ШПИОН, ВЕРНУВШИЙСЯ С ХОЛОДА
Глава 1
Контрольно-пропускной пункт
Американец протянул Лимасу еще одну чашку кофе и сказал:
— Почему бы вам не пойти поспать? Мы позвоним, как только он появится.
Ничего не ответив, Лимас уставился в окно КПП на пустую улицу.
— Нельзя же ждать бесконечно, сэр. Может, он придет в другой раз. Берлинская полиция сообщит в агентство, и вы через двадцать минут снова будете тут.
— Нет, — сказал Лимас. — Уже почти стемнело.
— Но не ждать же вечно. Он опаздывает на девять часов.
— Хотите уйти — идите. Вы хорошо поработали, — добавил Лимас. — Я скажу Крамеру, что вы чертовски хорошо поработали.
— А сколько вы будете ждать?
— Пока он не придет.
Лимас подошел к наблюдательному окошку и встал между двумя неподвижными полицейскими. Их бинокли были привычно нацелены на КПП восточной стороны.
— Он дожидается, пока стемнеет, — пробормотал Лимас. — Уверен, что дело в этом.
— Утром вы говорили, что он придет с рабочими.
Лимас обернулся.
— Агенты — не самолеты. Они не прибывают по расписанию. Он провалился. Он в бегах. Он перепуган. Мундт висит у него на хвосте. Как раз сейчас. У него остался один-единственный шанс. И уж позвольте ему самому выбирать время.
Американец вздохнул, явно желая уйти, но находя это неудобным.
В домике зазвенел звонок. Они замерли, насторожившись. Полицейский сказал по-немецки:
— Черный «опель-рекорд» с федеральным номером.
— Он не мог разглядеть, слишком темно. Он просто догадался, — прошептал американец. — А как Мундт засек его?
— Заткнитесь, — сказал Лимас, глядя в окно.
Один из полицейских вышел из домика и направился к заграждению из мешков с песком в полуметре от белой демаркационной линии, разделявшей трассу, словно теннисную площадку. Другой подождал, пока напарник склонился к подзорной трубе, установленной за мешками, а затем опустил бинокль, снял с крючка возле двери черную каску и аккуратно водрузил ее на голову. Где-то наверху, над КПП, ожили прожекторы, заливая участок дороги театральными лучами света.
Полицейский начал докладывать. Лимас знал наперед, что тот скажет.
— Машина остановлена на первом контроле. Только один пассажир. Женщина. Препровождена к КПП для проверки документов.
— Что он сказал? — спросил американец.
Лимас молчал. Схватив запасной бинокль, он напряженно глядел в сторону восточногерманского КПП.
— Мистер Лимас, это ваш человек? — снова затеребил его американец. — Я должен позвонить в агентство.
— Погодите.
— А где сейчас машина? Что там происходит?
— Таможенный досмотр. Рутина, — отмахнулся Лимас.
Он не отрывал глаз от машины. Двое полицейских стояли у дверцы водителя. Один проводил опрос, другой вроде бы просто дожидался. Третий возился с машиной. Он поднял капот, затем вернулся к водителю. Ему нужен был ключ. Он открыл багажник, заглянул внутрь, закрыл, вернул ключ и двинулся вперед, туда, где метрах в тридцати от машины между двумя глядящими друг на друга КПП стоял одинокий часовой — почти квадратная фигура в мешковатых брюках и сапогах. Они о чем-то заговорили, исполненные уверенности, в ослепительном свете прожекторов.
Затем небрежно махнули машине. Машина подъехала к ним и остановилась посреди дороги. Они обошли ее кругом, опять о чем-то потолковали. Наконец с явной неохотой позволили ей пересечь границу с Западным сектором.
— Мистер Лимас, это ваш человек? — снова спросил американец.
— Да, это он.
Подняв воротник куртки, Лимас вышел на улицу. Дул ледяной октябрьский ветер. И тут он увидел толпу. В домике забываешь о них — недоумевающих, озадаченных лицах. Так выглядят беспомощные свидетели дорожной катастрофы: никто не знает, что произошло, никто не знает, можно ли прикасаться к телу. Между лучами прожекторов пробивался то ли дым, то ли пыль — вибрирующая пелена в рамке света.
Лимас подошел к машине и спросил:
— Где он?
— За ним пришли, и он скрылся. Он взял велосипед. Про меня они ничего не знали.
— Куда он отправился?
— У нас была квартирка в районе Бранденбургских ворот. Над рестораном. Он держал там кое-что — деньги, бумаги. Думаю, он поехал туда. А потом будет переходить.
— Сегодня ночью?
— Он сказал, что сегодня. Остальных всех взяли — Пауля, Фирека, Лендзера, Заломона. У него мало времени.
