Слушая Байдалакова, Граков вспомнил предупреждение Хованского о коварстве вожаков НТС, которые принуждением и обманом вербуют ослабевших от голода и невыносимой лагерной жизни советских военнопленных.
На другой день Граков выехал «по делам фирмы» на встречу с одним из агентов «Радо» в Гамбург; а через неделю сидел в купе вагона, который шел в Варшаву; в поезде ехала группа из бывших военнопленных. Из Варшавы ему предстояло ехать через Витебск в Локоть.
Глава вторая.
«СОЛИДАРИСТЫ» В СМОЛЕНСКЕ
Человек, умертвляющий свет, становится зверем.
Рука, испепеляющая очаг, — беспала.
Глаза, наполненные местью, — незрячи.
Лицо, перед мукой немое, — лишь камень.
Сапог у головы ребенка — что может быть страшнее?
Р. Кутуй
Уже много дней Георгий Околов приходил домой в плохом настроении. Его супруга Валентина Разгильдяева, в прошлом счетовод Смоленского облисполкома, неглупая, но легкомысленная (ей это нравилось) женщина, догадывалась, что нового ее мужа расстраивает не столько то дождливый, то снежный октябрь, сколько вести с фронта. Она не читала прессу, хотя Околов приносил домой газеты на русском языке, в которых командование вермахта утверждало, будто советские войска в наступающую зиму не окажут серьезного сопротивления. Однако слухи, ходившие по городу, свидетельствовали о том, что немцы переходят к обороне.
Услыхав звонок, Валентина вздрогнула и, подойдя к зеркалу, крикнула сидящему в соседней комнате сыну:
— Толя, отвори Георгию Сергеевичу дверь! — И принялась поправлять прическу и приводить в порядок лицо.
Сын сделал вид, что не слышит, и отвернулся к окну. Он терпеть не мог своего отчима. Это была не одна лишь обычная ревность сына к чужому мужчине. Маленький Толя ревновал и сестру Гальку, готовую повиснуть ради любого пустячка на шее у этого очкарика: тряпки, шоколадки, не говоря уж о колечке, часиках, браслетике. Очкарик почти каждый день что-нибудь приносил в дом, но Толе отчим все равно был противен…
Сейчас Околов пришел на обед. Взглянув с укором на сына, Разгильдяева пошла открывать дверь. Два коротких и один длинный звонки повторились…
По злым, бегающим глазам и по тому, как поздоровался, как повернулся, и еще по многим едва уловимым признакам она поняла: муж чем-то расстроен и даже напуган.
«Наверно, кто-то из "берлинцев" нашкодил либо партизаны кого-нибудь убили». «Берлинцами» местные жители прозвали прибывшую прошлой осенью группу энтээсовцев, которые тут же заняли руководящие посты в Смоленске. Тогда Разгильдяева и познакомилась с Околовым, и, хотя он был назначен всего лишь начальником транспортного отдела городской управы, многоопытная и проницательная вдова ныне покойного командира Красной армии быстро смекнула, что тихий и скромный Георгий Сергеевич — не тот человек, за которого он себя выдает. И сам бургомистр Меньшагин, и его помощник Ганзюк, и начальник секретно-политического отдела смоленской полиции Николай Алферчик весьма почтительно здоровались и даже заискивали перед Георгием Сергеевичем.
Раздумывать было нечего: ей с двумя детьми на шее — четырнадцатилетней дочерью Галей и десятилетним сыном Толей (упрямым, непослушным), — Околов вполне подходил; и она умело пустила в ход сперва глазки, а затем полный набор своих чар, чтобы покорить, как она полагала, не искушенного в «амурных делах» мужчину.
Околову Валентина понравилась. «Баба дошлая, красивая, всех в Смоленске знает, такая мне сейчас и подойдет, а там поглядим!»
И вскоре они зажили в просторной квартире на Годуновской, 17. Мужем он оказался поначалу внимательным, предупредительным. Однако вскоре Разгильдяева разгадала, что под его вкрадчивыми манерами, в голосе, в походке, жестах таится нечто другое, подобное сладкому и коварному запаху ядовитого цветка.
Желая понять нутро мужа до конца, Валентина внимательно прислушивалась к его словам, задумывалась над каждым неосторожно брошенным словом, устремленным на кого-то взглядом. Когда же он прямо стал выспрашивать ее о «красных», о коммунистах или им сочувствующих, настойчиво прося собирать сведения для НТС, Разгильдяева стала его побаиваться.
Сейчас она заметила в вошедшем муже растерянность и несвойственную ему суетливость. Околов, не вытирая ног, сбросил пальто и шапку, быстро прошел в столовую, налил в рюмку водки, выпил, потряс головой и снова налил.
