Мы с голландцами вернулись в метро, доехали до «Арсенальной» и там расстались. Какое–то время я тешил себя мыслью, что сумел уйти от слежки, но не тут–то было. За меня взялись всерьез. Даже когда я в последнюю секунду сумел выскочить из закрывающихся дверей вагона, оказалось, что на перроне стоит уже дважды замеченный мною блондин, я присвоил ему имя Комсомолец. Он был в защитной куртке номера на два меньше, чем следовало.
Комсомолец не сел в поезд именно в предвидении моей, достаточно обычной, хитрости. Значит, кто–то другой уехал в покинутом мной поезде. Он мог себе позволить не выпрыгивать в последний момент. Я пересек платформу и покатил куда–то наугад. Потом я долго бродил по улицам, причем топографическое любопытство не оставляло меня даже теперь. Я больше не заботился о том, что они обо мне подумают, и не пытался изображать из себя ничего не подозревающего обывателя: менял курс, разворачивался на сто восемьдесят градусов, и поэтому без труда засек трех филеров, которые меня пасли.
Мужчин я мысленно назвал Отличник и Дебил, а женщину — Мормышка, а если по правде, то другим словом, отчасти близким по звучанию. Комсомольца и пожилого больше не было. К.С. Станиславский рыдал бы от восторга, глядя на поведение Отличника: когда я, порывшись в книгах букинистического магазина и даже что–то купив, вышел наружу, тот, вы не поверите, стоял спиной ко мне и переписывал в записную книжку время работы соседней «Спортивной книги», сверяясь с табличкой на ее дверях после каждой буквы. И были причины: стеклянная дверь здесь хорошо отражала все происходившее позади. А когда я зашел на какую–то стройплощадку справить малую нужду, на ней тут же возник еще один встревоженный филер, типичный строитель коммунизма с плаката. Он был в футболке невозможного сиреневого цвета, где они такие берут?
Я слышал звук машины, в которой его подвезли к другому входу на стройплощадку. Не глядя на меня — характерная деталь, нормальный человек взглянул бы, — он обогнул котлован и вышел в прореху забора с противоположной стороны. Так и есть — туда тут же подкатил микроавтобус.
Кстати, часто приходится слышать, что на подобные роли берут людей с незапоминающейся внешностью. По–моему, это литературный домысел, посмотрите вокруг, какую внешность можно назвать незапоминающейся? Но даже если таковые и есть, поди их напасись. Думаю, что гебуха работала с тем материалом, который имела, даже одеты они были, боюсь, в свое.
Я вышел со стройплощадки на улицу и увидел через дорогу наискосок, как Строитель коммунизма беседует с Дебилом. Оба трогательно изменили внешность: Строитель коммунизма упрятал свою сиреневую безрукавку под куртку–хаки, в которой еще недавно щеголял Комсомолец, причем ему она была, слава Богу, впору. К несчастью, сиреневый воротничок все равно выглядывал. Дебил, наоборот, куда–то дел свою белую ветровку и стоял теперь в трикотажной рубашонке в широкую черную горизонтальную полосу. На голову он, вдобавок, натянул бейсбольный картуз, получилось красиво.
Мимо меня медленно прокатил микроавтобус с глухими окнами и с большой антенной, видимо, тот самый. Я решил, что у меня все же есть шанс: стройплощадка имела выход на третью сторону, в переулок, куда ни одна машина въехать не могла, поскольку его пересекала свежевыкопанная траншея. Пока они попрыгают в свой микроавтобус, пока он будет объезжать квартал... Я кинулся через стройплощадку, как юная серна. Мне повезло: я выскочил на угол переулка и большой улицы почти под колеса серой «Волги», явно готовой везти меня куда угодно.
«Почтовая площадь», — сказал я улыбчивому пожилому водителю. «Яволь, зер гут, хоть в Русановку, хоть в Лиски», — с готовностью отозвался он. Мы катили очень лихо. Хорошо помню, что дважды мы пересекали перекресток последними, уже на красный свет. Когда мы въехали на Подол, я уверовал, что оторвался, но на всякий случай вышел за полверсты до Почтовой площади и пошел к метро пешком.
Самое главное, не привести этих дармоедов за собой в общежитие Геофизтреста. Ночевать мне больше негде, а там кроме меня остановился еще и З.К. Поскольку к устроившей нас туда Раисе три дня назад обращался Алекс, вся наша шайка становится вычисляемой. Жена Алекса тоже еще была в Киеве — с помощью взятки она купила себе право жить в «Пролеске» еще несколько дней, несмотря на утрату статуса автомобилистки.
Нам предъявить формально покамест нечего, но ведь есть еще и голландец с его двойным дном, вдруг его ведут от самой границы? Сам он, правда, не заметил ничего подозрительного, пограничный и таможенный контроль длился всего несколько минут и показался ему совершенно формальным, но хрен их знает, этих славных дзержинцев.
