Торчинский вошел в комнату и кивнул комиссару, снова без приглашения взял стул и сел у стола. У него был по-прежнему самоуверенный вид. Террачини, не спрашивая его разрешения, включил диктофон и положил его рядом с собой.
— Господин Торчинский, — начал комиссар, — у нас появились основания полагать, что вы были не совсем искренни, давая нам показания несколько часов назад.
— Какие основания? — мрачно поинтересовался Торчинский. — Или вы полагаете, что я не только задушил свою бывшую знакомую, но и убил ее мужа? Вам не кажется, что это несколько нелогично. Или мне нужно было убивать мужа, чтобы встречаться с женой. Или свою бывшую любовницу, если вам так хочется ее называть, чтобы избавиться от этой женщины. Но зачем тогда мне убивать ее мужа?
— Очень логично, — кивнул комиссар. Он дымил прямо в лицо Торчинскому, даже не спрашивая разрешения. Очевидно, Торчинский понял, что обстоятельства изменились и поэтому нервничал.
— На этот вопрос я хотел бы получить ответ от вас, — продолжал комиссар.
— От меня? — Торчинский улыбнулся. Потом оглядел собравшихся. — Я — известный в Европе тенор. Неужели вы думаете, что я мог совершить два таких грязных убийства? Сначала задушить женщину, а потом отравить ее мужа. Я бы скорее столкнул его с балкона, чем додумался бы до такого способа убийства. И потом, виски пили все и никто не умер. Может, у него внезапно остановилось сердце? Вам нужно еще проверить, отчего умер Марк Лабунский.
— Внезапная остановка сердца? — повторил комиссар. — Нет, все было не так. У него была отравлена сигара, которую он курил.
— Сигара? — удивился Торчинский. — Каким образом? Впрочем, тогда все понятно. Но в любом случае я его отравить не мог. Я даже не курю сигареты. И не выношу дыма, — с явным вызовом сказал он.
Но комиссара уже нельзя было смутить.
— Сеньор Торчинский, — ровным голосом произнес он, — я полагаю, что могу предъявить вам обвинение как минимум в убийстве Марка Лабунского, мужа вашей знакомой.
— Вы с ума сошли! — разозлился Торчинский.
Комиссар поднялся, подошел к столу, где под салфеткой лежал шприц, найденный в номере Торчинского.
— Вы отравили сигары, введя в них цианистый калий, — сказал комиссар, — самый распространенный яд в мире.
— У вас дикая фантазия, комиссар…
— Мы нашли шприц в вашем номере, сеньор Торчинский.
Комиссар эффектным движением снял салфетку и показал шприц. Торчинский вздрогнул. Он взглянул на лежавшие предметы, потом — на комиссара.
— Это дурная шутка, — пробормотал он.
— Это не шутка, — возразил комиссар, — мы нашли шприц в шкафу. У вас в номере. И я бы очень хотел, чтобы вы объяснили, каким образом он попал к вам, сеньор Торчинский.
— Вы… мы… вы… мне… — Торчинский был явно ошеломлен. Затем он поднес обе руки к лицу, пытаясь успокоиться.
— Признавайтесь, Торчинский, — негромко предложил Хеккет, — вы проиграли свою игру. Имейте мужество сознаться.
— Что? — крикнул Торчинский. — Я проиграл? Это я должен сознаваться? — он громко расхохотался. — Что вы такое говорите? Это я убил Марка и Катю? Это я их убил?
Он снова расхохотался.
— Успокойтесь, — сказал комиссар, — постарайтесь успокоиться и отвечать на мои вопросы.
— Успокоиться? — Торчинский вскочил со стула. — Вы хотите убедить меня, что нашли в моем номере эту гадость? Я даже не знаю, как им пользоваться. Проверьте отпечатки пальцев. Впрочем, что я говорю. Это не мой шприц, мне его подбросили.
— Успокойтесь, — снова повторил комиссар.
— Дайте мне его, я сейчас посмотрю.
Торчинский хотел взять шприц, но комиссар схватил его за руку.
— Не нужно дотрагиваться, — попросил он.
Торчинский попытался его толкнуть, но комиссар держал его руку достаточно крепко.
— Пустите! — крикнул Торчинский. — Вы хотите меня скомпрометировать? — и он снова начал смеяться. У него была истерика.
— Артист, — поморщился Хеккет.
— Паоло! — крикнул Террачини.
В комнату вбежал Паоло и помог комиссару посадить Торчинского на диван. Тот продолжал смеяться. На глазах у него появились слезы.
— Врача, — приказал комиссар, — срочно врача.
— Он симулирует, — подозрительно заметил Хеккет, обращаясь к Дронго. Но тот молча поднялся и вышел из номера, понимая, что его присутствие здесь будет лишним.
В соседнем номере все еще находились семьи Жураевых и Соренко. Обозов методично опустошал запасы мини-бара, но маленькие бутылочки в соседнем номере не могли его успокоить, а обе большие бутылки виски эксперты забрали с собой.
