Она отвернулась от окна. На ней была розовая в белую полоску сорочка и простая темно-синяя юбка.
Глядя в ее серые глаза, Бонд улыбнулся.
— Я зову вас Лил только по понедельникам, — запротестовал он. — И мисс Понсонби в остальные дни. Но я никогда не назову вас Лоэлией. Это имя ассоциируется у меня с одним неприличным лимериком [шуткой (англ.)]. Есть что-нибудь для меня?
— Нет, — отрезала она, но, смягчившись, добавила. — У вас и так полно работы. Правда, не срочной, но все равно очень много. Ах, «сарафанное радио» сообщает, 008 выкарабкался. Сейчас в Берлине, набирается сил. Боже мой, как я рада!
Бонд вскинул глаза.
— Когда вы об этом узнали?
— С полчаса тому назад, — ответила она.
Бонд вошел в просторный кабинет, где кроме его стола стояли еще два, и плотно закрыл за собой дверь. Подошел к окну. Его взору открылась уже почти летняя зелень Риджентс-Парка. Значит, Билл все-таки сделал это. В Пенемюнде и обратно. Набирается сил в Берлине — звучит не больно-то обнадеживающе. Видимо, здорово ему досталось. Что ж, придется ждать новостей из единственно доступного в штабе источника достоверной информации — дамской уборной, известной, к бессильной ярости Отдела внутренней безопасности, как «сарафанное радио».
Бонд вздохнул и сел за стол, придвигая к себе корзину с коричневыми папками, помеченными красными звездочками, которые заменяли гриф «совершенно секретно». Как там дела у 0011? Минуло уже два месяца, как он бесследно исчез в портовых трущобах Сингапура. И с тех пор ни слова. В то время как он, Джеймс Бонд, агент 007, старший из трех агентов, заслуживших право иметь в личном номере индекс «00», сидит за удобным столом, возится с какими-то бумажками и пытается ухаживать за секретаршей.
Он поежился и решительно раскрыл верхнюю папку. В ней была подробная карта южной Польши и северо-восточной Германии. В глаза бросилась кривая красная линия, соединявшая Берлин и Варшаву. К карте прилагался пространный меморандум, отпечатанный на машинке и озаглавленный «Железнодорожная магистраль: Надежный вариант отхода с Востока на Запад».
Бонд достал черный вороненый портсигар и черную зажигалку «Ронсон» и положил перед собой. Прикурив сигарету — одну из тех, набитых македонским табаком, с тремя золотыми кольцами на мундштуке, что изготовляли специально для него в лавке «Морлендс» на Гросвенор-Стрит, — он придвинулся в мягком шарнирном кресле к столу и погрузился в чтение.
Таково было начало обыкновенного рабочего дня для Бонда. Лишь два-три раза в год выпадали задания, требовавшие от него специальных навыков. В остальное время он выполнял не слишком обременительные обязанности старшего государственного служащего — присутственные часы с десяти до шести, которые, впрочем, не требовали строгого присутствия; ленч, как правило, тут же в столовой; приятный вечер за карточным столом в компании близких друзей, или в казино «Крокфордс», или занятия любовью, без особой страсти, с одной из трех одинаково благорасположенных к нему замужних женщин; уик-энды, посвященные игре в гольф по-крупной в одном из клубов в пригородах Лондона.
Отпуска он не брал, разве что по болезни, и то только в случае необходимости, но, завершив очередную миссию, почти всегда получал две недели отдыха. В год имел 1500 фунтов, обычное жалование старшего чиновника на государственной службе, и плюс к этому еще 1000 фунтов необлагаемого налогом дохода из собственных источников. Впрочем, находясь на задании, Бонд волен был тратить любые суммы, так что в остальное время года мог вполне безбедно существовать на чистые 2000.
У него была небольшая, но уютная квартирка в районе Кингс-Роуд, за которой присматривала пожилая шотландка, этакий божий одуванчик по имени Мэг, и двухместный закрытый «бентли» 1930 года выпуска с усиленным двигателем, который Бонд держал в таком превосходном состоянии, что при необходимости тот выдавал все сто миль в час.
На это и тратил он все свои деньги и гордился тем, что коли суждено ему погибнуть до предельного в его профессии возраста в сорок пять лет, в чем в минуты хандры был абсолютно уверен, то на его банковском счету не останется ни пенса.
До той поры, когда его автоматически исключат из списка сотрудников с индексом «00» и переведут на работу в штаб, оставалось еще восемь лет. Или по меньшей мере восемь опаснейших заданий. Может, шестнадцать. А то и все двадцать четыре. Мало не покажется.
