— Их убили? — перебил генерала Дзевоньский.
— Да.
— Всех?
— Да.
— Всех пятерых?
— Там было четверо. Двое мужчин и две женщины. Их фамилии есть в сегодняшних газетах. Сначала убили, а потом сожгли ваш офис.
— Среди женщин не было Бачиньской?
— Нет. Такой фамилии нет. Кто это?
— Близкий мне человек, — Дзевоньский тяжело вздохнул. — Слава богу, что хоть ее не достали. Она должна была вернуться в Бельгию на этой неделе. Ездила в США по нашим делам. У меня неприятный привкус металла во рту. Кажется, ваше лекарство начало действовать. Задавайте ваши вопросы, генерал.
— Ваше настоящее имя Тадеуш Марковский?
— Об этом вы меня уже спрашивали. Да.
— Вы были генералом польской разведки?
— Да.
— В последние годы вы действовали под фамилией Дзевоньского?
— Да.
— Под какой фамилией вы работали в нашей стране?
— Станислав Юндзилл.
— Под каким именем прибыл в нашу страну генерал Гейтлер?
— Под именем чешского гражданина Йозефа Шайнера. Можно мне выпить стакан воды? Начала кружиться голова.
— Выпейте, — разрешил Машков. Он взял бутылку, наполнил водой пластмассовый стакан и протянул его допрашиваемому.
Дзевоньский осторожно поднял левую руку, чтобы не нарушить положение датчиков, прикрепленных к телу и к правой руке. На левой находился только один датчик пульса. Схватил стакан, залпом выпил воду.
— Сколько человек входило в состав вашей группы?
— В Москву со мной прибыли пятеро. Еще трое периодически сюда приезжали. Но для охраны дачи, которую мы снимали, были наняты еще пятеро охранников.
— Они в курсе ваших дел?
— Нет. Конечно нет.
— Вы приехали вместе с генералом Гейтлером?
— Нет.
— Как он прибыл в нашу страну?
— На поезде. Из Хельсинки. А потом на «Красной стреле» из Санкт-Петербурга в Москву.
— Гейтлер жил все время с вами?
— Нет. Иногда покидал дачу.
— Куда он уезжал?
— Никто не знает. Генерал легко отрывался от наблюдения и никогда не рассказывал, где оставался.
— Вы ничего не подозревали?
— Нет. Но он просил достать ему три российских паспорта. Два заполненных и один пустой. Мы ему достали. Номера и фамилии я вчера вам уже продиктовал.
— Вы помните, на какие вопросы отвечали вчера?
— Конечно. Ваши наркотики пока еще не превратили меня в идиота. Хотя все идет к тому. Я чистосердечно отвечаю на все ваши вопросы, но вы упрямо продолжаете пичкать меня этой гадостью. Мне может так понравиться говорить правду, что потом я никогда не смогу перестроиться…
— Вот видите, — усмехнулся Машков, — наше лекарство на вас почти не действует. Вы даже пытаетесь шутить.
— И тем не менее будет лучше, если вы перестанете колоть мне ваши наркотики. Я и так говорю все, что знаю. Гейтлер умный человек. Он неоднократно повторял, что единственная гарантия его безопасности — это полная конфиденциальность. Он даже предвидел, что вы можете использовать вашу фармакологию в своих целях.
— Где его можно найти?
— Не знаю.
— У него есть деньги?
— Да. И крупные суммы. Несколько миллионов евро он уже получил.
— Гейтлер может выйти на вашего заказчика без вас?
— Он знает номер телефона. Может, уже и вышел, но я не уверен.
— Как вы считаете, он может сбежать?
— Нет. Не сбежит.
— Почему?
— Профессиональная гордость. К тому же он знал, что мы следили за его дочерью и внуками.
— А если мы гарантируем им безопасность?
— Все равно. Он настоящий профессионал. Взять деньги и сбежать как обычный мошенник? Это не для него. Кроме того, Гейтлер очень обижен на Москву из-за вашего предательства его страны в восемьдесят девятом. Он тогда все потерял. Но вот у него появился такой уникальный шанс напомнить о себе. И обо всех своих бывших товарищах. Нет, он не сбежит.
— А если мы, наоборот, возьмем в заложники его семью?
— Все равно не сбежит. Он умный человек, понимает, что вы с ними ничего не сделаете. Вы же связаны негласными правилами, которые вынуждены соблюдать. А если ваши спецслужбы попытаются похитить трех граждан Германии, то это выльется в огромный скандал. Гейтлер хорошо все себе представляет.
— Где он может жить?
— Не имею представления.
— У него могут быть сообщники в Москве?
— Не знаю. — Дзевоньский закрыл глаза, потом снова их открыл. — Такое ощущение, будто я всю ночь держал за щекой железку. Вы можете дать мне еще немного воды? Или жажда является составной частью вашей пытки?