— Вот вы и пришли, — сказал Обозов, увидев Дронго, — мучаете теперь Олега.
— Он остался с комиссаром, — кивнул Дронго. — Извините меня, Клавдия, можно вас на минуту. Я хотел бы с вами поговорить.
— Опять эти разговоры, — поморщилась Соренко, — когда они кончатся. Мало того, что нас терзают эти полицейские, еще и вы, как репей, привязались. Не буду я с вами разговаривать. Не о чем нам говорить.
— Верно, — вступился ее муж, — тоже мне следователь нашелся. Тебя вместе с нами обыскивали. Значит, тоже подозревают. И не нужно строить из себя такого специалиста, все равно ты ничего не найдешь.
Очевидно, некоторые из бутылочек в мини-баре попали не только к Обозову. Супруги Соренко были несколько не в духе.
— Обращайтесь ко мне на «вы», пожалуйста, — попросил Дронго, — и не нужно так хамить. Это некрасиво.
— Кто ты такой? — рассердилась Клавдия, — пристаешь к нам, душу бередишь. А я, между прочим, сестру потеряла. Сестру любимую, — всхлипнула она.
— Я помню, — сказал Дронго, — вы собирались с ней поговорить, чтобы она дала вам очередную отсрочку по вашему долгу. Вы ведь платили только проценты, а сам долг возвращать не собирались.
— Ты кто такой? — икнул Леонид Соренко. — Ты еще будешь нас шантажировать? Откуда ты про долг знаешь?
— Я уже просил, чтобы вы называли меня на «вы». А про долг я слышал в ресторане, когда вы громко беседовали в ожидании семьи Жураевых. И даже услышал, как вы сказали, что с удовольствием придушили бы эту гадину, сестру вашей жены.
Елена Жураева испуганно ахнула. Соренко побагровел, начал краснеть. Он поднялся со своего места и сделал шаг к Дронго.
— Ты еще нас подслушивал. Да я тебя…
Он поднял руку. Дронго был выше него ростом и шире в плечах. И, конечно, был лучше физически подготовлен. Но драться с полупьяным родственником погибших не входило в его планы. Он отступил на шаг.
— Не нужно, — попросил Дронго, — сядьте и успокойтесь.
— Врежь ему, Леня! — взвизгнула супруга Соренко. — Пусть знает, как честным людям такие слова говорить. Нехай не брешет!
— Я тебя! — снова поднял руку Соренко.
— Я же просил вас обращаться по-другому, — улыбнулся Дронго.
Он перехватил руку Соренко и, вывернув ее, толкнул его на пол. Соренко рухнул как подкошенный и заревел от боли.
— Убили, убили! — запричитала Клавдия, бросаясь к мужу. — Убили мужа моего!
В номер вбежал Паоло. Увидев лежащего на ковре Леонида Соренко, он бросился к нему.
— Вы ранены? — спросил Паоло по-итальянски. Он не знал другого языка.
— Уйди, басурманин, — простонал Леонид.
— Он просто споткнулся, — сказал по-итальянски Дронго, — очевидно, они слишком много выпили. Не беспокойтесь, Паоло, ничего страшного не произошло.
Паоло взглянул на остальных, пожал плечами и вышел из номера.
— Ах ты, убийца! — закричала Клавдия, когда итальянец вышел. — Мужа моего убить хочешь?
— С ними бесполезно разговаривать, — мрачно заметил Обозов. — А ты тоже хороша, Клавдия. Значит, брала деньги у Кати? Сколько раз я тебя предупреждал, чтобы ты не лезла с подобными вопросами к сестре! Сколько раз она тебе долги прощала!
— Ну, хватит, — огрызнулась Клавдия, поняв, что спектакль закончен и теперь все против нее.
— Ничего не хватит, — мрачно сказал Обозов, — стерва ты, Клава, самая настоящая стерва. Я это всегда знал.
— Ты тоже не ангел. Отцепись, — она посадила мужа на диван, села рядом с ним.
— Значит, задушить хотели Катю, — насмешливо произнес Обозов, — не хотели долги платить?
— Мы ее и пальцем не трогали. А этот тип просто нас подслушал, когда мы в ресторане сидели. Мало ли о чем мы балабонить можем, не все нужно серьезно воспринимать.
— Ваш муж уходил из ресторана, — напомнил Дронго, — и вернулся весь исцарапанный. Может, он успел подняться наверх?
— Как это наверх? — испугалась Клавдия. — Вы почему нам такое говорите? — от испуга она сразу перешла на «вы».
— Я никуда не поднимался, — сказал Леонид, — и никого не убивал.
— Зачем нам убивать Катю? — спросила, тяжело дыша, Клавдия. — Вы же видели, как мы любили друг друга.
— И слышал, — сказал Дронго.
— Мы ее не убивали, — испугалась Клавдия, — мы никого не убивали.
— Где вы были вчера? — поинтересовался Дронго. — Куда вы ездили после того, как мы расстались в музее?
