— Чудно. Если не оказаться в числе этих двоих…
— Как начертано в книге судьбы, так и происходит, — кивнула Модести.
— Вы из фаталистов?
— Отчасти, — улыбнулась Модести. — Но не из пассивных.
— Я могу это засвидетельствовать. — Взгляд его потеплел. — Бах, трах, тарарах! — Он вздохнул: — Спасибо, что дали мне возможность выговориться. И за то, что напомнили насчет моего личного бремени. Это лучше, чем слюнявые утешения. В основном я справляюсь с собой, только вот ночные кошмары… Стоит заснуть, и ты оказываешься без брони и лат… Хотите знать, почему я так мерзко вел себя по отношению к вам с самого начала?
— Ну?
— Вы внушаете мне благоговейный ужас. Вы сильнее меня. А мне это не по душе.
— Благоговейный страх? Бросьте, Квинн, что за ерунда.
— Это сущая правда. Вы слишком уж совершенны. Я не говорю про ноги, фигуру… Нет, вы потрясающе справляетесь с ситуацией. Не проигрываете. Ну а для того, кто знает, что такое поражение, это уж слишком.
— Извините, — ответила Модести. — Но постарайтесь не восставать против меня. Ну, что, теперь вы будете хорошим мальчиком и ляжете спать?
Он покачала головой и, натянуто улыбнувшись, произнес:
— Нет, вряд ли это получится без моего плюшевого мишки. Слишком уж все жутко. Стоит кошмарам начаться, они не отпускают. А вы идите спать. И забудьте про кофе. Я уже не хочу спать. Но можно покурить?
Модести кивнула, потом сказала:
— Может, вам будет легче, если я останусь?
— Вы… со мной? — неуверенно спросил Квинн. — Здесь? — Он оглянулся. В комнате не было второго дивана. — В постели?
— Если это поможет отогнать ваши кошмары.
Она заметила, как на его лице отразилась борьба противоречивых чувств.
— Старину Квинна хотят совратить?
— Старине Квинну есть из чего выбирать. Но не надо делать над собой усилие. Если присутствие теплого женского тела пойдет ему на пользу, тем лучше. — Она развязала халат и сбросила его. — А ну-ка, уступите место даме.
Модести скользнула к нему, улеглась рядом, положила его голову себе на плечо, потом протянула руку к шнуру бра.
— Свет выключить?
— Пока нет. — Он чуть слышно охнул при первом соприкосновении их тел, потом осторожно провел рукой по ее гладкой коже. Через некоторое время, когда он стал выказывать признаки настоящего пробуждения, она шепнула ему на ухо:
— Ничего не надо доказывать, Квинн. Просто получайте удовольствие.
Позже она испытала удивление перед тем, как бережно он обращался с ней, как внимательно реагировал на ее поведение. Она охотно оставила роль утешительницы, отдавшись тому сложному сочетанию игры, что неизбежно входит в понятие «заниматься любовью».
Еще позже, уже перед тем, как заснуть, Квинн погладил ее грудь и, издав смешок, сказал:
— Это лучше, чем плюшевый мишка. Раз-раз — и на матрас…
Рене Вобуа, руководитель Второго отдела, посмотрел на часы.
— Получилось быстрее, чем я ожидал.
Модести, разложив на столе три фотографии, сказала:
— Мне повезло. Если бы у Бурже и Гара были фальшивые документы, я провела бы тут весь день.
— А этот Серваль? — спросил Рене, показывая на третий снимок. — Он тоже участвовал?
— Да. — Модести обратилась к сотруднику Сюрте. — Как вы полагаете, мсье, тут есть связь?
— Вне всякого сомнения. — Он положил на стол листок из картотеки. — Они работают втроем. Живут в Марселе.
— Унион Корс? — спросил Вобуа.
— Нет, эти действуют самостоятельно.
— Отлично, инспектор. В таком случае оповестите всех, к кому это относится, чтобы как можно скорее все трое были задержаны.
— Для допроса в вашем отделе?
— Да.
— Хорошо, мсье. Надеюсь на скорый успех, но если эти трое решили лечь на дно…
Вобуа мрачно кивнул. Сейчас был полдень. Модести Блейз позвонила ему в восемь утра, а в десять он уже ждал ее в аэропорту Орли. Он подытожил:
— Будем надеяться на удачу.
Пять минут спустя, сидя рядом с Модести на заднем сиденье своей машины, которая катила по бульвару Осман, Рене Вобуа спросил:
— Вы действительно полагаете, что мой друг Таррант еще может быть жив?
— Меня решительно не устраивает, что он может быть мертв, Рене.
— Даже если ваша гипотеза справедлива, может оказаться трудно отыскать и освободить его. Если это вообще возможно.
