— Так вот, этот Худаяр в машине из города ехал, и я рядом с ним сзади сидела. Он слез, заплатил, потом у ресторана на пляже высокая русская красивая женщина тоже слезла и тоже заплатила…
— Какая женщина? — поинтересовался Рустамов.
— Очень высокая, светлые волосы, красивая. Только злая.
— А ты что, с ней разговаривала? — спросил Рустамов.
— Разговаривала? Стану я с посторонними людьми разговаривать! — сказала женщина.
— Откуда же ты знаешь, что она злая?
— Я с ребенком ехала, вот с ним, с Эльханчиком, а она даже ни разу не повернулась. А добрая женщина всегда обернется к ребенку.
— Ну, а дальше что?
— А дальше ничего. Доехала, дала шоферу деньги, слезла и домой пошла.
— А шофер какой из себя был?
— Ай, киши, ты тоже спрашиваешь! Разве порядочная женщина станет рассматривать постороннего мужчину!
Поручив председателю сельсовета и участковому милиционеру позаботиться о трупе, так как покойник был одинок и родни не имел, Рустамов со своими помощниками отбыл в город. Спустя некоторое время он докладывал полковнику Любавину и майору Чингизову результаты.
Любавин слушал его, не перебивая, и только делал карандашом краткие заметки в своем большом настольном блокноте. Записав слово «Москвич», он дважды подчеркнул его. Когда Рустамов кончил доклад, Любавин спросил:
— А что вы можете сказать об автомашине, на которой, как вы предполагаете, приезжали к дому Худаяра преступники?
— «Москвич», новый. Приобретен не более месяца-двух назад. Водитель его или неопытный, или очень нервничал, а скорее всего и то и другое.
— Доказывайте! — коротко заметил Любавин.
— Покрышки «Москвича» не имеют следов износа, значит, машина очень мало находилась в эксплуатации. Машина не оставила также никаких следов масла и горючего, значит, заводская подгонка еще не разболталась. Машина до дома шла сравнительно уверенно, но тормознули ее резко. Так делают молодые водители. Возвращаясь, машина немного восьмерила, значит, водителъ или был нетрезв или нервничал.
— Так. Все? — спросил Любавин.
— Нет, если разрешите.
— Продолжайте.
— Машина принадлежит индивидуальному владельцу.
— Доказывайте! — снова повторил Любавин.
— Машина новая, — продолжал Рустамов. — Для предприятий «Москвичи» в Советабад поступили только в начале первого квартала. Они эксплуатируются на полную мощность, и автообувь у них за это время изрядно поизносилась. А новые покрышки поступят к нам только осенью. В конце второго квартала через магазин Горпромторга было продано восемнадцать «Москвичей».
— Значит, если согласиться с вами, — заметил Любавин, — а я не вижу оснований не соглашаться, нам нужно установить владельцев восемнадцати «Москвичей» и определить, кто же из них приезжал вчера вечером в Гюмюштепе.
— Владельцы восемнадцати «Москвичей» установлены. — Рустамов расстегнул планшет и вытащил оттуда листки бумаги. — Вот их список. Я успел захватить его в магазине по пути к вам.
— Так, — заметил Любавин, просматривая списки, и начал читать вслух: — Мамедов — токарь завода им. Ленина, Сигалов — мастер механического завода, Гасанов — врач карадаглинской районной больницы, Джеванширов — профессор медицинского института, Хуршудов — мастер спорта, Кокорев — профессор, Хайранов — шофер, Теймурян — электросварщик, Алиев — народный артист республики и так далее. Восемнадцать человек, восемнадцать адресов, восемнадцать профессий. И никого из них не спросишь: ты приезжал в Гюмюштепе убивать Худаяра Балакиши оглы? Мы не можем оскорбить подозрением ни одного советского человека, не имеем права. И мы обязаны установить убийцу и тоге, кто его привез и, вольно или невольно, стал соучастником преступления. Значит, проверка. Негласность, быстрота, тщательность и секретность, подчеркиваю, абсолютная секретность, — таковы условия этой проверки. Не оскорбить подозрением человека, не спугнуть розыском преступника и обнаружить его возможно в кратчайший срок, а обнаружив, уже не выпускать ни на секунду из своего поля зрения. Так, товарищ капитан?
— Так точно! — ответил Рустамов.
— Давайте решать, как мы практически проведем эту операцию.
— Нужно будет расширить нашу группу, — сказал майор Чингизов.
— Вы намерены взять розыск в свои руки? — спросил. Любавин.
— Да, — ответил Чингизов.
— А что предложит товарищ капитан?
— Если сочтете возможным и нужным, поручите это дело нам, — ответил Рустамов.
