителей Девяносто пятого конгресса имя почтенного Милтона К. Люка, представителя, избранного от штата Коннектикут.
— Президиум дает слово господину Вуду от Калифорнии.
— Господин секретарь, в качестве председателя совещания республиканцев и выражая полномочия, указания и единогласную волю этого совещания, я представляю для избрания на пост спикера палаты представителей Девяносто пятого конгресса почтенного Филиппа Крейли, избранного представителя от штата Нью-Йорк.
— Почтенный Милтон К. Люк, избранный представитель от штата Коннектикут, и почтенный Филипп Крейли, избранный представитель от штата Нью-Йорк, приняты как кандидатуры для голосования. Есть ли другие кандидатуры?.. Так как другие кандидатуры отсутствуют, секретарь должен назначить счетчиков голосов. Секретарь назначает господина из Огайо мистера Блока, господина из Иллинойса мистера Уэстлейка, госпожу из Калифорнии миссис Ладлэм и госпожу из Вермонта миссис Моррисон. Счетчики должны выйти вперед и сесть за стол перед трибуной спикера. При зачитывании списка те, кто будет отзываться на свои имена, должны назвать фамилии кандидата, выбираемого ими, — Люк или Крейли. Сейчас клерк начнет чтение списка.
— Штат Алабама, господин Прайс…
Боб Уолберг посмотрел на часы, затем перевел взгляд на другой конец галереи. Сандра смотрела на него. Момент наступил. Он поднялся, бормоча вполголоса извинения даме, сидящей рядом с ним; он положил свой портфель на сиденье, будто бы для того, чтобы взять его, вернувшись, и выбрался в проход, задевая колени сидящих дам, а затем повернул в заднюю часть галереи. Охранник в форме наблюдал за его приближением. Боб прошептал вопрос в ухо охраннику, тот показал пальцем и прошептал что-то в ответ, что, Уолберг не уловил, но, кивнув, поблагодарил охранника и выскользнул за дверь.
12:30, восточное стандартное время.
Двери восточного портика представляли собой наилучший выход из Капитолия, потому что можно было сразу попасть на Мэриланд или Пенсильвания-авеню, не рискуя запутаться в шоссейных переплетениях Молла. Отлично представляя это, Дэвид Лайм расположился рядом с патрульной машиной на Ист-Капитоль-стрит сразу за портиком, где он мог видеть лица всех, кто выходил из здания. Успех этой затеи был сомнителен; безусловно, было сомнительно все, что здесь делалось.
