-Можно и дальше. До Сухуми. Не пропадать же обратному билету.
Она смеялась. Вано горько улыбался.
Жить ей осталось около двух часов.
Суканкасы в наглухо застегнутых плащах тяжело шагали по дощатому настилу, проложенному поверх прибрежной гальки. Навстречу им неторопливо шел милиционер. Они медленно сближались. Никто не сворачивал с тротуара. Сошлись лицом к лицу. Суканкас-старший вдруг приложил ладонь ребром к непокрытой голове и развязно-насмешливо спросил:
-Товарищ начальник, который час?
-Семнадцать минут одиннадцатого.
-Благодарю, товарищ начальник. Порядочек на пляже охраняете?
Разошлись, уступив друг другу дорогу, в разные стороны. Суканкас-младший был бледен, губы дрожали. Укоризненно посмотрел на отца.
-Зачем тебе надо было лезть на рожон, старик?
-Тренирую хладнокровие и волю. - Оглянулся на удаляющегося милиционера.-Недогадливый, небдительный хранитель порядка! Безвестный старшина мог бы прогреметь на всю страну, орденок заработать, если бы скомандовал: хенде хох! Мимо своего счастья прошел, ротозей!
-Неужели бы ты поднял руки, старик?
-Я?...Нет, сынок. Я бы вдоль и поперёк прострочил его живот.
Суканкас-старший еще раз оглянулся и увидел бортпроводницу Ан-24 и её спутника, идущих по деревянному настилу. Смотрел на них и смотрел. Не мог оторвать взгляда. Сын потянул его за полу плаща.
-Что ты делаешь? Пойдем!
Поздно! К отцу и сыну подошли Ермаков и Таня. Суканкас-старший козырнул им, как и милиционеру, но теперь почтительно и ласково. Смотрел он только на стюардессу.
-Доброе утро, девушка.
-Здравствуйте, - приветливо откликнулась Таня.
С тем и разошлись.
Выйдя из парка, примыкающего к пляжу, Ермаков спросил Таню:
-Кто это?
-Не знаю. Наверное, пассажир. Бывший или будущий. У меня тысячи таких знакомых. Узнают. Здороваются. Этот, кажется, недавно летел с нами.
-И я где-то видел этого человека. Поразительное лицо. Собственно, не лицо, а скошенный лоб,широко расставленные глаза, вдавленная переносица... Странно! Память на лица у меня безотказная, а тут...никак не могу вспомнить.
Увидев проезжавшую машину с черно-белыми шашечками, Ермаков поднял руку, закричал:
-Такси!
Они уехали, а Суканкасы остались в приморском парке. Сидели в тени деревьев, на садовой скамейке, курили. Старший встревожен.
-Узнал или не узнал? И надо же было нам на него напороться!... Да еще за два часа до начала дела! Так все было хорошо, и вдруг...
Младший ничего не понял, но тоже всполошился. Озабоченно смотрел на своего папашу, ждал объяснений. И сразу получил их.
-Этот тип, с которым мы сейчас нечаянно столкнулись,-пограничный летчик. И можно сказать, мой крестный отец, будь он проклят. Судьба свела нас на Севере. Меня, беглеца из заключения, где я отбывал десятилетний срок, и его, командира пограничного вертолета. Дело было зимой. За ночь, прихватив чужую упряжку собак и сани с продуктами, я успел отмахать километров сорок и к утру добрался до берега океана. Вот он, Ледовитый, хлещет, плюёт пургой в морду!... Снежные сугробы, ледяные торосы. Белизна и солнечный блеск без конца и края. Где-то там, в каких-нибудь четырёх километрах, остров Ратманов, а за ним-Аляска, Соединённые Штаты Америки. Дав отдохнуть собакам и покормив их мороженой рыбой, я щелкнул бичом и погнал их дальше-в сугробы, в торосы. Вот тут он, пограничный вертолёт, и накрыл меня. Приземлился прямо на лёд. Выскочила солдатня в меховых унтах и полушубках, с автоматами. Схватили меня и моих собачек, погрузили в машину и улетели на заставу... Никто из пограничников не запомнился, а этот, командир вертолёта, почему-то врезался в память. Беседовал он со мной. Кто таков, откуда и почему бежал, за что осужден и всё прочее. Вот так, сынок!... Непредвиденное обстоятельство. Узнал он меня или не узнал?...-спрашивал себя Суканкас-старший. -Плохо, если узнал. Задержат. Начнут выяснять. Могут устроить обыск.
Жадно курил, размышлял. Швырнул сигарету, поправил под плащом оружие.