— Сначала хорошо бы понять, где он находится, а потом уже думать, насколько это сложно…
— Мы окажем вам все необходимое содействие. — Рене чуть покривился и продолжил: — Что и говорить, задачи наших отделов порой вступали в противоречие, но мы с сэром Джеральдом всегда находили взаимопонимание…
— Я знаю, Рене. Если вам удастся найти тех троих и выяснить, кто напустил их на Квинна, пожалуйста, позвоните мне.
— Конечно. А теперь могу предложить вам ранний ланч до того, как отвезу обратно в Орли.
— Спасибо, Рене, но мне надо как можно скорее вернуться в Лондон. Мой рейс в двенадцать сорок пять. Есть еще одна версия, которую неплохо бы отработать.
— А этот самый Квинн…
— Он сейчас у меня. Он явно видел что-то важное, иначе они не предприняли бы попытки устранить его.
— Модести, послушайте. Если есть причины полагать, что сэр Джеральд сейчас находится не на Западе, то можно считать его покойником. Тут уж мы ничего не сможем поделать.
— И пусть его режут на части?
— Извините… Вы правы.
— Хорошо, Рене…
Тот посмотрел на нее, потом тихо чертыхнулся.
— Я зря трачу слова.
За час до того, как Модести начала знакомиться с досье и фотографиями в отделе Сюрте, Квинна разбудил какой-то крупный мужчина и сообщил ему, что к его услугам ванная комната, что его одежда вычищена и висит в шкафу и что через полчаса дворецкий Венг подаст завтрак в столовую.
— Где Модести? — спросил все еще сонный Квинн.
— В Париже. Вернется сегодня попозже.
Прежде чем Квинн сумел сформулировать следующий вопрос, гигант исчез. Квинн вылез из кровати. Она была тут, рядом с ним, еще несколько часов тому назад. Он это отлично помнил. Но Париж? И сейчас? Что, черт побери, происходит? Надо спросить того громилу — как, кстати, его зовут? Да, Вилли Гарвин… Так, кажется, сказал ему в пивной Дагган. Квинн вдруг решил, не имея на то никаких оснований, что Вилли Гарвин ему не по душе.
Полчаса спустя, появившись в столовой, Квинн увидел, что за столом сидит Вилли и читает газету, а молодой индокитаец принес для него, Квинна, еду: кофе, сливки, тосты, а также яичницу с беконом и почками.
— Еще чашечку кофе, Венг, — сказал Вилли, кладя газету. — А это мистер Квинн.
Венг слегка поклонился.
— Доброе утро, мистер Квинн.
— Привет, — отозвался Квинн и сел. Он вдруг испытал приступ голода.
— «Черный бархат» — вещь суровая, — сказал Вилли. — Как себя чувствуете?
— Неплохо, — ответил Квинн и начал есть. — А где Модести?
— В Париже. Улетела восьмичасовым рейсом. Сказала, чтобы вам дали выспаться.
— Я выспался. А вы где ночевали?
— Здесь. У меня тут своя комната.
— Ясно. Впрочем, ничего мне не ясно. Но не в этом дело. А почему она так внезапно понеслась в Париж?
— Увидеть знакомого. Хочет узнать о тех троих, что пытались напасть на вас.
— На меня?
— Вот именно.
— А зачем ей это?
— Все скажет Модести. Ей хочется кое-что у вас узнать.
Квинн почувствовал приступ ярости. Бог знает, что она там надеялась услышать от него, но неужели прошлая ночь — исключительно предлог для допроса? Приласкать старину Квинна, чтобы он был паинькой и рассказал все, что ее интересует?..
— Ну что ж, — буркнул он, — я порядком повеселился, а теперь, пожалуй, мне пора.
— Нет, вам придется подождать Принцессу. Я же сказал: она хочет кое-что у вас узнать.
— Кто-кто?
— Модести.
— А, ласкательное обозначение… Очень трогательно. Очень мило. Но кто может заставить меня торчать тут, Гарвин?
— Отчасти это делается ради вашего же блага. Не исключено, что некто все еще надеется добраться до вас, довести до конца то, что тогда сорвалось из-за Модести.
— Добраться до меня? Чушь. Так кто же меня удержит?
— А, давайте без конфликтов, — устало вздохнул Гарвин. — Они меня утомляют.
Квинн стал намазывать маслом тост, внутренне бурля от гнева. Фальшиво улыбнувшись, он доложил:
— Модести вчера пришла ко мне в постель.
— Угу, — кивнул Вилли. — После того кошмара. Она мне говорила, что осталась…
— Отлично потрахались. — Квинн не успел выговорить это слово, как возненавидел себя. Он понимал, что портит что-то очень хорошее, но уже не мог остановиться и продолжал злобно улыбаться.
Вилли снова взялся за газету. Он словно не услышал Квинна. Тот же доверительно продолжал:
— Теперь хотелось бы знать, приятель, сколько я должен оставить на каминной полке? Сколько принято? Обычная такса — гинея?
Вилли Гарвин задумался на мгновение, потом встал, похлопал Квинна по плечу.
