— Проводите его до двери. Скажите, что я сейчас спущусь и открою.
— Хорошо, господин доктор.
Сейчас мы едем по проселочной дороге. Она мягкая, скорее всего в лесу. И довольно круто спускается вниз. Водитель замедлил ход. А сейчас опять поднимаемся. Я как будто чувствую запах сосен — или мне только кажется? Нет, пахнет смолой. Это точно.
Запах смолы и вонь бензина.
Вахтер сел рядом с Хансом Хегером, худощавым мужчиной лет сорока. Он был в дорогом костюме, сшитом явно на заказ. И вел машину очень осторожно. Он не хотел допустить ни малейшего риска — в багажнике лежала плата из компьютера, негодная, но тщательно упакованная. Хегер был осторожным, предусмотрительным человеком.
Сейчас мы снова выехали на шоссе, подумала Норма. Оно идет мимо леса, безусловно мимо леса, потому что я слышу пение птиц.
Значит, уже рассвело.
Все остановились. Меня вытаскивают из кузова, ставят на землю. Да, точно, лес недалеко. Как легко здесь дышится после спертого воздуха кузова. Так, теперь они подсаживают меня на скрещенные руки и куда-то несут. Да, я сижу у них на руках. Наверное, они поднимаются в гору. Потеют. Сильно потеют. И тяжело дышат. Теперь мы в каком-то здании. Пахнет бетоном. По́том и бетоном. Они спускаются вниз по лестнице. Три ступеньки. Четыре, пять. Теперь несут, наверное, по коридору. Теперь открыли дверь, протискиваются вместе со мной. Шаги звучат все более гулко. Наверное, мы в пустом огромном помещении. Снова что-то вроде двери. Где мы? В старом бункере. И снова протискиваемся в какую-то дверь. Застоявшийся запах табака. Они опускают меня на пол. Потом усаживают на стул. Пол под ногами — бетонный. Пахнет прелым. Оба уходят. Я остаюсь одна.
Я одна. Довольно долго одна. А как долго? Десять минут, два часа? Не могу сказать точно.
Наручники натирают мне запястья. Слышу чьи-то шаги. Они приближаются. Они близко. Совсем близко. Мужской кашель. Этот человек снимает с меня наручники. Видно, он следит за собой — пахнет дорогим одеколоном.
— Здравствуйте, фрау Десмонд, — произносит этот человек. — Мы с вами знакомы. Во всяком случае, знаем голоса друг друга.
Норма молчит.
— Здесь не слишком-то удобно. Сожалею. Но ничего другого предложить вам не могу. Не могу я, к сожалению, и снять повязку с ваших глаз. Сейчас вам принесут кофе и кое-что поесть. Я ваши чувства понимаю, для нас это тоже непривычная ситуация. Нам придется кормить вас. Причем с ложечки. И отводить вас в туалет. По-другому не получится. Вы уж извините. Здесь есть походная кровать. Видеть вы не сможете, но прилечь — пожалуйста, когда захотите. Насчет того, чтобы помыться, — это вряд ли.
Хочу вас проинформировать: доктор Барски во всем идет нам навстречу. Плата из института уже в наших руках. Код он нам тоже передал. Мы ждем теперь копий с результатами опытов из банковского сейфа. Разумеется, сначала наши специалисты проверят, тот ли это материал. Если захотите курить, скажите, вам дадут сигарету.
— Что с ребенком? — было первым вопросом Нормы.
Небольшой продовольственный магазин, принадлежащий супругам Августу и Дитлинде Аммерсенам, находился на Люнебургерштрассе в пешеходной зоне района Харбург, что на левом берегу Эльбы. Отсюда рукой подать до Черных гор, отрогов Люнебургской пустоши…
Август Аммерсен открыл магазинчик как обычно — ровно в семь утра. И к половине восьмого в зале собралось довольно много покупателей. У прилавка толпились мужчины и женщины, которых обслуживали сам Аммерсен и две молоденькие продавщицы.
Сначала никто не заметил девочку, вошедшую в магазинчик. Вид у нее был удрученный, она нетвердо держалась на ногах. Одна из стоявших у прилавка женщин резко и как-то неловко повернулась, столкнулась с девочкой, и та упала, тихонько вскрикнув.
Женщина опустилась рядом с ребенком на колени.
— Ох, извини меня, малышка, я не хотела… Ты откуда? Как тебя зовут? Боже, что у тебя за вид?
Бледная-бледная, с кругами под глазами, с всклокоченными волосами — вот как выглядела девочка. Она лежала на спине с широко открытыми глазами, потеряв от страха дар речи.
— Говори же! — воскликнула женщина, стоявшая рядом с ней на коленях. — Хоть слово скажи! Не бойся! Тебя никто не обидит.
Вокруг ребенка, лежавшего на цементном полу, собрались почти все покупатели.