— Что случилось, Георгий? — Разгильдяева ласково глядела на мужа.
— Служба безопасности разгромила смоленское подполье. Арестованы и казнены руководители: Попов, Дуюн, Жеглинский, командир подпольного отряда Витерский — всего сто шестьдесят пять человек! Они имели своих людей в полиции и городской управе. Подпольщики занимались изготовлением фальшивых документов, использовали штемпеля и подписи ответственных лиц смоленской комендатуры. Разгромили, а партизан вроде еще не убавилось. Из лагеря «Шталага — сто двадцать шесть» бежало двести шестнадцать военнопленных! — Околов искоса поглядел на рюмку, вновь наполненную женой, взял ее двумя пальцами и, поморщившись, поднес ко рту, отхлебнул раз-другой и медленно выпил.
Разгильдяева не видела, чтобы кто-то так пил водку. Все знакомые мужчины, да и женщины, опрокидывали ее сразу в горло, словно старались от нее поскорей избавиться.
— Большевистское подполье, — Околов поискал глазами закуску, — вначале создавалось по принципу строго законспирированных пятерок, причем во главе каждой ставились руководящие работники из других районов.
Многих выловили… Рассчитывали в течение одного года прикончить всех! Уже рапортовали, что партизанского движения на Смоленщине нет! А теперь узнаем другое… В августе и сентябре коммунисты изменили тактику. Подпольные группы возглавили местные вожаки… Вроде недавно арестованного Егора Дуюна.
— Ну и что ж ты, Георгий Сергеевич, загоревал? — прислонилась к его груди Валентина. — Немцы во всем виноваты: они обозлили население, вот люди и помогают партизанам…
— Дура! — грубо оборвал ее Околов. — Почему они помогают ВКП(б)? Она несет им крепостное право! Зачем им советская власть? Мы, солидаристы, несем людям свободу!
— А кто вас знает, — виновато вздохнула Валентина.
В этот момент в прихожую вошли учительница Елизавета Николаевна и дочка Галя. Околов настороженно вскинул голову.
— Это учительница, — успокоила его жена.
— Учительница? — Глаза его забегали. — Почему у нее ключи от квартиры?
— Она ходила с Галей, я посылала их.
Околов, ощерясь зло, смотрел на учительницу, намереваясь, видимо, сказать что-то резкое, но помешала подбежавшая падчерица:
— Папочка Жоржик, миленький, такой интересный идет фильм с Евой Браун, купи нам билеты, ну, пожалуйста! — И, ласково обняв его, прижалась всем телом; он почувствовал ее уже налившуюся молодую упругую грудь и размяк.
— Галина! Оставь Георгия Сергеевича в покое! — строго прикрикнула мать.
Заметив настороженно-ревнивый взгляд жены, Околов мягко отстранил Галю, потрепал по щеке хмуро стоящего возле сестры Толю.
— Ладно, куплю вам билеты… Лучше дам записку администратору, он все устроит. — И перевел взгляд на Елизавету Николаевну. — Вы чему детей учите? Я слышал, вы внушали им, что у коммунистов появилось отечество — Россия? Это чушь! Большевики — интернационалисты! И церковь им не нужна! Недаром храм Христа Спасителя, построенный на народные деньги, в честь победы в Отечественной войне тысяча восемьсот двенадцатого года, разграбили и срыли! А сейчас кричат о священной Отечественной войне! Не получится! — Околов погрозил пальцем перед лицом Елизаветы Николаевны.
— А я слышала, будто все подпольщики Смоленска арестованы, — заметила учительница. — Так что грозить уже некому…
— Они пока еще орудуют, — зло махнул рукой Околов. — За четырнадцать месяцев партизаны убили полторы тысячи наших старост и полицейских. Ведут войну против нас, истинных русских патриотов… Вы тоже, кажется, Елизавета Николаевна, нас недолюбливаете? Смотрите! — И, снова погрозив пальцем, налил себе еще водки. — Пойдемте обедать.
Обед прошел почти молча. Все поглядывали с опаской на хмурившегося хозяина. Разгильдяева видела, что Елизавета Николаевна нервничает: на ее вопросы отвечала невпопад, уронила со стола стакан, такого с ней никогда не бывало. Околов ухмыльнулся:
— Обиделись, Елизавета Николаевна?
— Нет, нет, пустяки. Ко мне вчера приехал двоюродный брат из Витебска, вот и беспокоюсь. Он еще совсем мальчик. Учился здесь в техникуме…
После обеда дети с учительницей отправились в кино, Разгильдяева решила «на минуточку» зайти к подруге, а Околов, соснув часок, уселся за письменный стол. Его отвлек звонок. Это пришли из кинематографа дети.
