Сегодня Кребс несколько запоздал. И, войдя в бар, обнаружил, что почти все места заняты. Только в дальнем углу был свободный столик. Кладовщик поспешил к нему, ловко лавируя между официантами и посетителями.
С противоположной стороны зала к столику шёл высокий, наголо обритый мужчина, в очках, из-за которых приветливо поблёскивали светлые глаза. Он уже готовился усесться, но, увидев Кребса, посторонился и, улыбнувшись, кивнул.
— Простите, — сказал он, пригладив небольшие тёмные усы, — кажется, я опоздал…
— Кребс замотал головой.
— Нет, нет, вы, как говорится, первый у столба, обошли меня не меньше чем на полкрупа. Поэтому садитесь. Садитесь же, не теряйте времени!
Незнакомец продолжал отказываться.
— Столик все-таки ваш, — сказал он. — Сейчас погляжу, где можно будет устроиться. Черт! Ни одного свободного места.
Тогда Кребс предложил компромиссное решение: столик занимают вместе — они отлично поладят.
Посетитель не стал возражать. Они сели, заказали пива.
— Ваше лицо мне знакомо, — сказал кладовщик, внимательно разглядывая соседа. — Любопытно, где это я мог вас видеть?
Тот пожал плечами.
— Но как вас зовут? — допытывался Кребс.
— Генрих Губе.
— Погодите, погодите — шофёр?
— Шофёр.
— Тупица! — Кребс хлопнул себя по лбу. — Вы же возите директора Кюмметца!
— Да, я его шофёр.
— Ловко! — воскликнул кладовщик. — Оказывается, мы трудимся на одном и том же заводе… Ага, вот и пиво… Самое время спрыснуть знакомство!
— Нет, серьёзно, вы тоже служите на «Бемере»?
— Черт возьми, более двадцати лет!
— Тогда действительно ловко. — Аскер поднял кружку. — Ваше здоровье, приятель. Но, простите, за кого я должен пить?
— За Эриха Кребса. Я кладовщик Кребс, заведую складом материалов и запасного инструмента.
— Ого! Знакомство, которое приятно вдвойне.
Они выпили.
Аскер угощал собеседника сигаретами, смеялся, шутил. Кребс отведал тем же, рассказал новому знакомому несколько забавных историй.
— Я в восторге от вас, дружище! — воскликнул Аскер. — И если когда-нибудь понадобится мой «бьюик»…
— Не могу ответить тем же, — сказал Кребс. — Машины у меня нет. А склад — это склад, порога которого не переступает никто. Кроме меня, разумеется. Я там — круглые сутки.
— Вы говорите так, будто и ночуете в своей кладовке! — Аскер рассмеялся.
— Если и не ночую, то уж во всяком случае нахожусь неподалёку. Я-то ведь живу на заводе.
— Живёте на заводе? Как это понять?
— В самом прямом смысле. — Кладовщик дёрнул плечом. — Так уж пришлось. В прошлом году мой дом разбомбили. Это счастье, что я одинок и мне не пришлось оплакивать семью, которая наверняка бы погибла. Оставшись без крова, я долго искал квартиру. Но все было слишком дорого или чересчур далеко от завода, а мне трудновато ездить каждый день за несколько километров.
— Конечно, — сказал Аскер.
— Так вот, я уже собирался перейти на соседний завод — там обещали помочь с жильём. Тогда директор Кюмметц распорядился, чтобы мне отвели каморку, которая примыкает к кладовой.
— Там и живёте?
— Что же делать? Комнатка, правда, мала, но мне одному много ли надо!
— Ещё по одной. — Аскер сделал знак официанту, прошёл к механическому пианино и опустил монету.
Зал бара наполнился звуками старинного тирольского вальса. Кребс принялся подпевать. Аскер — тоже.
— Вероятно, у вас богатый выбор различного инструмента и материалов, — сказал разведчик, когда пианино, отгремев положенное число минут, смолкло. — Представляю, чего только нет в вашей кладовке!
— Грех жаловаться. — Кребс хитро подмигнул. — Я запаслив и скуп, как Гобсек. Поэтому есть все, что нужно.
— Ну, это вы хвастаете, приятель. Бьюсь об заклад, что не все.
— А ну-ка! Говорите! Говорите, и я ставлю три против одного, что ошибётесь. Три кружки пива против одной вашей, что обязательно проиграете!
— Идёт. — Аскер подумал и сказал: — Аккумуляторов для моего «бьюика» наверняка не найдётся!
Кребс рассмеялся.
— Целых три! Один бог ведает, где и как я их раздобыл. Но это уже другой вопрос. А теперь гоните-ка пивко!
— Но я не хочу на этом кончать. Ведь проигравший имеет право на реванш.
— Ваша правда. Реванш так реванш. Говорите, только все равно проиграете. Говорите же!
— Уверен, что в вашей кладовой нет сварочных аппаратов.
Кребс оборвал смех, удивлённо выпятил губы.
