— Мы поменяли замок, — виноватым голосом объявил комендант.
— Почему? — окончательно разозлился Виктор.
— Решили, что лучше будет, если поменяем, — пояснил комендант, — ключи забрала прокуратура, а мы не знали, когда нам их вернут.
— Дело еще не закрыто, — напомнил Юдин, — могли бы не своевольничать.
— Откуда мы знали, что вы захотите приехать еще раз? — рассудительно сказал комендант. — У нас уже приказ есть о назначении нового заместителя. Он с понедельника должен занять этот кабинет. Я уже докладывал руководству, мне сказали, что назначение подписал сам Черномырдин. Значит, нужно будет кабинет отдавать новому заму.
Уханов улыбнулся. С законами не считались нигде: ни в правительстве, ни в министерстве, ни тем более в Думе. Законы писались как бы сами по себе, для людей с улицы. Для «посвященных» они были лишь правилами, которыми можно было пренебрегать.
Виктор не стал больше ничего говорить. Войдя в кабинет, он огляделся.
— Здесь все оставлено, как было? — спросил коменданта.
— Да, — подтвердил тот, — кажется, да. Я его, покойника, застал в кабинете, когда меня позвали. Он сидел в том кресле, а пистолет выпал у него из рук на пол. Я к нему подошел и пистолет подобрал. Он весь в крови был.
— А вы знаете, что в подобных случаях ничего нельзя трогать? — сердито осведомился Юдин.
— Знаю. Но я хотел на пистолет посмотреть. Может, наше оружие, табельное.
Когда убедился, что не наше, от сердца отлегло.
— А в материалах дела ничего нет про этот пистолет, — покачал головой Виктор. — Совсем все с ума посходили. Делают, что хотят. Пишут, что хотят.
Он прошел к столу, осмотрел его полированную поверхность.
— Здесь, наверное, еще и убирали.
— Уборщица поработала, — подтвердил комендант, — но вы не волнуйтесь, она только пыль вытирала. Ничего больше не трогала. Я сам лично следил.
— Лучше бы вы занимались своим делом, — отмахнулся Юдин, — здесь наверняка все переставили после самоубийства Леонтьева.
— Нет, — обиженно отозвался комендант, — ничего не трогали. Просто пыль убирали и книги. Вы не волнуйтесь, мы следим за порядком. Сюда никто не входил и не выходил.
— Хоть на этом спасибо, — пробормотал Виктор, проходя за стол.
Здесь стояли правительственные телефоны с гербом бывшего Советского Союза, обычный селектор. Юдин выдвинул ящики стола. Обычные ящики нормального чиновника. Деловые бумаги, скоросшиватель, ручки, какие-то цветные папки.
Виктор сел в кресло бывшего заместителя. Покрутился на вращающемся сиденье. Комендант с ужасом смотрел на него. По его мнению, садиться в кресло самоубийцы означало наверняка навлечь на себя разного рода неприятности. И хотя сам комендант был атеистом и никогда не ходил в церковь, тем не менее он искренне верил, что садиться в подобное кресло нельзя.
Виктор открыл еще один ящик стола. Похоже, здесь лежала личная переписка самоубийцы. Юдин достал пачку исписанных страниц, стал внимательно их перечитывать. Ничего необычного. Нормальная деловая переписка.
Уханов заглядывал в различные ящики мебельной стенки. В баре почти ничего не было, за исключением двух бутылок нарзана и банки какой-то неизвестной жидкости, очевидно, пива.
— Он что, был трезвенником? — спросил, усмехаясь, майор.
— Какое там, — возмутился комендант, — любил закладывать покойничек.
Господи, прости меня. Хотя и умел держаться.
— А почему в баре нет бутылок со спиртным? — спросил Уханов.
— Вот сволочи, — возмутился комендант, — значит, и мою печать срывают, и на мой замок ключи нашли. Уже достали. Вчера здесь еще две последние бутылки стояли.
— Ну и бардак у вас, — в сердцах ответил Виктор, — а еще пропуска выписываете.
— Почему бардак? — обиделся комендант. — Наоборот, порядок. Кроме своих, сюда никто войти не может. Все под охраной, под контролем. А новый заместитель придет, все равно прикажет выкинуть все вещи, оставшиеся от прежнего.
— Целая философия, — махнул рукой Виктор и посмотрел на стоявший рядом магнитофон, — хорошо, хоть его не унесли.
— Куда же его унесут? Он же казенный, — всерьез обиделся комендант, — в реестре числится. У меня его Леонтьев за два дня до смерти попросил. Говорит, принеси из отдела мне один магнитофон. Ребята обычно его с собой берут, когда первичное дознание проводят.
— Про «первичное дознание» знаете, а про элементарный порядок забыли, — заметил Уханов.
