— Дорогая Аста, прости, что я задержался. Дела.
Мужчина, нахмурившись, отпустил ее, и Диллон поцеловал ее в губы.
— Шон Диллон, — прошептал он.
Она оттолкнула его и произнесла капризно:
— Ты настоящая свинья, Шон, только и умеешь, что извиняться. У тебя что, одни дела на уме?
Диллон взял ее за руку, не обращая ни малейшего внимания на члена парламента.
— Я кое-что придумал. Пойдем потанцуем.
Оркестр играл фокстрот, и она легко подчинялась танцевальным движениям.
— Черт меня побери, девочка, у вас это здорово получается! — заметил он.
— Я училась в частной школе. Дважды в неделю у нас были уроки танца. Девочки танцевали друг с другом, конечно. Вечный спор был из-за того, кому быть кавалером.
— Могу себе представить. Знаете, когда я был белфастским мальчишкой, мы скидывались, чтобы один из нашей ватаги мог купить билет на танцплощадку и потом открыть пожарный вход и впустить всех.
— Ну и шпана! — вставила она.
— Да, в шестнадцать лет у нас не было денег, но было много фантазии. Все девочки были одеты в ситцевые платья, и от них пахло тальком, которым они пудрились.
Она улыбнулась.
— Мы жили в бедном районе. Косметика была нам не по карману.
— Там вы и научились актерскому искусству?
— О каком искусстве речь?
— А, бросьте, — сказала она, — вы очень ловко втерлись только что. Теперь я должна быть благодарна вам, не так ли?
— Вы полагаете, что мы вместе уйдем в ночь и там я осуществлю свои темные замыслы относительно вас? — Он улыбнулся. — Простите, милочка, у меня на сегодня другие планы, и у вас, мне кажется, тоже.
Он остановился на краю танцевального круга и поцеловал ей руку.
— Было очень мило, но поищите себе лучшего партнера. — Он повернулся и зашагал прочь, а Аста удивленно глядела ему вслед.
Пианиста из бара «Дорчестер» Диллон считал лучшим в Лондоне. Когда ирландец вошел, он помахал Диллону, и тот подошел к роялю.
— Ты сегодня выглядишь, как аристократ, парень. Что случилось?
— Бал бразильского посольства. Великие и могущественные иногда любят подурачиться.
— Бывает и такое. Хочешь подменить меня? А я бы сбегал в туалет.
— С удовольствием!
Диллон сел на стул пианиста. Подошел улыбающийся официант:
— Как обычно, мистер Диллон?
— «Крюг», приятель, не марочный.
Диллон достал из своего старого серебряного портсигара сигарету, закурил и заиграл «Туманный день в Лондоне» — свою любимую мелодию.
Так он и играл, держа в зубах сигарету, дым которой поднимался вверх. Погруженный в музыку, он в то же время был абсолютно уверен, что рядом с ним очутилась Аста Морган.
— А вы, как я посмотрю, человек со многими талантами.
— Мой старый враг как-то назвал меня сносным ресторанным пианистом — но это так, грехи молодости.
— Старый враг, вы сказали?
— Мы участвовали в одном судебном процессе, но разошлись во мнениях относительно его исхода, скажем так.
— Судебном процессе, мистер Диллон? Это что-то серьезное.
— Я принес тяжелый груз. — Подошел официант с бутылкой «Крюга» в ведерке. Диллон кивнул ему.
— Еще, пожалуйста, бокал для леди. Мы сядем вон там, в кабинке.
— «Я — чужак в этом городе», — проговорила она строку из песни.
— «Мне здесь никто не знаком», — продолжил он, — спасибо Гершвинам, Джорджу и Айре. Они, наверное, любили этот старый город. А песню эту написали для картины «Девушка в беде». И пел ее Фред Астер.
— Я слышала, он и танцевал немного.
В этот момент вернулся негр-пианист.
— Парень, у тебя получается.
— Но не так хорошо, как у тебя. Садись.
Диллон встал, а пианист сел на свое место.
Они устроились в кабинке, Диллон дал Асте прикурить и подал бокал шампанского.
— Я вижу, что вы человек образованный и высоких стандартов, и вдруг пьете не марочное вино, — заметила она, пригубив «Крюг».
— Лучшее шампанское из всех — не марочное, — ответил он. — Оно уникально. Это смесь сортов, и это известно немногим. Они читают то, что написано на этикетке, а это очень поверхностно.
— А вы еще и философ. Чем вы занимаетесь, мистер Диллон?
— Стараюсь работать как можно меньше.
— Мы все стараемся. Вот вы упомянули о процессе, не о работе и не о профессии, а о процессе. По-моему, это интересно.
— Боже, Аста Морган, мы в лучшем баре Лондона пьем «Крюг», а вы заводите разговор о серьезном.
