— Вы только подтверждаете мои слова. Прибалтика как раз вышла из состава СНГ и никогда туда не вернется.
— Мы говорили о людях, — возразил «Дронго», разве можно обвинять латышских стрелков, что они поверили в революцию. Или литовских большевиков, боровшихся с фашистской диктатурой. Люди попадают под догмы идеологии, становятся ее узниками и это действительно трагедия. Но во все времена человека, работавшего против своей страны, называли предателем, а помогавшего ей — патриотом. Иного просто не дано. Несколько минут они прошагали в молчании.
— Жарко, — наконец сказала Наиля, — давайте повернем.
— Вы простите меня, я, кажется, увлекся, — извинился «Дронго», сейчас говорить об этом глупо. Мы оба живем ныне в независимом свободном государстве и можем сами выбирать, на кого хотим работать. Тем более, что данная работа не направлена конкретно против нашей страны и нашего народа. Здесь я с вами согласен.
— Вы сложный человек, — медленно сказала женщина, — а почему вы не были офицером. Это правда?
— Да. Я всегда был экспертом специального комитета ООН. Мы работали в контакте с «Интерполом» против мафии. Но в последние годы КГБ все чаще стал просить оказать им ту или иную любезность, и я всегда помогал их сотрудникам, не отказывая в помощи.
— А вы не боитесь, — спросила вдруг женщина, взглянув на него искоса, — если «Волк» обнаружит вас раньше и убьет.
— Не боюсь, — он пожал плечами, — я знал на что иду. Значит, у меня такая судьба. В конце-концов умереть в Багдаде — это так романтично.
— Не знаю, — поежилась женщина, — мне кажется, это так глупо.
Потом они долго шли молча, почти не разговаривая. У лифта они прощались.
— Спокойной ночи, — улыбнулась женщина, — это была удивительная ночь.
— Мы теперь почти родные, — пошутил «Дронго», — все равно все ваши вздохи записаны на пленку. Это уже документ.
— Не уверена, — засмеялась женщина, — я включала скэллер. Слышать они могли, а вот записать — вряд ли. Представляете их разочарование?
И она весело подмигнула ему.
Уже рано утром он трижды пытался дозвониться до Нури-ад-Дуруби, но телефон упрямо молчал. Ждать больше не имело смысла. Он спустился вниз и, выйдя на улицу, сел в один из многочисленных автобусов, уже стоявших перед гостиницей. Иракская сторона выделила специальные скоростные автобусы для предполагаемой поездки в Кербелу.
Ирвинг сел в другую машину. Наиля оказалась вообще в автобусе, где ехали румынские ученые. Колонна автобусов, сопровождаемая полицейскими машинами, довольно быстро выстроилась в линию и, набирая скорость, помчалась по шоссе.
Вокруг стояли двухэтажные дома, словно перевернутые башенками вверх. По краям дороги росли пальмы Цветущая на них хурма заменяла местным жителям не только сладости, но зачастую и муку.
Испуганные арабы выстраивались у дверей своих домов наблюдая за этой величественной процессией.
Дорога в Кербелу заняла не более двух часов. Местность вокруг была достаточно живописной, особенно при пересечении Евфрата, когда огромные раскинувшиеся пальмы заставляли вспоминать, сколько тысячелетий прошло с момента возникновения здесь первых шумерских городов-государств.
Ариф сидел через ряд и «Дронго», всю дорогу глядя на него, пытался постичь непостижимое.
В Кербеле две огромные мечети стояли рядом. Мечеть имама Хусейна, самая почитаемая шиитская святыня мусульманского мира и мечеть Хазрета Аббаса, друга и сторонника Хусейна, также принявшего мученическую смерть. К моменту появления автобусов местные полицейские навели относительный порядок, убрав большую часть нищих Купола мечетей горели золотыми пластинками. Потолки, выложенные из горного хрусталя, переливались всеми цветами радуги. По традиции вошедшие мужчины снимали туфли, сдавая их специально сидевшим гардеробщикам. Женщины были в черных платках.
Сама мечеть имама Хусейна была знаменательна еще и тем, что за ее оградой, прямо при входе, с правой стороны был похоронен величайший поэт древности — Мохаммед Физули, живший почти на восемьсот лет позднее. Могила была замурована прямо в стену и наиболее ревностные поклонники поэта целовали эту стену, поднимаясь дальше в библиотеку, где было создано уникальное книгохранилище. Миновав двор посетители оказывались перед самой мечетью. Часто можно было встретить необычных людей в белой одежде. Их схожесть делала их чем-то родными друг другу. Это были наиболее верные последователи мусульманской религии, отбивающие все положенные намазы в день, Число намазов, которые должны были совершать все мусульмане, не превышало пяти, но эти, наиболее ревностные, молились столь усердно, кладя себе под голову особые камни с печатями имамов, что через некоторое время эти печати уже вырисовывались у них на лбу.