-Зря я всполошился. У страха, известное дело, глаза велики. Трудно сейчас во мне, чистеньком, узнать вонючего каторжника. В ту пору я был с бородой, черный от лютых ветров и полярного солнца. Не узнал! Не должен. Как бы там ни было, а мы не отступим.
-Может, всё-таки отложим операцию, а? Мне страшно, - пожаловался младший.
-Ну ты, щенок, подбери слюни! Ради тебя заварил я эту кашу. Кто ты и что для них, советских? Сын беглого вора, отродье социально опасного элемента. Не учишься. Не работаешь. Спекулируешь. Воруешь. Всю жизнь будешь мыкаться в ненадежных, подозрительных личностях. А там, в Америке, нам будет обеспечена роскошная жизнь. Слышишь? Неужели мы зря с тобой столько месяцев готовились? Слышишь?! Мы прилетим туда не с голыми руками. У нас есть доллары, золотишко, камешки. Здесь всё это пропадёт ни за что ни про что. Там мы раздуем собственное дело. Да ещё нам помогут земляки из "прибалтийского братства". Заживём припеваючи. Выше голову, парень! Каких-нибудь два часа отделяют тебя от райской жизни. Только два часа. Вставай! Пошли! Схватим в камере хранения свои чемоданы-и айда в аэропорт.
Вано и Таня подъехали к неказистому аэровокзалу Батуми. Ермаков вышел из машины, взял свою спутницу под руку, отвёл её в сторону и вдруг хлопнул себя по лбу с темпераментом южанина.
-Вспомнил! Это же нарушитель!... Пытался бежать в Америку через Берингов пролив. Сидел в тюрьме. Драпанул. Осужден за целый букет преступлений, в том числе и за побег. Срок, конечно, не успел отбыть. Значит, опять сбежал? Его фамилия Суканкас. Литовец по национальности.
-Вот это да! Не поздно ли вы спохватились? Теперь его, пожалуй, днем с огнем не найдешь. Он ведь вас тоже, наверное, узнал.
-Может быть, он еще там, в парке. Пока, Таня! Не улетай без меня.
Ермаков подбежал к стоянке такси и сразу же уехал. Навстречу его машине мчалось такси с Суканкасами, но Ермаков не увидел своего крестника.
Таксист, привезший Суканкасов, остановился на маленькой, окруженной зеленью площади, перед аэровокзалом. Достал из багажника чемоданы. Отец и сын вышли из машины на чуть подплавленный солнцем асфальт. Расплачиваясь с шофером, осторожно оглядывались по сторонам.
Пошли к вокзалу через сильно затененный сквер. Остановились под старой ветвистой пальмой, где не было людей. Старший достал пачку денег.
-С богом!... Ничего не забыл?
-Не беспокойся!... Подхожу к кассе...ну и так далее.
-Давай всё до конца.
-Хватит, старик, надоело! Я уже не мальчик.
-Не стыдись учиться. Стыдись лени и спеси!
-Заткнись, старик! Тоже мне учитель! Чему научил меня? Грабить сберкассы. Пить водку. Курить наркотическое зелье! Валюту скупать у туристов! Стрелять в людей! Вот и всё. За такую науку ты еще одного катордного срока или смертного приговора заслуживаешь.
Презрительно посмотрел на растерянного родителя, засмеялся, открывая широкие розовые десны и маленькие, уже стёртые и повреждённые зубы.
-Что, старик, в штаны наложил? Здорово я тебя купил, а?-Потрепал отца по плечу сильной рукой. - Успокойся! Я тоже закалял своё хладнокровие на твоей шкуре. Извини.
Небольшой зал аэровокзала полон людей. Шум, гам, теснота. Никто не обращал внимания на Суканкасов. Они скромно устроились в дальнем уголке. Старший сел на чемодан, младший с бравым видом направился к кассе. Вот на это, на бравый свой вид, на свою молодость, он возлагал большие надежды. Весёлого и беспечного парня, да ещё уверенного в себе, да ещё пригожего, с голубыми глазами, кудрявоволосого блондина, никто не посмеет заподозрить ни в чём плохом. И отказать ему ни в чем нельзя. Особенно со стороны слабого пола. Так думал и Суканкас-старший. Он вовсю, где только мог, использовал внешние данные своего красивого и в общем-то неглупого сынка. Далеко пойдёт-не здесь, а там, в Америке, Англии, Франции, - этот настоящий литовец, прямой потомок тех литовцев, которые когда-то властвовали не только у себя в Литве, но и в значительной части России, которую хотели прибрать к своим рукам.
