Команда врачей, срочно присланных из Токио, уменьшилась уже наполовину. Двое из четверых врачей умерли. Менее шести часов прошло от появления признаков заболевания до страшного и мучительного конца.
Врачи были в белых халатах и в масках; они без конца мыли руки, обрабатывали их дезинфецирующим составом. Но все было бесполезно. Они ощущали себя приговоренными. Все жители Хатасимы были обречены. День, самое большее – два, и в живых не останется ни души. Врачи проклинали бриз; поскольку они уже догадались, что болезнь вызвана каким-то новым, необычайно вирулентным вирусом, прилетевшим со стороны океана, они также давно поняли, что проволочные заграждения воспрепятствуют распространению этой страшной чумы в такой же степени, как завывания знахаря – расползанию гангрены на сломанной конечности.
Никому из них никогда не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным.
* * *
Сержант Сумида пересчитывал трупы. В углу рыбохранилища священник в длинных развевающихся одеяниях жег благовония. Сумида с презрением следил за его манипуляциями. Сам он поклонялся только двум богам – бейсболу и борьбе сумо, – не веря ни во что остальное. Ему еще не было и тридцати, вдобавок он был правой рукой и доверенным лицом майора Теру Яматои. Высокорослый, на голову переросший родителей, атлетического телосложения, сержант слыл специалистом во многих боевых искусствах. В полиции он провел почти всю сознательную жизнь и искренне упивался своей работой. Веря в свое несокрушимое здоровье, Сумида не испытывал страха перед таинственной болезнью, будучи свято убежден в собственной неуязвимости; его уверенность подкреплялась бутылкой сакэ и несколькими кружками пива, которые сержант поглотил в течение этого страшного дня. Тем не менее он был не настолько пьян, чтобы не заметить двух новых мертвецов – японца и иностранца, которые лежали на соломенных тюфяках, устилавших каменный пол рыбохранилища.
Сумида подозвал медсестру.
– Кто эти люди? Когда они умерли?
Миндалевидные глаза медсестры, не прикрытые марлевой повязкой, скользнули в сторону.
– Час назад, сержант. Они не из этой деревни.
– Я знаю. Они были... туристами?
Медсестра кивнула.
– Скверный у них получился отдых.
– Они сверху, из гостиниц?
– Наверное.
Сумида взглянул в сторону обоих врачей и священника, которые стояли неподалеку от высоких двустворчатых дверей. Один из врачей что-то царапал в блокнотике. Стихи, небось, с раздражением подумал Сумида. Хатасима еще в средние века прославилась своими хайку, а этот врач, как помнил Сумида, слыл неплохим поэтом-любителем. Многочисленных туристов, приезжающих в Хатасиму, привлекала не только красота здешних мест и морской воздух, но и старинные синтоистские храмы с величественными резными ториями. Местное население почти сплошь состояло из рыбаков, едва ли не круглосуточно занятых промыслом; проблемы окружающего мира и международные интриги нисколько не волновали этих простых людей. И вот теперь, когда в их замкнутый мирок ворвалась беда в виде запечатанной алюминиевой канистры, прибитой к берегу океаническими волнами, миру и спокойствию жителей старинной деревушки пришел конец. Один из пожилых рыбаков, влекомый любопытством, накануне днем раскупорил зловещую канистру.
Люди начали умирать уже несколько часов спустя.
Сержант Сумида отослал медсестру и быстро обшарил одежду умерших туристов – американца и японца из Токио. Трогать их ему не слишком улыбалось, хотя Сумида, как и другие полицейские, был в марлевой маске и резиновых перчатках. Однако чувство долга в сочетании с выпитыми сакэ и пивом одержали верх – он ловко и профессионально вывернул карманы, проверил документы и даже осмотрел все нашивки и этикетки, в поисках каких-то дополнительных подсказок насчет личностей умерших. Закончив с этим неприятным делом, сержант выпрямился и зашагал к выходу. Не пройдя и нескольких шагов, он вдруг резко остановился.
– Сестра! – позвал он.
Медсестра послушно приблизилась, хотя в ее черных глазах светилось негодование по поводу того, что ее снова отрывают от выполнения своих обязанностей. Со всех сторон неслись стоны и хрипы умирающих; люди задыхались, кашляли, хватались за горло, на глазах мучительно багровели и теряли сознание, пораженные смертельным недугом.
Сумида указал на пустовавший тюфяк в углу.
– Сестра, где Камуру-сан?
Медесестра казалась озадаченной.
– Я не знаю.
– Она умерла?
– Нет, сержант, мне показалось, что она идет на поправку.
– От этой болезни никто не выздоравливает. Все заболевшие умерли. Возможно, вы тоже умрете. Йоко Камуру была больна. Она умирала. Где она?
– Она была здесь.
– А сейчас ее нет! – рявкнул Сумида.
– Я не могу это объяснить.
– Может, ее похоронили?
– Похоронная команда приедет к шести часам.
– Вы уверены?