— Но насколько я знаю, — заметил Чингизов, — в отделе, кроме вас, всего два оперативника. И если даже вы оставите все ваши дела, то и тогда эта работа может у вас затянуться на весьма длительный срок. Так?
— Если разрешите, товарищ майор, не совсем так, — возразил Рустамов. — У нас в отделе, действительно, три оперативника. Один сейчас в командировке, значит, остаются два. Но у меня есть возможность двинуть, на это дело не двух, а если понадобится — и тридцать, и пятьдесят человек, умеющих успешно решать боевое задание в пределах поставленных им границ.
Любавин, не вмешиваясь, внимательно вслушивался в этот диалог.
— Откуда они у вас? — удивился. Чингизов. — Или вы намерены снять с постов всех милиционеров в вашем отделении?
— Ни одного, — ответил Рустамов. — Это было бы как раз полным отсутствием секретности. Наших милиционеров все знают в лицо и все знают предел их служебных обязанностей.
— Вы говорите загадками!
— Никак нет, товарищ майор, никаких загадок. С нами сотрудничает штаб бригадмильцев, и я являюсь членом этого штаба. Ребята как на подбор. Рабочие, студенты, отличные спортсмены, многие из них велосипедисты. Мы с ними давно дружим, и они привыкли выполнять наши задания скромно, тихо, тактично, без излишнего любопытства, как и полагается настоящим общественникам, друзьям советской милиции. Вот их я и пущу по следам всех восемнадцати «Москвичей», и думаю, что уже завтра к вечеру мы будем иметь исчерпывающие сведения об их владельцах. А когда круг сузится, тогда, конечно, слово за майором Чингизовым.
Любавин, иронически улыбаясь, взглянул на Чингизова и неожиданно спросил:
— Товарищ майор, вы, кажется, большой любитель футбола?
— Да, а что? — недоумевая, ответил вопросом на вопрос Чингизов.
— Да так, ничего. Я хотел просто футбольной терминологией определить итог нашей беседы. А итог таков: 1:0 в пользу капитана Рустамова. На том и порешим. Действуйте. У вас все?
— Нет, товарищ полковник, еще одно обстоятельство, которое, я считаю, нужно доложить.
— Докладывайте.
Капитан Рустамов повторил Любавину то, что рассказала ему женщина с ребенком. Чингизов даже приподнялся с места. В одной машине с Худаяром была высокая женщина, и они приезжали в Гюмюштепе за час или два до того, как была совершена кража в квартире Азимова.
— Не будем терять и этой ниточки, — заметил Любавин, — и не будем торопиться с выводами. Спасибо, товарищ капитан. Вы хорошо выполнили задание. А сейчас попробуйте решить еще одну небольшую задачу. Когда вернетесь в свое отделение, позвоните в институт и пригласите к себе инженера Азимова. Верните ему пальто, пусть распишется в получении, и можете рассказать ему нашу с вами гласную версию о воре и его судьбе. Объявите ему о закрытии следственного дела о квартирной краже. А потом уже свяжетесь со мной.
Любавин встал, пожал Рустамову руку и, подождав, пока тот выйдет за дверь, довольно улыбаясь, сказал. Чингизову:
— Каков парень, а? Я не удивлюсь, если через два-три года встречу его в числе руководителей Советабадского уголовного розыска. Еще десяток таких рустамовых — и преступникам придется менять адреса. А теперь вот что. Вы, кажется, хорошо знакомы с директором института, где работает Азимов.
— Да, он был директором того завода, где мне пришлось работать инспектором по технике безопасности.
— Так вот, позвоните ему сейчас, объясните, что инцидент с кражей Азимова исчерпан. Неплохо будет, если он сам вызовет Азимова на откровенный разговор и сделает ему соответствующее внушение по поводу его работы, которую тот брал домой. И, кстати, вы докладывали, что там был еще какой-то справочник с грифом «Для служебного пользования».
— Да, справочник Скворцова, — сказал Чингизов.
— Так вот пусть заодно сделает внушение и библиотекарше института. Причем объясните ему, что все эти замечания исходят из просьбы капитана Рустамова. Вашего имени пусть он не называет, чтобы не ссорить вас с приятелем. Вы меня поняли?
— Ясно, — ответил Чингизов.
— Идите звоните, а через час возвращайтесь ко мне.
В те часы, когда оперативники мчались к дому убитого Худаяра, а Вася в своей комнате терзался бессоницей и кошмарами, Татьяна неторопливо поднималась по лестнице на второй этаж Дома офицеров, приветливо раскланиваясь со знакомыми и своими партнерами по самодеятельному эстрадному ансамблю.