Машков налил ему еще стакан воды, который Дзевоньский также залпом осушил, снова осторожно подняв левую руку.
— Спасибо, — поблагодарил он.
— Как ваши заказчики вышли на вас? — задал следующий вопрос Машков.
— Позвонили и приехали. Ничего необычного. Номер нашего телефона был в справочнике.
— Кто приехал?
— Один человек. Я думаю, русский. Назвался Андреем Михайловичем. По-моему, бывший сотрудник спецслужб. Или дипломат. Он сразу заявил, что любые деньги для него не проблема. И поставил задачу.
— И вы согласились?
— Конечно. По-моему, он заранее знал, что я соглашусь.
— Он не сказал, кто дает ему деньги?
— Нет.
— И вы не спрашивали?
— Зачем мне терять такой заказ? После выполнения этого дела я мог бы уйти на пенсию.
— Сколько людей работают на вас в Европе?
— Человек сорок пять. Среди них есть исполнители и осведомители. Полный список я вам уже составлял.
— Кто такая Бачиньская?
— Мой близкий друг. Олеся Бачиньская. Она считалась кем-то вроде моего личного пресс-секретаря. Если сможете ее найти, передайте, чтобы она не возвращалась в Брюссель. Там ее обязательно найдут и убьют. Она видела Андрея Михайловича.
— Откуда и как к вам поступали деньги?
— Частично привозили наличными, частично присылали из Цюриха обычными переводами, так же — из Нью-Йорка, из «Сити-банка».
— Как можно вычислить Гейтлера?
— Вас все время интересует этот вопрос. Я не знаю.
— Как вы считаете, кто стоит за вашим заказчиком?
— А вы не знаете? — устало вздохнул Дзевоньский.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Думаю, достаточно состоятельные и влиятельные люди. Для которых, с одной стороны, сто миллионов долларов не деньги. А с другой — им очень мешает ваша нынешняя власть. Я не знаю имен, но думаю, что их всегда можно вычислить. Не у каждого человека есть лишние сто миллионов долларов на убийство президента такой страны. И не каждый решится на такое.
— Как найти Гельмута Гейтлера?
— Искать повсюду. Он может находиться в соседней комнате. Или слушать нас, устроившись где-то рядом. Мне иногда становилось страшно в его присутствии.
— Кроме вашего головного офиса в Брюсселе, где у вас еще были представители?
— В Варшаве и в Нью-Йорке. Телефоны и адреса я вам уже дал. Но эти люди не имеют к нашему делу никакого отношения. И я думаю, что их не будут убивать. Они не знали о моем визите к вам. Хотя нет. В Варшаве знали, но без подробностей.
— Как найти Бачиньскую?
— Ее тетка живет в Чикаго. Там большая польская община. Можно найти через нее. Телефон я помню…
— Назовите, — потребовал Машков.
Дзевоньский пробормотал номер телефона. Машков удовлетворенно кивнул.
— Судя по всему, память у вас работает превосходно. И наше лекарство никак не превращает вас в дебила. По-моему, наоборот, освежает вашу память.
— Это временная эйфория, — предположил Дзевоньский, — а потом может наступить спад.
— Не наступит. У вас были знакомые в Москве?
— Да. Я приезжал к вам раз десять. Список я составил еще в первый день. Но если вы думаете, что я мог попросить помощи у кого-то из бывших знакомых советских офицеров, то ошибаетесь. Я понимал, что этого нельзя делать ни при каких обстоятельствах.
— Как вы связывались с Андреем Михайловичем?
— У нас было два телефона, на номера которых он мог звонить. Он сам выходил со мной на связь.
— Почему вы обратились к Уорду Хеккету?
— Это самый крупный негодяй в Европе, — пояснил Дзевоньский, — раньше он никогда не отказывался от подобных дел. Но на сей раз почему-то испугался. Наверное, побоялся ваших спецслужб. Я думаю, он допустил ошибку. Поэтому и погиб.
— Ваши люди не смогли его убить, — сообщил Машков.
— Знаю, — отозвался Дзевоньский, — мы устроили взрыв в его офисе, но он остался жив. Пришлось исправлять нашу ошибку, отправив к нему в больницу нужных людей.
— Вы ошиблись и во второй раз, — поведал Машков. — Он обманул ваших людей, подставив вместо себя другого человека. И остался жив…
Дзевоньский в очередной раз закрыл глаза. Затем открыл их, устало посмотрел на Машкова:
— Он вам все сообщил? Нет, этого не могло быть. Вы бы ему не поверили. И он знал, что ему нельзя выходить на прямой контакт с вами… — Дзевоньский качнулся.
