Юрий Дольд-Михайлик - Гроза на Шпрее

Данная версия книги представляет собой текст, полученный с сетевого ресурса (http://bondandothers.ru/novels/storm-on-the-spree/) и подвергнутый минимальной литературной переработке ввиду наличия в нем многочисленных ошибок и пропусков авторского текста, которые восполнены по украинскому оригиналу.

Отсутствующие в исходном тексте шесть заключительных глав и эпилог восстановлены путем перевода с того же авторского оригинала (http://flibusta.net/b/320180).

Скорректированы названия реально существующих населенных пунктов (например, Хазенмор). Нетрадиционно транскрибированные имена персонажей (Шлитсен вместо Шлитцен и т. п.) оставлены без изменения, чтобы не вносить разночтений с русскими переводами двух предыдущих книг трилогии.

Третий роман Юрия Дольд-Михайлика о приключениях советского разведчика Григория Гончаренко стал не только последним в трилогии, но и лебединой песней украинского писателя. Гончаренко теперь действует под именем Фреда Шульца, он вскрывает подпольные ячейки неофашистов и помогает своим немецким друзьям заново отстраивать свою страну. В этом романе наконец заканчивается одиссея советского разведчика, который в финале снова слышит рідну мову и радуется красотам Днепра.

Но роман Гроза на Шпрее (Над Шпреє клубочаться хмари, 1965) не смог затмить популярность первого произведения о Григории Гончаренко — И один в поле воин, с которым читатели впервые встретились в 1956 году.

Дольд-Михайлик не успел увидеть свою книгу, хотя целиком успел отредактировать первую и вторую части романа, фрагменты которого выходили в журналах. Ему оставалось только смонтировать написанное, подчистить текст и дать название последним двум частям книги, первую часть писатель успел назвать — Римские каникулы. Но неожиданная смерть оборвала его работу.

Спустя какое-то время коллеги, ознакомившись с рукописью романа, обнаружили, что финальная часть пропала. В спешке к публикации не стали искать утерянный оригинал украинского варианта книги, фактически первое издание перевели обратно на украинский с сохранившегося русского перевода, который в связи с бешеной популярностью делали на основе рукописей писателя, практически параллельно с написанием романа. Юрий Дольд-Михайлик по ходу написания делал вторую копию, которую отправлял почтой в Россию. Немало усилий пришлось приложить друзьям и родным писателя, чтобы собрать и заверить работу над романом. На сегодняшний день оригинальный украинский текст удалось восстановить практически полностью.

В России последний роман Дольд-Михайлика стал поистине библиографической редкостью. В печатном виде полностью он выходил только однажды в далеком архангельском издательстве.

Подобный поворот с продолжением популярного романа поистине обескураживает и заставляет задуматься о причинах… но выводы каждый читатель должен делать сам, а потому мы предлагаем вам самостоятельно ознакомиться с текстом романа.

За стенами комнаты бурлит Рим. Чужой город…

Из окон самолета Григорий видел его панораму. Она промелькнула, словно кадр из фильма, потом земля взмыла вверх, здания, купола церквей, деревья стали клониться набок, словно срезанные крылом самолета, и, кружась в беспорядке, возникали то справа, то слева, перемежаясь с голубизной неба и вставшими дыбом зелеными полосами виноградников, полотном дорог, акведуками.

Казалось, город был вот тут, рядом. Но от аэропорта Чампино пришлось долго ехать по шоссе, пока оно не влилось в городские улицы, миновав первые достопримечательности Рима.

В аэропорту Григория и Вайса встретил сдержанный молодой человек с высоким, сжатым у висков лбом и внимательным взглядом темно-карих, почти черных глаз. Представившись как секретарь «лица, предупрежденного о приезде гостей из Испании», он молча подвел прибывших к машине и сам сел за руль. По дороге Григорий, озабоченный чересчур конспиративным поведением встречающего, не прислушивался к его коротким пояснениям. Остатки древнеримского некрополя, вход в катакомбы святого Себастиана, мавзолей Цецилии Метеллы… Все эти названия Гончаренко улавливал лишь краем уха, и они гасли, не доходя до сознания, как это бывает с посторонними звуками, которые не воспринимает привыкшее к шуму ухо.