В мечеть приводили маленьких детей и инвалидов. Сама гробница стояла окруженная решеткой из чистого серебра. Многие целовали эту решетку, на глазах сотен людей стояли слезы. «Дронго», дотронувшись до решетки, сделал ритуальный круг, забрал несколько молитвенных камней и вышел из мечети. Большая широкая улица простиралась перед ним. В руках у него была сумочка, набитая деньгами, под которыми лежал нож — принесенный ему вчера Афифом Заки. Вдали мелькнула фигура Ирвинга.
«Дронго» заторопился туда. Повсюду продавали ритуальные четки, молитвенные камни, разную мелочь. У входа в кебабную он заметил Ирвинга.
— Добрый день, — весело сказал «Дронго», — как добрались?
— Жарко, — пожаловался Ирвинг, — душно… А я здесь уже в пятый раз.
Он достал фотоаппарат, щелкая несколько раз в сторону мечети.
— Что-нибудь новое есть? — спросил американец.
— Нашего друга я не застал, хотя звонил ему все утро.
— Мне это не нравится, — нахмурился Ирвинг.
— Мне тем более. Кстати, наша подруга, боевая подруга, — поправился улыбаясь «Дронго», — наконец нашлась. Она, оказывается, вышла из номера, чтобы не компрометировать себя перед другими членами группы.
— Перед кем, — не понял американец, — ее засекли иракцы?
— Не важно. Вам трудно понять наши ханжеские нравы. Для этого нужно родиться на Востоке.
— Когда попадаю в такую жару, мне кажется, что время остановилось, — вздохнул американец, — со вчерашнего дня за мной следят.
— Вам не кажется, что они засекли нас в доме господина начальника полиции?
— Нет, — категорично заявил Ирвинг, — иначе это я бы вчера заметил. Наблюдение началось после того, как я вернулся в «Шератон». Меня кто-то видел с вами.
— Это уже мистика, — «Дронго» достал платок, вытирая лоб, — давайте зайдем внутрь и выпьем айран.
Так назывался напиток из простокваши, воды и соли, хорошо утолявший жажду. Его подавали холодным и оба «корреспондента» в полной мере насладились холодным айраном.
— Вернусь домой, — мечтательно произнес Ирвинг, — и никогда больше в жизни не поеду в жаркие страны. Поклянусь на всю жизнь.
— Не получится, — возразил «Дронго», — иначе придется поменять профессию.
— Давайте еще по стаканчику, — предложил Ирвинг, — что думаете делать дальше? — спросил он, когда они снова поставили пустые стаканы на столик.
«Дронго» бросил две зеленые бумажки. Они вышли на улицу.
— Думаю встретиться еще с одним человеком, — осторожно выдавил «Дронго», — я делаю все, чтобы выйти на «Волка».
— Я понимаю, — Ирвинг вздохнул, «обернувшись, спросил у стоявшего совсем рядом араба.
— Где у вас туалет?
Араб показал на крутую лестницу, уходящую вверх.
— Наверное, там местная гостиница, — понял Ирвинг, — сейчас я вернусь;
— А где ваши наблюдатели? — спросил „Дронго“.
— А черт их знает. Прячутся, наверное, в такую жару.
— Мои приехали на автомобиле, — показал белую машину „Дронго“, — даже немного им завидую. Автомобили, наверняка, с кондиционерами.
Ирринг, кивнув, стал осторожно подниматься вверх по лестнице. „Дронго“ зашел в соседнюю лавку. Продавец, оказавшийся фарсом или персом, весело предлагал свой товар, всячески сбавляя цену. Этот веселый торг длился уже минут десять, когда „Дронго“ вдруг вспомнил про Ирвинга.
Он быстро вышел из магазина и почти бегом начал подниматься наверх. На втором этаже, по очень крутой лестнице, была расположена местная гостиница, вернее, несколько грязных комнат с общим туалетом. Ключи многих комнат торчали прямо в дверях. В одной из них ключа не было. „Дронго“ подошел поближе, перекладывая нож и деньги в своей сумке. За дверью была тишина. Это его и насторожило. Обычно за дверью раздавался шум. Хотя бы работающего вентилятора. Он перевел дыхание, осмотрелся и резким толчком, едва удержавшись на ногах, выбил дверь, влетая в комнату.
На кровати лежал Ирвинг. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — американец больше никогда не вернется в свою Америку. Кроме него в комнате находились еще двое арабов. Первого „Дронго“ уложил ударом кулака. Со вторым пришлось повозиться. Крепкий, жилистый араб перехватил его руку с ножом не давая разогнуться. В конце-концов физическая подготовка и навыки приемов сделали свое дело и нож почти беззвучно вошел в сердце нападавшего. Тот рухнул на пол без крика.