Входя в вестибюль метро «Почтовая площадь», я вздрогнул от отвращения: меня обогнал давешний Комсомолец, уже без куртки. Не поглядев в мою сторону, он устремился к эскалатору и исчез. Все было до боли ясно: прежде чем я окажусь внизу, на платформе, он должен успеть оставить там кому–то свои инструкции и укатить на первом же поезде. Спустившись вниз, я уже не встречу знакомых лиц, всех филеров придется вычислять заново. Повернуть назад, на улицу? Там люди, ясное дело, тоже расставлены. Скорее всего, правда, все те же, знакомые. И как они успели опередить меня? Неужели балагура на «Волге» они мне сумели подставить? Невероятно.
Я стоял, размышляя, а в это время ко мне уже направлялся станционный милиционер: «Ваши документы, пожалуйста». Вот оно что, им надо установить мою личность и киевлянин ли я. Паспорт у меня был с собой. Милиционер пригласил меня в свою сторожку. Всем своим видом намекая, что любая просьба КГБ ему тошнотворна, он переписал в маленькую записную книжку данные моего паспорта, одновременно рассказывая сказку о какой–то выборочной проверке в киевском метрополитене.
Теперь вся моя ситуация стала другой. Распрощавшись с добрым милиционером, я не стал спускаться вниз, а вышел на улицу. Может, теперь, добившись своего, установив, кто я такой, они отвяжутся? Но нет, на скамейке на краю площади я увидел Мормышку, правда, с каким–то новым персонажем, интеллигентного вида мускулистым лысым господином в ковбойке. В качестве пары они смотрелись на редкость нелепо, и Лысый заметно по такому поводу страдал, не мог этого скрыть. Я плюнул в их направлении и пошел бродить по любимым местам Киева, ни разу больше не оглянувшись. Пусть эти шуты разыгрывают свои мизансцены, я не собирался облегчать им жизнь.
По пустынному и неудобному для слежки парку я отправился к памятнику Владимиру Красное Солнышко. Ночью прошел сильный дождь, аллея была скользкой и зеленой от постоянно натекающей со склонов глины. Я гулял, помню, в Липках, на Татарке, где–то еще. Совсем поздно вечером пришел на вокзал и, о чудо, как–то удивительно легко купил билет в плацкартный вагон до Симферополя на завтрашний вечер. Вопрос о приеме груза отпал, и если нас завтра не повяжут, я могу отправляться на море, а машину оставлю З.К. Пусть пользуется, безлошадный.
У соседней кассы успешно изображали отъезжающих Дебил и Лысый. У следящих за мной, как видно, наступил кризис кадров: когда я почти в полночь подходил к общежитию Геофизтреста, все тот же Лысый оказался на моем пути в телефонной будке. Он кричал в трубку: «Да, да! И обязательно ее подругу рыженькую с собой прихвати! Ну ту, тонкомясую! Да, да!»
За этой фразой чудился хоть какой–то, но класс работы, однако выдержать его больше пяти минут «державна безпека» оказалась не в силах. Когда я получал у дежурной тетки ключ от своей комнаты (З.К. вернулся получасом позже), в дверях общежития появился Дебил в горизонтальную полоску и как–то особенно тупо прошлепал внутрь, а тетка не остановила его и ни о чем не спросила. Как это прикажете понимать?
Мы с З.К. долго шепотом обсуждали создавшееся положение, запивая обсуждение пивом. Вспоминаю это с удивлением, ибо вообще–то к данному напитку равнодушен. Мы согласились, что ни о какой разгрузке завтра не может быть и речи, а коль скоро мы не приняли груз, ухватить нас не за что. В обоих смыслах. Неприятно было другое: теперь не требовалось больших усилий, чтобы вычислить всех нас в качестве группы и заняться ее изучением.
З.К. рассказал, почему он подал мне сигнал разноцветной подушкой: подстраховывая меня, он сразу увидел на станции филеров, причем, по его убеждению, их притащил за собой голландец. Это подвигло меня на такую гипотезу: голландца не вели от границы, кто–то из людей с газеткой заметил необычное поведение Майке на станции метро вчера, сбегал в комнату дежурного по станции, позвонил начальству, а оно приказало проследить и выяснить, что за иностранцы и кто придет к ним на встречу.
Видимо, их вчера довели до «Пролеска», видимо, наблюдали и в «Пролеске», но Алекса там уже не было, а если бы и был, никаких контактов с Дирком он, понятное дело, иметь не мог по причине незнакомства. Какое счастье, что Дирк не занялся вчера разгрузкой машины. Сегодня утром слежку продолжили и не были разочарованы: на встречу с иностранцами пришел какой–то русский, то есть я. Тем важнее было убедить наших соглядатаев, что встреча была затеяна ради передачи посылки с самым тривиальным содержимым. Да только поверят ли они в это? Ведь я заметил слежку и мог о чем–то предупредить Дирка.
