Взяв в руки записку, Элин вновь перечитала ее.
Четверг.
Дорогая Элин,
Боюсь, все кончено. Моя жена обо всем узнала. Мы помирились, но мне пришлось пообещать, что я тебя никогда больше не увижу. Разумеется, ты можешь остаться в своей квартире, но платить за нее я больше не могу. Мне очень жаль, что все так получилось, но, я думаю, мы оба знали, что это не может продолжаться вечно. Удачи тебе.
Твой Клод.
«Так просто», – подумала она, разорвав записку с ее дешевыми сантиментами. Клод – толстый бизнесмен, наполовину француз, наполовину грек, имел три ресторана в Каире и один в Александрии. Это культурный, веселый и добрый человек, но, когда дело приняло неприятный оборот, сразу перестал думать об Элин.
Он был третьим за шесть лет.
Все началось с Чарльза, биржевого брокера. Элин тогда было семнадцать лет, она не имела ни денег, ни работы. Чарльз снял для нее квартиру и приходил к ней по вечерам каждый вторник. Она вышвырнула его, после того, как он попытался «угостить» ею своего брата. Потом появился Джонни, самый приятный из трех, который хотел развестись с женой и жениться на Элин, но она отказалась. Теперь вот и Клод тоже исчез с ее горизонта.
Она с самого начала знала, что у нее с ними нет будущего.
В том, что все эти союзы разрушались, виноваты и ее мужчины, и она сама. Лежавшие на поверхности причины: случай с братом Чарльза, предложение Джонни, жена Клода – это только предлоги или, может быть, катализаторы. Главная причина всегда была одна и та же: Элин чувствовала себя несчастной.
Она обдумывала, что ей мог бы сулить новый союз. Какое-то время она поживет на свои небольшие сбережения в «Банке Баркли» в Шари Каср-эль-Ниле: ей всегда удавалось немного откладывать, пока у нее был мужчина. Потом сбережения станут подходить к концу, и ей придется идти на работу в танцевальную труппу и некоторое время высоко задирать ноги и вилять задом в каком-нибудь клубе. Затем… Элин посмотрела в зеркало, взгляд ее стал невидящим, и она попыталась представить себе своего четвертого любовника. Возможно, он будет итальянцем с горящим взором, блестящими волосами и безупречным маникюром. Может быть, они встретятся в баре отеля «Метрополитен», где собираются репортеры. Он заговорит с ней, затем предложит ей выпить. Она ему улыбнется, и мышеловка захлопнется. Они договорятся пообедать на следующий день вместе. Когда она, ослепительно красивая, войдет с ним под руку в ресторан, все взгляды обратятся на нее, а его будет переполнять чувство гордости. Их свидания продолжатся, он начнет дарить ей подарки, а затем приставать к ней, сначала раз, потом другой; на третий она уступит. В постели им будет неплохо: близость, прикосновения, ласки – она заставит его почувствовать себя королем. Он уйдет от нее на рассвете, но вечером придет снова. Они перестанут ходить в рестораны – она скажет, что это «слишком опасно», и он будет проводить все больше и больше времени у нее дома. Начнет платить за ее квартиру и по ее счетам. Тогда у Элин появится все, что она хочет: дом, деньги и привязанность. Но она по-прежнему будет чувствовать себя несчастной. Начнет скандалить, если он опоздает на полчаса; дуться – если он только упомянет свою жену; жаловаться, что он не дарит ей больше подарков. Он будет раздражаться, но не сможет от нее уйти, потому что к тому времени ему станут необходимы ее скупые поцелуи, ее прекрасное тело и ее умение в постели дать ему почувствовать себя королем. Ей будет скучно от его разговоров, она потребует от него больше страсти, чем та, на которую он способен; начнутся скандалы. В конце концов наступит кризис. Жена его начнет что-то подозревать, или заболеет ребенок, или ему понадобится уехать по делам на шесть месяцев, или у него кончатся деньги. И Элин очутится там же, где и сейчас: плывущая по течению, одинокая, с сомнительной репутацией – и на год старше.
Взгляд ее вновь обрел четкость, и она опять увидела в зеркале свое отражение. Ее лицо было всему причиной. Это из-за него она вела такую бессмысленную жизнь. Если бы она была уродливой, то мечтала бы о такой жизни и никогда бы не узнала о ее пустоте.
«Это из-за тебя я сбилась с пути, – подумала она. – Ты обмануло меня, ты сделало вид, что я другой человек. Ты не мое лицо, ты – маска. Не пытайся больше управлять моей жизнью.
Я не каирская красавица, принадлежащая к высшему обществу, я – нищая девушка из Александрии.