— Здорово, — пробормотал он. — Угадали, друг. Что правда, то правда. Сварочных аппаратов не имеется.
— Отыгрался! — воскликнул Аскер. — Но как же вы без них обходитесь?
— Были аппараты. Больше года валялись два комплекта. Лежали без дела, и я тратил уйму времени на то, чтобы протирать их и расправлять каучуковые шланги.
— Что же с ними сталось?
— У меня их забрали. Губе. Могу даже, если хотите, сказать кто. Какие-то военные. Они явились ночью, с запиской главного инженера — бумага и сейчас у меня. Ну, я и выдал им оба аппарата. Их унесли и не вернули.
— Да бог с ними, — рассмеялся Аскер. — Избавились раз и навсегда.
…Они распрощались поздно вечером. Кребс пошёл на завод, Аскер же отправился к себе, размышляя над тем, что ему довелось узнать. Итак, намеченное удалось. Он познакомился с кладовщиком, убедился, что тот действительно выдавал сварочные аппараты ночью каким-то военным. Все совпадало с тем, что сообщил перебежчик Хоманн. Вывод из всего этого был один: сварщик Висбах не лгал, рассказывая Хоманну о тайнике близ Остбурга. А раз так, Висбаху можно довериться!.. В сознании возникли умные, внимательные глаза Макса Висбаха, глядящие из-под седых клочковатых бровей, его красивое лицо, большой чистый лоб. Сварщик Висбах! Теперь Аскер должен пойти к этому человеку, чтобы узнать наконец правду о тайнике с архивами.
3
Незадолго до конца рабочего дня цеховая рассыльная отыскала механика Отто Шталекера и позвала его к телефону. Разговор был коротким. Собеседники обменялись несколькими ничего не значащими фразами.
Шталекер возглавлял одну из подпольных антифашистских пятёрок, действовавших в городе. Члены пятёрок знали только своего руководителя. Лишь руководители пятёрок имели доступ к Шуберту, да и то встречались с ним крайне редко. Как правило, связь между ними и Шубертом осуществлял Карл Кригер.
И вот сейчас гардеробщик бара «Нибелунги» Ганс Дитрих, член пятёрки Шталекера, сообщил по телефону своему старшему товарищу, что должен немедленно его увидеть. Дело не терпит отлагательства.
Шталекер отправился на свидание с Дитрихом прямо с завода. Войдя в бар, он сдал кепку гардеробщику. Вместе с номерком в руках Шталекера оказалась записка. Шталекер зашёл в туалет. Прочитав бумагу, изорвал её и спустил клочки в канализацию. Да, сообщение было действительно важное. Стараясь казаться спокойным, он прошёл в зал, спросил кружку пива, выпил и не торопясь направился к выходу.
Возвращая кепку, Дитрих шепнул:
— Тянешь хвост!
Шталекер подошёл к зеркалу, надевая кепку, оглядел зал, ряды столиков, посетителей. Один из них держал в руках номер «Остбургер цейтунг».
— Тот, что с газетой? — спросил Шталекер.
— Да…
Одно к одному! Сидя в зале за пивом, Шталекер мысленно вновь прочитал тревожное сообщение Дитриха и решил повидать Шуберта. Но как отделаться от наблюдения?… Ага, Вилли, кажется, сейчас в гараже!
Шталекер имел в виду другого члена своей пятёрки — шофёра грузовика, который несколько недель назад впервые доставил Аскера к Шуберту.
Покинув бар, Шталекер отправился на завод. Вышел и человек, читавший газету. Это был штурмфюрер Адольф Торп. Он «довёл» механика до заводских ворот, убедился, что тот вошёл в них, и остался ждать неподалёку. Торп знал, что Шталекер уже отработал и, следовательно, на заводе не задержится.
Минут через двадцать из заводских ворот выехал большой грузовик. Машина прошла мимо Торпа, который окинул водителя безразличным взглядом.
Отъехав на порядочное расстояние, шофёр Вилли огляделся и негромко сказал:
— Кажется, все в порядке.
На полу кабины, скорчившись, сидел Шталекер. Он поднялся и занял место рядом с шофёром.
— Сейчас сойдёшь?
— Поезжай дальше. Скажу где.
Грузовик миновал ещё несколько улиц.
— Здесь, — сказал Шталекер, когда они оказались на оживлённой магистрали.
Он сошёл и затерялся в толпе.
Вскоре Шталекер уже рассказывал Оскару Шуберту о звонке Дитриха, о встрече с ним в баре и полученной записке.
Дитрих сообщал о беседе, которая состоялась сегодня утром между ним и его дружком — кладовщиком завода «Ганс Бемер» Кребсом. Оба были на войне, получили увечья, лежали в одном и том же госпитале, там и подружились. У Кребса нет более близкого человека, чем Дитрих, — кладовщик не имеет ни семьи, ни родственников. И Кребс под большим секретом поведал другу о своём разговоре с шофёром Губе.