Думая о поездке в Италию, Григорий чувствовал себя почти на пороге родного дома. Устроив Агнессу, он легко доберется до Югославии, а там уж дорога на родину ему знакома. Издалека все казалось простым, легко осуществимым. A случилось так, что, приехав в Италию, он фактически оказался лишенным свободы действий и все его планы могли полететь вверх тормашками. Встревожил его и пакет, который пилот передал встречавшему их человеку. Нетрудно догадаться, что в письме содержатся какие-то инструкции Нунке и Думбрайта, касающиеся Григория. Мало им одного наблюдателя, трижды проклятого Вайса… Боже упаси: вдруг их поселят вместе, в одном номере! Днем и ночью видеть рядом с собой эту омерзительную рожу, знать, что водянистые, красноватые глаза похожего на белую крысу альбиноса подозрительно следят за каждым твоим шагом, словом, даже выражением лица.

К счастью, эта неприятность миновала Григория. Машина остановилась у двухэтажного дома на виа Палермо, и таинственный секретарь таинственного лица коротко доложил:

— Мы предпочитаем, чтобы наши гости останавливались в частных пансионатах. В этом заказан номер для вас, синьор Шульц! Ваш спутник будет жить неподалеку. Адрес я напишу.

Перекинувшись несколькими словами с хозяйкой пансионата, молодой человек провел Григория на второй этаж, сам открыл дверь номера, расположенного напротив лестницы.

— Надеюсь, вам будет удобно. Если что-нибудь понадобится, позвоните мне, спросите Джузеппе. На этом листке я написал свой номер телефона и адрес синьора Вайса.

— Благодарю за заботы, синьор Джузеппе! Наконец-то я знаю, как вас величать. А не кажется ли вам, что столь таинственное поведение напоминает игру в прятки? Кто эта персона, секретарем которой вы отрекомендовались? В какой зависимости мы от нее находимся? Могу ли я выходить из пансионата или должен ждать аудиенции, чтобы получить специальное разрешение? Я прибыл сюда с несложным заданием, оно скорее носит частный характер, и непонятно, почему я должен скрываться в каком-то пансионате, а не жить в гостинице, которая придется мне по вкусу? Согласитесь, во всем этом много непонятного, а для человека в моем положении, я бы сказал, обидного.

По мере того, как Григорий говорил, в нем нарастало раздражение, а лицо Джузеппе оставалось непроницаемым.

— Простите, я человек подчиненный и выполняю лишь то, что мне поручено. На дальнейшее мои полномочия не распространяются. Синьор, личностью которого вы интересуетесь, очевидно, встретится с вами вечером и сам ответит на все ваши вопросы. Отдыхайте! А мне разрешите попрощаться: ваш спутник, наверно, нервничает, ожидая так долго в машине.

Дверь за Джузеппе закрылась.

Уф, как хорошо остаться одному, раздеться, умыться, вытянуться на прохладном одеяле. После болтанки в самолете, езды на машине так приятно чувствовать под ногами твердую почву, отдаться плавному течению мыслей, всегда предшествующему сну. Вот уже дремота легко касается век, расслабляет мышцы, туманит голову. Еще миг — и окружающий мир исчезнет, перестанет существовать, хоть на короткое время выпустит Григория из своих цепких объятий. Миг… Молоточек незримого Времени уже поднялся, чтобы отбить его. Но почему же он не опускается? Да потому, что из самых глубин убаюканного сознания всплывает воспоминание, и как ни старается Григорий отогнать его от себя, оно неизменно возникает, как только он оказывается на новом месте: приезд в Сен-Реми, гостиница, Моника… Нет, теперь не уснуть, это он знает по опыту. Лучше думать о чем угодно, только не о том дне, вернее, днях, которые дали ему так много, а отняли все. Закинув руки за голову, Григорий лежит с открытыми глазами, а мысли его убегают в далекое прошлое.

Своенравная память, словно камешки из потока, выбрасывает на берег крупицы забытого.

…Солнечный день, тень мальвы на стене, босые ноги жжет раскаленный гравий дорожки. Мальчонка перебегает ее, и маленькие ступни погружаются в подорожник, разогретый солнцем, но все же прохладный. Куда он бежит, что произошло в этот день? Ничего… Разве назовешь событием чувство радости и единения со всем миром, пронзившее маленькое существо. Солнце — это он, мальва — это он, и вон то облачко — тоже он…