— Откуда вам известно мое имя?
— Ну, оно известно «Тэтлеру», известно «Хэлло» и всем остальным светским журналам, со страниц которых вы не сходите. Ни для кого не секрет, что вы и ваш отец вращаетесь в высших сферах. В прошлом месяце вы были даже на приеме у королевы-матери, храни ее Бог, а я, маленький мальчик-ирландец, стоял у окна, прижавшись носом к стеклу.
— Я была на этом приеме, потому что у моего отца конюшня скаковых лошадей, а вы, мне кажется, никогда в жизни не стали бы стоять, упершись носом в стекло. У меня сильное подозрение, Диллон, что вы скорее разобьете это стекло и влезете в окно. — Она встала из-за стола. — Теперь моя очередь уйти. Все было занятно, и я благодарна вам за ваше вмешательство. Хэмиш Хант — свинья, когда напьется.
— Такая девушка, как вы, дорогая, введет в искушение и римского кардинала. И без всякого вина, — ответил ей Диллон.
На секунду она заколебалась, ее злость прошла, и выглядела она немного неуверенно.
— К чему комплименты, мистер Диллон, да еще в этот час ночи? Приберегите их на будущее.
Диллон посмотрел ей вслед, потом поднялся и последовал за ней. Он быстро расплатился, взял свой плащ, надел его и вышел в роскошный холл отеля «Дорчестер». Возле выхода ее не было. Подошел швейцар.
— Машину, сэр?
— Я ищу Асту Морган, — сказал ему Диллон, — но, похоже, мы разминулись.
— Я отлично знаю мисс Морган, сэр. Она сегодня была здесь на балу. Ее шофер, скорее всего, ждет ее у бокового выхода.
— Спасибо.
Диллон обошел здание и зашагал по тротуару. Мимо него по Парк-лейн спешил поток машин. Несколько лимузинов у тротуара ждали своих пассажиров, и, когда Диллон приблизился к ним, из двери появилась Аста Морган в довольно экстравагантном черном плаще с поднятым капюшоном. Она остановилась и стала разглядывать вереницу лимузинов, явно не находя свой. Затем она двинулась по тротуару. В этот момент из двери отеля вышел член парламента Хэмиш Хант и направился в ее сторону.
Диллон перешел на бег, а Хант схватил Асту за руку и прижал к стене. Его руки полезли к ней под плащ, голос звучал громко. От него несло спиртным.
— Ну пожалуйста, Асти, только один поцелуй.
Она отвернулась от него, а Диллон дернул его за плечо. Хант с удивлением обнаружил его рядом, а Диллон носком ботинка ударил его по голени, потом сильно наступил на ступню и, наконец, резким и коротким движением головы ударил в лицо. Хант опрокинулся назад и сполз по стене вниз.
— Опять нализался, — сказал Диллон. — Что скажут его избиратели?
Он взял Асту под руку и отвел в сторонку.
В этот момент из-за поворота выехал «мерседес», и из него выскочил шофер в униформе.
— Надеюсь, я не заставил вас ждать, мисс Аста. Полиция согнала нас с этого места, и мне пришлось сделать круг.
— Все в порядке, Генри.
Хант сидел на земле, прижавшись спиной к стене. По тротуару к нему направлялся полицейский, и Аста, открыв заднюю дверь «мерседеса», потащила Диллона внутрь.
— Садитесь, нам лучше убраться отсюда.
Он последовал за ней, шофер сел за руль, и «мерседес» влился в уличный поток.
— Ой, мэм, какой у вас грандиозный автомобильчик, а я, бедный ирландский сельский мальчик, приехал в город заработать фунт-два.
Она громко рассмеялась.
— Бедный ирландский мальчик! В жизни не слышала такого вранья, мистер Диллон. Если это правда, то вы первый бедный ирландский мальчик, на котором я вижу костюм от Армани.
— А, так вы заметили?
— Если есть область, в которой я являюсь экспертом, так это мода. Это мои грехи молодости.
— Да, конечно, ведь вы уже чертовски пожилая женщина, Аста Морган.
— Ну ладно, — произнесла она, — куда вас отвезти?
— А вы отвезете, куда я скажу?
— Куда я смогу, по крайней мере.
Он нажал кнопку и опустил стекло, отгораживающее салон от водителя.
— Отвезите нас на набережную к парламенту, шеф, — попросил он и вновь поднял стекло.
— На набережную к парламенту? — спросила она. — Это зачем?
Он предложил ей сигарету.
— А вы никогда не видели этих старых фильмов, где парень с девушкой бродят по набережной и смотрят на Темзу?
— В то время меня еще не было на свете, мистер Диллон, — сказала она и наклонилась, прикуривая, — но один раз я готова попробовать что угодно.