Я – не египтянка, я – еврейка.
Меня зовут не Элин Фонтана. Мое имя – Абигайль Аснани.
И я хочу домой».
* * *
На голове молодого человека, сидящего за письменным столом в Еврейском агентстве в Каире, надета ермолка. Щеки у него гладкие, если не считать жидкой бородки. Он спросил у нее имя и адрес. Забыв о своих намерениях, она назвалась Элин Фонтана.
Молодой человек, казалось, был в замешательстве. Элин к этому привыкла: большинство мужчин при виде ее улыбки начинали слегка волноваться. Он сказал:
– Вы не будете… Я хотел сказать, будьте добры, скажите, почему вы хотите уехать в Палестину.
– Я еврейка, – резко ответила она. Не станет же она рассказывать этому мальчику о всей своей жизни. – Все мои родные умерли, – соврала она, – я попусту растрачиваю свою жизнь.
– Какую работу вы хотели бы выполнять в Палестине?
– Любую.
– В основном там нужны сельскохозяйственные рабочие.
– Прекрасно.
Он мягко улыбнулся ей. К нему начало возвращаться самообладание.
– Я не желаю вас обидеть, но ваша наружность никак не вяжется с работой не ферме.
– Если бы я не хотела изменить свою жизнь, я бы не собиралась уехать в Палестину.
– Да, – он покрутил в руках авторучку. – Чем вы сейчас занимаетесь?
– Я пою, когда не могу работать певицей – танцую, а когда и этого нет – работаю официанткой. – Это более или менее было правдой. Время от времени она занималась всем этим, хотя единственное, что у нее получалось, была работа танцовщицы, да и тут она не блистала. – Я уже говорила вам, что попусту трачу свою жизнь. К чему все эти вопросы? Разве теперь Палестина принимает только выпускников колледжей?
– Вовсе нет, – ответил он. – Но туда трудно попасть. Англичане установили квоту, и все места заняты беженцами от нацистов.
– Почему же вы сразу мне этого не сказали? – сердито спросила она.
– По двум причинам. Во-первых, мы можем переправлять туда людей нелегально. А во-вторых… это несколько дольше объяснять. Подождите, пожалуйста, одну минуту. Мне надо кое-кому позвонить.
Она все еще сердилась на него за то, что он расспрашивал ее, зная, что мест нет.
– Я не уверена, что мне стоит ждать.
– Стоит, обещаю вам. Это очень важно. Только минуту или две.
– Хорошо.
Он ушел звонить в соседнюю комнату. Элин нетерпеливо ждала. День становился жарче, а комната плохо проветривалась. Она чувствовала, что находится в довольно глупом положении. Она пришла сюда импульсивно, не обдумав как следует идею эмиграции. Слишком многие свои решения Элин принимала именно так. Можно было догадаться, что ей станут задавать вопросы; надо было заранее продумать ответы. И одеться чуть-чуть скромнее.
Молодой человек вернулся.
– Очень жарко, – сказал он. – Не пойти ли нам выпить чего-нибудь холодненького? Здесь через дорогу есть одно местечко.
«Вот в чем дело», – подумала она. Элин решила поставить его на место. Она оценивающе взглянула на него, затем произнесла:
– Нет. Вы слишком молоды для меня.
Он страшно смутился.
– Извините, вы меня неправильно поняли. Я хочу вас там познакомить с одним человеком, только и всего.
Она не знала, верить ему или нет. Терять ей было нечего, а пить хотелось.
– Хорошо.
Он придержал для нее дверь. Они перешли улицу, лавируя между шаткими повозками и разбитыми таксомоторами, чувствуя, как на них обрушивается страшная жара. Нырнув под полосатый навес, вошли в прохладное кафе. Молодой человек заказал лимонный сок; Элин попросила джин с тоником.
Она сказала:
– Вы же можете переправлять людей нелегально.
– Иногда. – Он залпом выпил половину своего стакана. – Одной из причин, по которым мы это делаем, является преследование человека. Поэтому я и задавал вам некоторые вопросы.
– Я не подвергалась преследованиям.
– Другим основанием является вклад в общее дело.
– Вы хотите сказать, что я должна заслужить право попасть в Палестину?
– Послушайте, возможно, в один прекрасный день все евреи получат право уехать туда жить. Но до тех пор, пока существуют квоты, будет существовать отбор.
Ее подмывало спросить: «С кем мне надо переспать?» Но один раз она уже его неверно поняла в этом смысле. «Все равно, – подумала она, – он хочет меня как-то использовать».
– Что мне надо сделать? – спросила она.