— Она не из местных…
— Как тебя зовут?..
— Откуда ты пришла сюда?
— Скажи, как тебя зовут!
— Фрау Аммерсен, фрау Аммерсен, позвоните в полицию!
— И врача надо вызвать! Девочка не в себе! Посмотрите на нее!
— Ужасно! Бедная крошка!
— Наверное, она из семьи «гастарбайтеров»! Иначе не шлялась бы по улицам в такую пору!
— О Боже, Боже, она плачет!
— Смотрите, на запястье у нее запекшаяся кровь!..
— Я же говорю, она не в себе!
— Фрау Аммерсен, что же вы!..
— Звоню, звоню!..
— Меня зовут Еля Барски, — сказала маленькая девочка. — Пожалуйста, найдите папу.
— А ты номер телефона помнишь?
— Да.
— Говори!
Девочка ничего не сказала, а горько расплакалась.
— Какой номер телефона? Скажи нам! Какой номер телефона?
— Фрау Десмонд! — У ее кровати стоял мужчина.
— Да? — Она по-прежнему была в наручниках и с завязанными глазами.
— Сейчас мы вас отправим.
— Вы отпустите меня?
— Да. — От него пахло крепким мужским одеколоном.
— Каким же это образом? — удивилась она. — Вы же сказали, что потребуется оценка материалов специалистами.
— Мы ее получили.
— Какой сегодня день?
— Среда.
— А какое число?
— Восьмое октября.
— Восьмое октября? Утром восьмого вы привезли меня сюда. Сейчас что, день или вечер?
— Поздний вечер… Но перед отправкой мы должны сделать вам один укол. Поди сюда! — Послышались шаги, они все ближе, ближе — и Норма не на шутку испугалась. — Это не больно… — проговорил надушенный мужчина. — Времени у нас в обрез… Ну, давай!
Чьи-то руки ощупали ее, нашли молнию на юбке, расстегнули ее, сняли юбку, а потом и трусики.
— На живот, на живот лягте! — Она откатилась чуть в сторону и уткнулась лицом в подушку.
Кто-то дрожащей рукой протирал ей кожу на ягодице влажной ватой. И вот она ощутила укол.
— Все, проехали. Вы храбрая дама!
Она вдруг почувствовала жар во всем теле.
— Вам жарко, да?
Норма кивнула.
— Хорошо, значит, подействовало. — И, обратившись к делавшему укол, повысил голос: — Сматываемся! Все! Передай остальным! Мы с тобой последними. Через пять минут она уснет.
Я усну, подумала Норма, а тело ее будто свинцом наливалось.
— Будьте здоровы, мадам. И извините нас за несколько сомнительное обращение с вами. Другого выхода у нас не было.
«Сомнительное обращение». «Другого выхода у нас не было». Что они сейчас со мной сделают? Куда меня…
Ей снилось, будто они с Барски едут по автобану. Ночь, небо звездное, бездонное, очень тепло. Встречный ветер ласкает лицо.
Почему это я лежу здесь? — подумала она. — Я ведь в машине.
Почему я лежу, а не сижу рядом с ним! Открыв глаза, убедилась, что действительно лежит на заднем сиденье «вольво». За рулем — Барски. Сначала она смутно различала только его размытый силуэт; пока зрение полностью вернулось к ней, прошло некоторое время. Она немного приподнялась. И действительно — они едут по автобану. Вот навстречу им попалась легковая машина с зажженными фарами и подфарниками. От яркого света она ощутила резь в глазах. А потом мимо них стали проноситься одна машина за другой.
— Ян, — произнесла она, и сама удивилась, до чего у нее охрип голос. Прокашлялась.
— Да, — сказал он. — Да, любимая. Проснулась наконец?
— Н-да. — Она села, откинулась на спинку сиденья. И подумала: от меня воняет. Стыд-то какой! Я там у них провоняла насквозь. Сев вполоборота, Барски протянул ей руку. — Ян… — прошептала она. — Ян…
— Хорошая ты моя! Красавица ты моя! — проговорил Барски. — Я тебя люблю.
— Ян… — взглянув через его плечо, с испугом увидела на спидометре цифру двести двадцать. — Куда ты так гонишь? Не дури!
— Это Сондерсен такую скорость задает.
— Сондерсен? А где он?
— Перед нами… Видишь красный фонарь? Нет?
Ей пришлось сузить глаза.
— Да, теперь вижу.
— За нами идет машина «скорой помощи» и последним — твой «гольф». В нем Эли.
— Эли тоже здесь?
— Да, любимая.
— Где мы?
— Между Бременом и Гамбургом. Ближе к Гамбургу.
— Почему, Ян?
— Нам позвонил тот человек.
— Какой? Ах да, этот. Да, но постой… Он как будто собирался куда-то скрыться?
— Он и скрылся. В другую страну. Теперь его не достанешь.
