Несколько позже в тюрьме я занялся рисованием. Интересна такая деталь. Как-то по газетным фотографиям я нарисовал портрет Джона Кеннеди — в то время президента США. Портрет очень понравился его брату — Роберту Кеннеди, который в то время был министром юстиции, и он попросил подарить ему этот портрет. Результатом моего подарка явилось то, что тюремная администрация не только не препятствовала моим художественным увлечениям, но и всячески поощряла их, снабжая меня красками, бумагой и другими необходимыми принадлежностями.
В тюрьме я изучил новый для меня метод изготовления эстампов путем шелкографии, которым продолжаю увлекаться и поныне.
Вопрос. Рудольф Иванович, не разрешите ли вы поместить в нашем журнале репродукции некоторых ваших работ?
Ответ. Это работы любителя, а не профессионала. Покажутся ли они интересными вашим читателям? Впрочем, смотрите сами. Я не возражаю.
Вопрос. Если можно, расскажите, как вы строите, планируете свой день, чтобы время не уходило сквозь пальцы? Есть ли какой-то жесткий режим, которого вы стараетесь придерживаться?
Ответ. Мой распорядок дня определяется служебными делами. Когда мне приходилось работать вне нашего коллектива и самому составлять распорядок дня, то в этих условиях, тем более, служебные дела всегда стояли на первом месте. Затем следовали занятия, оправдывающие в глазах окружающих источники моего существования. Остававшееся время шло на домашние дела и отдых.
Естественно, распрядок одного дня мог совершенно отличаться от другого. Все зависело от имеющихся у меня заданий, требований нашей работы, окружающей обстановки и многих других факторов.
В этих условиях умение выделить в своей работе главное, не размениваться на мелочи, на второстепенные задачи приобретает принципиальное значение. Это несколько профессиональный подход, но думаю, что умение выделить в своей работе основное необходимо и работникам многих других профессий.
Вопрос. Что вы сейчас читаете и, хотя бы кратко, что думаете об этом?
Ответ. В основном я читаю литературу, связанную с моими увлечениями. Выписываю много научных и научно- популярных журналов, которые вместе с книгами на родственные темы составляют основной материал для чтения.
Беллетристике, должен признаться, я в последнее время уделяю мало времени.
Из писателей люблю Толстого, Достоевского» Гюго, Диккенса, Паустовского, Фадеева…
Вопрос. Существует ли какой-либо литературный персонаж или конкретный человек, который в свое время был для вас жизненным идеалом?
Ответ. Можно сказать, что мне повезло в детстве. Я родился в семье рабочего-металлиста, старого революционера, и все мои воспоминания детства так или иначе связаны со старыми большевиками, революционерами. Они были жизнерадостными, развитыми, образованными, деятельными. В особенности мне нравился ореол таинственности и подвига, окружавший их. Они были идейными, бескорыстными и честными. Большое влияние оказала на меня личйость Василия Андреевича Шелгунова — старого соратника отца, с которым он вместе работал еще в 90-х годах прошлого столетия и учился в кружке, руководимом Владимиром Ильичей. Несмотря на утрату зрения, Шелгу- нов всегда был жизнерадостным, энергичным, интересовался всем, что происходило вокруг. Все эти люди своим примером воспитали во мне уважение к старшим, опытным товарищам, любовь к труду, честность. Немалое значение имела также служба в армии по призыву в 1925 году. Наконец, можно отметить влияние старых чекистов, с которыми я начал свою работу в ВЧК — ОГПУ — КГБ. Среди них были старые большевики, участники гражданской войны, соратники Ф. Э. Дзержинского.
Вопрос. Молодежь знает вас как известного советского разведчика. Не расскажете ли вы о каком-либо эпизоде, который учил бы молодежь бдительности?
Ответ. Работа разведчика изобилует моментами, когда ему приходится проявлять находчивость, инициативу, смекалку. Под бдительностью мы понимаем довольно сложный комплекс. Он включает в себя постоянное изучение обстановки, в которой работаешь, наблюдательность, самокритичность по отношению к своим поступкам и словам, продумывание всех своих действий, относящихся не только к работе, но и ко всему, что связано с окружением, обычаями и нравами людей.