К тому моменту, когда Бонд закончил фиксировать в памяти подробности меморандума, в большой стеклянной пепельнице уже лежали шесть окурков. Взяв красный карандаш, он пробежал глазами приклеенный к титульному листу список сотрудников, допущенных к ознакомлению с документом. Список возглавлял М., следом шел «начштаба», затем около дюжины литер и цифровых индексов и уже в самом конце «00». Напротив нулей Бонд поставил аккуратную галочку, вместо подписи приписал семерку и отложил папку в корзину исходящих материалов.
Было уже двенадцать. Бонд взял следующую в стопке папку и раскрыл ее. Папка с грифом «только для ознакомления» поступила из дивизиона радиоразведки НАТО и была озаглавлена «Идентификация почерка радиста».
Бонд придвинул к себе остальные папки и бегло просмотрел заголовки. Они были таковы:
«Инспектоскоп — прибор для обнаружения контрабанды».
«Филопон — японский наркотик-убийца».
«Вероятные тайники на железнодорожном транспорте. № 11. Германия».
«Методы Смерша. № 6. Похищения».
«Маршрут № 5 в Пекин».
«Владивосток. Данные аэрофотосъемки США».
Причудливая пестрота материалов, которые ему предстояло усвоить, нисколько не удивила Бонда. Входя в структуру Сикрет Сервис, секция «00» не касалась текущих операций других подразделений; здесь обрабатывали лишь информацию общего характера, которая могла оказаться полезной единственным во всей Сикрет Сервис трем агентам, в чьи обязанности входило убивать, или — точнее — кто мог получить такой приказ. Лежавшие сейчас на столе папки не требовали срочного рассмотрения. Бонд, как и двое его коллег, должен был только кратко излагать суть тех документов, которые, по его мнению, следует прочитать его товарищам, когда те в следующий раз будут прикомандированы к штабу. Когда секция «00» заканчивала обработку очередной порции материалов, материалы прямиком поступали в архив.
Бонд снова взял в руки натовскую папку. "Стиль работы радиооператора, — читал он, — в мельчайших подробностях отражающий особенности его характера и не поддающийся имитации, фиксируется посредством уникальных характеристик почерка каждого радиста. Этот почерк, или стиль работы на ключе, проявляется достаточно ярко и легко узнается опытными радиоперехватчиками. Кроме того, он может фиксироваться при помощи сверхчувствительных приборов. Эти данные были с успехом применены на практике Бюро радиоразведки США в 1943 году при раскрытии в Чили радиостанции противника, которой руководил молодой немецкий разведчик по кличке «Педро». Когда чилийская полиция накрыла радиостанцию, «Педро» удалось скрыться. Год спустя опытные радиоперехватчики обнаружили новый нелегальный передатчик и по почерку узнали в радиооператоре «Педро». В целях маскировки почерка он работал на ключе левой рукой, однако маскировка не удалась, и «Педро» был схвачен.
В последнее время научно-технический отдел радиоразведки НАТО провел ряд опытов с так называемым «скрамблером», который, присоединяясь к запястью радиооператора, осуществляет микровмешательства в деятельность нервных центров, контролирующих деятельность мышц рук. Однако..."
Три телефона стояли на столе перед Бондом: черный — для связи с городом, зеленый — служебный, и красный, который соединял его только с М. и с начальником штаба. Как раз в этот момент тишь кабинета нарушило знакомое жужжание красного аппарата.
Звонили от начальника штаба.
— Можешь сейчас подняться? — услышал он приятный голос.
— К М.? — спросил Бонд.
— Да.
— Что-нибудь серьезное?
— Просто сказал, что если ты на месте, то он хотел бы тебя видеть.
— Иду, — ответил Бонд и положил трубку.
Забрав пиджак и предупредив секретаршу, что будет у М. и что, когда вернется, не знает, он вышел в коридор и направился к лифту.
Пока он ждал лифта, на память ему явились другие случаи, когда вот так же, в середине абсолютно пустого дня, красный телефон разрезал тишину кабинета и переносил его из одного мира в совершенно иной. Он вздрогнул — понедельник! Стало быть, жди неприятностей.
Подошел лифт.
— Десятый, — сказал Бонд и сделал шаг.
Десятый этаж был в здании последним. Большую его часть занимало Управление коммуникаций — вспомогательное подразделение, состоявшее из горстки высококлассных специалистов, интересы которых не простирались далее микроволн, солнечных пятен и среднего слоя ионосферы. Над ними, на плоской крыше были установлены три невысокие антенны одного из самых мощных в Англии передатчиков, принадлежавшие, как явствовало из укрепленной в вестибюле аккуратной бронзовой дощечки со списком арендующих организаций, радиоремонтной фирме «Рэйдио Тестс Лимитед». Другие квартировавшие в здании службы именовались — «Юниверсал Экспорт Кампани», «Делоней Бразерс (1940) Лимитед», «Омниум Корпорэйшн» и «Справочное Бюро (Мисс Э.Туайнинг, дама ордена Британской империи)».
