— Вот, — сказал Юков, — смотрите, старпом. Прищучил нас дорогой доктор. А ведь ресторан тоже по вашей части…
— По моей, — спокойно ответил Яковлев и взял акт из рук капитана.
— Спору нет, — начал капитан, оставив Митрохина в покое и обратясь к Еремину, — вы, доктор, великий дока в своем деле и, в общем-то, справедливо поступаете. Но знаете ли вы, что теплоход «Уральские горы» на министерское знамя выходит? А если этот несчастный акт попадет в пароходство, могут нам знамя задробить. Это вы понимаете?
— Понимаю, — сказал Еремин, — только не акт, Игорь Александрович, а акты… Во множественном, так сказать, числе.
— Это еще что! — взревел капитан. — Какие такие акты?!
— Извольте.
Василий Тимофеевич раскрыл папку, и на стол легли еще два листа.
— Акт о просрочке дератизационного свидетельства, — сказал доктор, — это будет раз. И акт об антисанитарном состоянии камбуза команды — это два. А всего, стало быть, — три…
— Ну знаете…
Юков задохнулся от ярости. Мгновение он пытался подобрать слова, побагровел и вдруг выпалил:
— Вы… Вы старый бюрократ, черт бы вас побрал!.. Крючкотвор! Волосан!
Еремин вспыхнул, молча сложил листки в папку, взял из рук старпома и первый акт, так же молча повернулся и вышел из каюты. Капитан медленно отходил. Наконец он сдавленным голосом обратился к Яковлеву:
— Как же это так, Валерий Николаевич, а?
Тот пожал плечами:
— Разберусь тотчас.
— Разберитесь, голубчик, и к Еремину… Может быть, уговорите старика… Зря я так. Скажите, мастер[7] и извиниться готов, чего уж там.
Тут он увидел директора ресторана и взорвался снова:
— А вы что стоите здесь?! Марш к себе! Наведите полный марафет да готовьте доктору угощение на высшем уровне! Глядишь, и уломаем упрямого черта. Идите!
Демьян Кириллович опрометью бросился из капитанской каюты и едва не сшиб подходившего второго штурмана.
— Что, фитиль? — спросил второй штурман.
— И не говори, Миша, — ответил Митрохин. — Доктор подкузьмил… Бегу!
Таня Яковлева рассмотрела подарки, поскучала, а муж все не шел, и тогда она решила выйти на палубу. Когда Таня подошла к кормовым релингам ботдека[8], ее окликнули. Обернувшись, она увидела знакомого диспетчера, его звали Василием, а фамилия была Подпасков.
— Здравствуйте, Таня, — сказал Подпасков. — Встретили мужа?
— Конечно.
— Это хорошо, когда тебя встречают… Или ты встречаешь… Завидую вам, Таня.
— Что хорошего!.. А я к вам с просьбой, Василий. Помните разговор о шубе? Нужно мне еще такую, как вы доставали, только на размер больше, сорок восьмой.
— Это можно. Для вас всегда расстараюсь, Таня.
— А когда?
— Давайте я завтра позвоню вам. Вы когда будете дома?
— После обеда.
— Вот часика в три и звякну. Договорились? А сейчас побегу, ведь я на службе.
Подпасков ушел, а Таня начала смотреть вниз, как суетятся люди на главной палубе, и если б она в эту минуту оглянулась, то увидела бы внимательные глаза человека, который стоял за трубой вентилятора и слышал их разговор с Подпасковым. Но Танино внимание было поглощено тем, что происходило внизу, и человек осторожно отодвинулся от вентилятора, шагнул к открытой двери надстройки и исчез.
— …Значит, говорите, туго пришлось… А я-то надеялся, что следующим рейсом доставлю Биллу и «посылку», и вас, — сказал Волк.
— Едва ушел… Хорошо, что вы рассказали об этом убежище. Если б не тайник, мы бы не встретились больше. По крайней мере, вне кабинета следователя.
Волк промолчал, подумав, что если б Мороз не подсказал ему в одном из своих писем о существовании тайника, то как раз у следователя они б и встретились с Беном. Волку не понравился тон, каким его подручный говорил с ним, он неприязненно взглянул на Бена, ругнул про себя Билла — мистера Гэтскелла, — так расхваливавшего Бена когда-то, но вслух ничего не сказал.
— Чем вы можете объяснить такую встречу, Бен? Считаете, что район оцеплен или это случайность?
— А что делать в Палтусовой губе солдатам внутренних войск? Насколько мне известно, закрытых объектов там нет.