Однажды в США я навестил одного знакомого художника. Был он очень беден и, хотя художнйк был неплохой, никак не мог продать свои картины. В момент моего прихода у него оказалось несколько его друзей, а сам хозяин с повязанным вокруг головы шарфом маялся от зубной боли. Выяснилось, что у него несколько дней болит зуб, а к врачу он пойти не может: нет денег. Я тут же вытащил бумажник и вручил ему 20 додларов, посоветовав немедленно идти к врачу.
Казалось бы, что в этом поступке особенного? Но в дей- ствительностп он вызвал большое недоумение у друзей моего знакомого, да и у него самого. Среди большинства американцев не принято предлагать деньги, если тебя прямо об этом не просят, да еще без расписки и не оговорив срока возврата. Такая, казалось бы, мелочь может кончиться для разведчика плачевно. К счастью, в данном случае все обошлось благополучно, если не считать, что в дальнейшем мне пришлось немало потрудиться, чтобы сгладить неблагоприятное впечатление от своего промаха.
Или вот другой случай, происшедший со мной в самом начале войны. Дело было в конце августа 1941 года. Я выезжал за город и на пригородной электричке возвращался в Москву. Вагоны были переполнены, и на каждой остановке вливались новые пассажиры. После очередной станции меня оттеснили к двум ничем не примечательным молодым людям. До Москвы оставалось остановки три-четыре. И вдруг я услышал, как один из этих молодых людей сказал другому: «Давай выйдем на следующей станции, а то как бы не проехать Москву». Выражение очень странное. Через Москву электропоезда не ходили. А вот в Берлине, и я это хорошо знал, пригородные поезда проходят через весь город и следуют дальше в другом направлении. Все- таки эти молодые люди доехали до Ярославского вокзала… Там комендантский патруль проверил у них документы и задержал обоих. Впоследствии я узнал, что они оказались немецкими лазутчиками, сыновьями белых эмигрантов, заброшенными самолетом в наш тыл.
Оба эти случая — лишь отдельные штрихи. В целом наша работа имеет мало общего с представлениями, которые складываются у читателей детективной литературы о разведчиках. Наша работа чаще бывает однообразной, она слагается из целой цепочки мелких, прозаических, малоинтересных, но требующих зачастую кропотливого труда элементов, которые только в совокупности дают нужный результат. Отдельными примерами иллюстрировать это невозможно. Тем, кто интересуется, как планируются и осуществляются большие операции, я бы посоветовал прочитать книги JI. Никулина «Мертвая зыбь» и В. Ардаматского «Возмездие»… В этих книгах хорошо показано, с каким терпением, знанием обстановки и пониманием психологии противника работали чекисты.
Вопрос. Известно, что по роду службы вы многие годы находились за рубежом. Как помогало вам чувство Родины в выполнении своего долга?
Ответ. Прежде всего, находясь далеко от Родины, я никогда не чувствовал себя оторванным от нее. Моя повседневная работа, выполнение моего долга были служением Родине и в моральном, да и прямом смысле постоянно связывали меня с нею.
Даже в самое тяжело© время, когда я находился в тюрьме, чувство Родины, какой-то внутренний контакт с нею не оставляли меня ни на минуту. Я был совершенно уверен, что у меня на Родине делается все, что возможно, чтобы помочь мне. Эта уверенность помогла преодолеть все выпавшие на мою долю испытания и не обманула меня. Я вернулся домой гораздо раньше, чем мог предполагать[13].
Хозяин (перс.)*
Иранская монета (перс.).
Господин (перс.).
Матерчатая обувь без задников (перс.),
Водяной амбар (nepc.)t
Лисы (перс,).
С нами бог (нем.).
Музей древностей Ирана.
Нагар, остающийся в трубке после курения опиума и многократно переваренный.
Переметная сума.
Жаровня (азерб.).
Старые бойцы (нем.). Так называли вступивших в нацистскую партию до ее прихода к власти.