Лимас молча уставился на нее. Потом спросил:
— И Лендзера тоже?
— Прошлой ночью.
К Лимасу подошел полицейский.
— Вам придется отъехать отсюда, — сказал он. — Запрещено загораживать дорогу.
— Пошел-ка ты… — бросил через плечо Лимас.
Немец заметно напрягся, и женщина сказала:
— Садитесь в машину. Давайте доедем до угла.
Он сел рядом с ней, и они медленно поехали к ближайшей развилке.
— Не знал, что у вас есть машина.
— Машина мужнина, — равнодушно объяснила она. — Карл, конечно, не говорил вам, что я замужем? — Лимас молчал. — Мы с мужем работаем на оптическом заводе. Они позволяют нам заниматься бизнесом. Карл назвал вам мою девичью фамилию. Он не хотел, чтобы я… чтобы я связывалась с вами.
Лимас достал из кармана ключ.
— Вам надо где-то остановиться, — сухо сказал он. — Вот ключ от квартиры на Альбрехт-Дюрер-штрассе, рядом с музеем. Номер 28-а. Там есть все, что вам может понадобиться. Я позвоню, как только он появится.
— Я подожду его вместе с вами.
— Я тут не останусь. Поезжайте на квартиру. Я вам позвоню. Не имеет смысла ждать его здесь.
— Но он будет переходить здесь.
Лимас удивленно поглядел на нее.
— Он так сказал?
— Да. Тут у него есть знакомый полицейский. Сын его бывшего помещика. Это может пригодиться. Поэтому Карл выбрал именно это место.
— И сказал об этом вам?
— Он мне доверяет. Он все рассказывает мне.
— О Боже!
Он отдал ей ключ, а сам снова отправился на КПП. Когда он вошел, полицейские зашушукались, а один, самый высокий, демонстративно отвернулся.
— Извините, ребята, — сказал Лимас. — Простите, что нахамил вам.
Он открыл обшарпанный портфель и пошарил в нем. Наконец нашел то, что искал, — полбутылки виски. Кивнув ему, старший полицейский взял бутылку, разлил виски в кофейные чашки и разбавил черным кофе.
— А куда подевался американец? — спросил Лимас.
— Кто?
— Тот парень из ЦРУ. Что был со мной.
— Пошел баиньки, — сказал старший, и все расхохотались.
Лимас поставил чашку на стол и спросил:
— У вас есть разрешение стрелять, чтобы прикрыть перебежчика? Если его преследуют.
— Нам разрешается открывать огонь только тогда, когда они обстреливают наш сектор.
— Значит, вы не можете стрелять, пока он не пересечет черту?
— Не имеем права, мистер…
— Томас, — представился Лимас. — Мистер Томас.
Они обменялись рукопожатиями, и полицейские тоже назвали свои имена.
— Не имеем права открывать огонь. Вот в чем штука. Нам говорят, что иначе начнется война.
— Чушь собачья, — вмешался тот, что помоложе. — Не будь тут союзников, Стены давно бы не было.
— И Берлина тоже, — буркнул старший.
— Сегодня ночью у меня перебежчик, — сказал Лимас.
— Здесь? На нашем КПП?
— Его нужно спасти во что бы то ни стало. За ним охотятся люди Мундта.
— Ну, через Стену можно кое-где перелезть, — заметил молодой полицейский.
— Нет, это не по нему. Он попытается перехитрить их. У него есть документы, если только их не засветили. И велосипед.
В будке была лишь одна настольная лампа с зеленым абажуром, но свет прожекторов, словно свет искусственной луны, заливал все помещение. За окном становилось все темнее и все тише. Они говорили так тихо, точно боялись, что их могут подслушать. Лимас встал у окна, глядя на дорогу и Стену прямо перед собой — грязное уродливое сооружение из кирпича, цемента и колючей проволоки, похожее на декорацию концлагеря. По обе стороны Стены тянулись не восстановленные кварталы Берлина — целое царство развалин, нарисованное в двух измерениях. Утесы минувшей войны.
Проклятая баба, думал Лимас, и этот идиот Карл, совравший ему про нее. Солгавший намеренно, как лгут они все — агенты во всех странах мира. Ты учишь их обманывать, заметать следы, а они заодно начинают обманывать и тебя самого. Карл показал ее только один раз — в прошлом году после ужина на Шюрц-штрассе. Он сыграл тогда свою козырную карту, и Контролер захотел поглядеть на него. Контролер любит удачливых агентов. Они ужинали втроем — Лимас, Контролер и Карл. Карлу такое нравилось. Он был похож на пай-мальчика из воскресной школы, начищенного, сияющего и почтительно снимающего шляпу.