Виктор посмотрел на небольшой магнитофон и нажал кнопку. Зазвучала легкая музыка.
— Я тоже включал, — кивнул комендант, — и ваш прокурор включал. Ничего там нет. Просто Леонтьев любил музыку слушать. У него здесь еще другой магнитофон стоял. Шикарный такой. Но его унесли ваши сотрудники. Обещали вернуть и включить в опись вещей. Но до сих пор ничего не вернули.
Музыка продолжала играть. Виктор поднял руку, чтобы выключить магнитофон, когда вдруг услышал чей-то голос.
«Господин Леонтьев?»
Находившиеся в кабинете мужчины замерли. Комендант даже крякнул от неожиданности. Уханов посмотрел на магнитофон, но ничего не сказал.
«Что вам нужно?» — раздался уставший голос.
— Это сам Леонтьев, — уверенно сказал комендант.
Виктор приложил палец к губам, попросив не шуметь.
«Вы должны были решить, — услышали они, — мы ждали уже достаточно долго.
— Я помню, — явно нервничая, ответил Леонтьев, — но это не так просто, как вам кажется. Я должен продумать варианты.
— Вы говорите о них уже вторую неделю. Мы не можем столько ждать. Нам нужно ваше согласие. И как можно быстрее.
— Я еще не готов», — ответил бывший заместитель.
Возникла пауза, на пленке раздавалось лишь шипение.
«Это не оправдание», — очень жестко сказал незнакомец.
— Кто это? — спросил Виктор.
— Не знаю, — изумленно ответил комендант.
«Перестаньте, — снова раздался голос Леонтьева, — неужели вы не понимаете, что такие вещи так быстро не делаются.
— Вы тянете с ответом уже столько времени, а сегодня был последний день».
Уханов сел на стул рядом с Юдиным, внимательно вслушиваясь в слова говоривших. Изумленный комендант продолжал стоять.
«А если я соглашусь? — вдруг спросил Леонтьев.
— Тогда и будет настоящий разговор. И не нужно с нами хитрить. Вы напрасно тянули время.
— Я прошу дать мне еще три дня.
— Нет, вы исчерпали свой лимит времени. И не вздумайте с нами играть в кошки-мышки. Себя вы, возможно, и спасете. Надеюсь, вы помните, что у вас есть две дочери. И они ходят в ту самую школу, которая находится совсем недалеко от вашего дома. Причем ваш водитель довозит их только до поворота. Вы ведь понимаете, как сильно они рискуют, когда переходят улицу. Может появиться случайная машина и…
— Замолчите, — дрожащим от волнения шепотом сказал Леонтьев.
— Теперь вы действительно все поняли. До свидания».
Раздались отбойные гудки… Комендант с шумом выдохнул воздух.
— Ты только подумай, что творится, — тяжело сказал он, переводя дыхание, — значит, нашему Леонтьеву звонили и угрожали. Ты только подумай… — снова ошеломленно повторил он.
Последовали характерные гудки. Через минуту частые короткие гудки сменились на общий тон, затем кто-то стал набирать номер.
«Иван Дмитриевич, — снова раздался голос хозяина кабинета, — нам нужно будет принимать решение. Мне опять звонили, угрожали. Я просто вынужден буду это сделать. Мне понадобятся деньги.
— У меня их нет. Ты ведь знаешь, что сейчас происходит. Я никак не могу дать тебе нужную сумму.
— Мне нужно хотя бы половину тех денег», — не унимался Леонтьев.
— Кто такой Иван Дмитриевич? — быстро спросил Юдин.
— Не знаю, — тоже почему-то шепотом ответил комендант.
«Они все в обороте. Вытащить их за несколько дней невозможно. Объясни, что тебе нужно подождать.
— Но поймите…
— И не нужно меня убеждать, Леонтьев. Все равно ничего не получится.
— Они могут прийти ко мне в любой момент. Вы ведь знаете, что они не будут шутить.
— Придумай что-нибудь. Они должны понимать, что дела так не делаются… Ты толковый человек, сам можешь все объяснить».
И снова гудки отбоя. Уханов сидел, нахмурившись. Он уже понял, что они случайно стали обладателями документа чрезвычайной силы. Комендант испуганно смотрел по сторонам. Только Виктор сохранял относительное спокойствие.
Они сидели молча еще минут пять, слушая пленку. Но через несколько минут снова зазвучала музыка, и больше ничего интересного на пленке не было. Виктор выключил магнитофон, осторожно достал кассету, положил ее в карман.
— Стереотип мышления, — невесело улыбнулся он Уханову, — мои коллеги забрали дорогой японский магнитофон, а казенную вещь, принадлежавшую таможенному комитету, оставили на месте. И, конечно, слушали кассету только в начале. Никто даже не догадался прослушать ее всю. А ведь здесь очень серьезные угрозы.