– Да, сержант. Извините, но мне кажется...
Сумида быстро поднял голову.
– Что?
– Вы выглядите больным.
Сержант глухо расхохотался.
– Я чувствую себя, как огурчик. Вы что, пытаетесь напугать меня?
– Пожалуйста, покажитесь врачам.
– Ерунда. У меня много работы. Выясните, пожалуйста, что случилось с Камуру-сан.
Он не стал ждать, пока сестра поговорит с врачами. Он кинул взгляд на гвоздь, на котором висела одежда Йоко Камуру, и увидел, что одежда исчезла. А вместе с ней – туфли и сумка. Сержант Сумида был озадачен. Он подошел к опустевшему соломенному тюфяку и тщательно осмотрел его. Прехорошенькая, насколько он помнил, девушка тоже отдыхала в горной гостинице. Сумиде рассказали, что она была известной художницей, прославившейся своими какемоно – свитками с картинами, которые вешают на стенах. Сумида однажды и сам видел ее работы на выставке в Хейсандо. Кроме того, Йоко Камуру занималась резьбой по дереву, в традиционном старинном стиле. Сумида вспомнил, как встретил ее пару дней назад, перед тем как на деревушку обрушилась страшная эпидемия. Девушка сидела на берегу, облаченная в юкату, слишком тонкую для прохладной осенней погоды. Рядом с ней, в красочной шелковой фуросике лежали ее инструменты. Худенькая красивая девушка была полностью поглощена своими мыслями. В одной руке, как вспомнил Сумида, она сжимала деревянную куколку – кокеси.
Интересно, куда подевалась эта куколка, подумал он.
Медсестра вернулась. Ее глаза были озабочены.
– Йоко Камуру была очень больна, – сказала она, разводя руками. – Возможно, что в бреду она каким-то образом выбралась наружу. Вообще-то лично мне показалось, что ей стало лучше...
Сержант Сумида выругался себе под нос и заспешил к выходу. На берег уже спустилась ночь. Ветер стих, но с моря и близлежащих островков наползал туман. Высоко в горах весело и ярко горели огоньки реканов. Неподалеку от Сумиды, возле одной из рыбачьих лодок полыхал костер. Встревоженный Сумида пошел на огонь.
Маленькой художницы там не оказалось.
Минут пятнадцать Сумида тщетно обшаривал песчаные дюны. Со стороны деревни донеслись громкие вопли и жалобные причитания. Сумида увидел санитаров, которые несли на носилках очередную жертву гибельного мора. Сумида поспешно подбежал к ним и посмотрел на больного. На носилках хрипел и корчился старый рыбак. Его жена с искаженным горем лицом семенила за носилками, заламывая руки и горестно стеная.
Девушки на берегу не было.
Как она могла исчезнуть из тщательно охраняемой зоны карантина?
Сержант Сумида остановился и закурил сигарету. Потом закашлялся. Стоя перед зданием местной префектуры, он посмотрел на циферблат дорогих часов "сейко". Ждать больше он не имел права. Он снова закашлялся, сердито отбросил сигарету и решительно зашагал к единственной в деревне телефонной будке, располагавшейся напротив полицейского участка. Со звонком в Токио тянуть было нельзя.
После промозглого тумана Сумиде показалось в будке жарко и душно. Он порылся в карманах в поисках мелочи и уронил несколько монеток на пол. Нагнувшись, чтобы поднять их, Сумида, к своему удивлению, почувствовал, что у него кружится голова.
Сержант накрутил диск и несколько секунд спустя в его ухо ворвался четкий, деловитый и нетерпеливый голос майора Теру Яматои:
– В чем дело, Сумида? Вы пьяны?
– Нет, майор, клянусь, что не пьян. Я только... проводил досмотр в деревне – все.
– Зачем?
– Одна девушка... гость Хатасимы... Похоже, что она исчезла. Возможно, она просто забрела на берег в горячечном бреду и умерла. Или зашла на мелководье, а отлив увлек ее в море.
– Она была больна?
– Да, Яматоя-сан. Но, по словам медсестры, ей стало лучше.
– Судя по имеющимся у меня донесениям, этот вирус смертелен для всех, кто с ним соприкасается.
– Да, но... Йоко Камуру – она выздоравливала...
– Камуру? Художница?
– Да, она самая, Яматоя-сан. Я ее найду... Ее или ее труп. Обещаю... – Сумида утер со лба капельки пота. Внезапно он почувствовал, что весь вспотел – лицо, грудь, живот, даже мошонка... Сумида глубоко вздохнул. – Я также проверил канистру. Врачи ее припрятали. Надпись на ней сделана латинскими буквами, но сказать определенно, что она американская, я не берусь. Я сфотографировал ее с разных сторон. Рыбак, который нашел и раскрыл эту канистру, уже мертв. Допросить его мне не удалось. Но сомнений в ее лабораторном происхождении у меня нет. Это безусловно бактериологическое оружие, микробная бомба...