— Они могли прочесывать местность в поисках бежавшего заключенного. Вам не приходило это в голову? А вы с вашей фальшивой бородой были достаточно подозрительной личностью. И надо было не открывать пальбу, а спокойно предъявить документы, выдать себя за грибника, ягодника или черт знает кого…
— Если б не моя борода, то меня б давно опознали. А что касается ваших советов по поводу стрельбы, то я бы рекомендовал вам заткнуться, Волк. Мне, старому разведчику, доводилось бывать и не в таких переделках, а вы всего лишь…
— Тихо! Мне плевать на ваш опыт, если он не приносит результатов. И потом, вы забыли, Бен, кто кому подчинен. Может быть, сообщить обо всем вездесущему Морозу? Связь с ним поддерживаю все-таки я…
— Ладно, Волк, я погорячился, извините.
— Оставим это, Бен. Что вам удалось разузнать о несчастном случае на «Вестероллене»?
— Сдается мне, что старпом «Вестероллена» Абрахамсен не случайно упал в трюм. Матросы с «норвежца» болтали между собой, что это произошло в тот момент, когда группа русских явилась к капитану, а затем вместе с ним направилась к старпому. По-видимому, Абрахамсен и был нашим связным. Мороз вам ничего не сообщал?
— Нет. Он передал только план. Но если план прибыл с этим норвежским старпомом, а его собирались арестовать — пути в Палтусову губу для нас больше нет.
— И я так считаю, — сказал Бен.
— Вот что. Готовьтесь еще раз проверить подходы к этому месту. Но сначала запросим Мороза, узнаем его соображения на этот счет. Что у вас по части сведений о базе атомных подводных лодок?
— Туго идет. Военные моряки приучены держать язык за зубами. Выпить с тобой выпьют, анекдоты слушают, сами умеют потрепаться, но о настоящем — ни слова. Денег я на эти кабаки извел — пропасть.
— Денег не жалейте. Нуждаетесь в средствах?
— Пока нет. Делаю заход через жен, те будут послабее. Тряпки любят, блестящие штучки — сороки, одним словом… А вот по комбинату «Поморскникель» кое-что можете передать Биллу.
С этими словами Бен протянул Волку небольшой тюбик голубой помады.
— Микропленка, — сказал Бен. — Материалы операции «Никель».
— Хорошо, — ответил Волк. — Не совсем удачный футляр… Как бы судовые девочки не утащили для использования по прямому назначению. Небось перламутровая?
— Точно, — сказал Бен, — у меня всегда дефицитный товар.
…На стоянке такси было человек десять, но машины подходили часто. Он дождался своей очереди, открыл заднюю дверцу подошедшей к стоянке машины и, спокойно усевшись, сказал: «В Мурмино и обратно, шеф». Водитель помялся, но лишь секунду — сообразил, что пустого пробега не будет, а артачиться по поводу маршрута резона вроде бы нет.
Светло-серая «Волга» покрутилась по улицам Поморска, вывернула к берегу бухты, вдоль которого проходила дорога, переходящая в Ленинградское шоссе, и вскоре уже мчалась в потоке других машин в поселок Мурмино, любимое место загородного отдыха поморцев.
Пассажир молча сидел позади водителя, но, когда такси выбралось из города, оживился, раскрыл коричневый саквояж и вытащил из него транзисторный радиоприемник. Заметив, что шофер глянул на пассажира в зеркальце, человек на заднем сиденье улыбнулся и, выдвигая антенну радиоприемника, сказал:
— Еле достал такую штуку… Племяннику на день рождения везу… Маленькая, а берет ого-го, как хорошо берет.
С этими словами пассажир включил приемник, и в кабину ворвались разноязычные голоса, обрывки мелодий, писк морзянки. Водитель одобрил подарок, добавив, что чересчур даже хороший подарок, дорогой, на что пассажир заметил, что дети сестры ему, как родные, поскольку своих у него нет, и дело не в деньгах, Лишь бы вещь была стоящая, а такая своих денег стоит, это точно…
Разговаривая, он крутил колесико настройки, не задерживаясь подолгу на одной волне, но минут через пятнадцать занятие это ему надоело, пассажир щелкнул выключателем, сложил антенну и убрал радиоприемник в саквояж.
Машина тем временем подобралась к крайним домам Мурмино, затем проскочила к центральной площади, где высилось здание санатория «Рыбак», а дальше шли кварталы новой застройки, пятиэтажные коробки.
— Я сейчас, — сказал пассажир, — подарок отдам, рюмку хлопну и назад.
— Только недолго, — пробормотал шофер.
— Что вы, шеф! — сказал пассажир. — На восемь утра отход заказали, а я к тому ж с ноля часов на вахте.
С этими словами он подхватил саквояж и исчез в подъезде.
Через восемь-десять минут человек подошел к машине. Саквояжа с ним не было.
