— За что? — вскричал Серебряков, хватаясь за щеку.
— За самолет, — спокойно ответил Высоченко, — мог бы и не рассказывать про него.
— Они хотели Ольгу… а потом убить меня, — жалобно произнес Серебряков. — Как тут не расскажешь. Они бы меня на кусочки порезали.
— Жаль, что не порезали, — с презрением сказал полковник. — Садись в кресло.
Серебряков покорно сел, все еще потирая лицо. Удар был довольно болезненный и тем более обидный, что он испугался, не ожидая от полковника ничего подобного.
— Мы уже собрали ребят, задумчиво сказа Высоченко, — четырнадцать человек вполне хватит. Не нужно никого больше.
— Ты же сам говорил, что нужно человек двадцать-тридцать, — напомнил Серебряков, — Нет, — решительно сказал полковник, — теперь никого нельзя брать.
Среди новеньких обязательно будут стукачи Фили Кривого. Я его методы сучьи хорошо знаю. Он обязательно к нам своего человека подошлет, чтобы знать, куда мы пойдем и что будем делать. Нет, больше никого брать нельзя. Если бы ты про самолет не сболтнул, мы бы еще могли помедлить день-два. Но теперь все бесполезно. Четверо сегодня пойдут со мной на дело. А ты можешь пока оставаться здесь. Мы ведь должны за самолет заплатить. И за оружие. Большие деньги нужны.
Завтра утром вылетим в Минводы. — Почему в Минводы? Ты же говорил, что лучше в Махачкалу?
— Это я раньше говорил, пока ты про самолет не рассказал. А теперь этого делать нельзя. Они не дураки, сразу обо всем догадаются, если мы в Махачкалу прилетим. Я уже сказал Артему, чтобы он взял билеты на завтрашний утренний рейс в Минводы. Нужно срочно вылетать. На месте нас будут ждать наши ребята с оружием. Если будут деньги, там танк купить можно, не то что автоматы или пистолеты. Пятеро наших уже в Минводах. Еще пятеро полетят сегодня.
Остальные четверо — с нами завтра утром. Итого шестнадцать. Я думаю, вполне достаточно. Ребята у нас неплохие, сумеем что-нибудь придумать. Жаль, что денег мало. И занять нельзя. Иначе придется рассказывать, на какое дело мы их собираемся потратить. У Фили, конечно, денег можно взять или у другого авторитета, только ведь они не успокоятся, пока свою долю не получат. Значит, придется нам сегодня банк брать.
— Это опасно, — вздохнул Серебряков, — можете погореть.
— А у нас с тобой жизнь вообще опасная. Ты еще там мог погореть, на квартире своей красавицы. Скажи спасибо, что я вовремя появился. Иначе они размазали бы по стенке твои мозги и твою девицу кончили бы вместе с тобой.
— Спасибо, — угрюмо ответил Серебряков, — об этом я догадался.
— Пока побудешь здесь до ночи. А потом я заеду за тобой. Утром вшестером улетим. Если, конечно, сегодня все пройдет гладко.
— Почему вшестером? — не понял Серебряков.
— Ты считать разучился. Мы двое и четверо ребят. Остальные уже там, на месте. Артем будет моим заместителем. Он из тех мест, хорошо знает все дороги.
— А Ольга?
— Она останется здесь, у меня в доме. Или ты хочешь, чтобы мы ее взяли с собой? — спросил Высоченко, не скрывая своего презрения. — Может, и в банк вас с собой взять?
— Ее здесь могут найти и убить, — простонал Серебряков.
— Там тем более могут убить, — сурово отрезал полковник. — На эту тему мы больше не говорим. Она останется здесь. Если тебе не нравится, можешь вернуться обратно, как только познакомишь меня со своим человеком. Тебя устраивает такой вариант? — Нет, — прошептал Серебряков.
— Значит, договорились. Теперь еще раз расскажи мне, как тебе стало известно об этом самолете. Только не забывай даже о самых незначительных подробностях.
— Я ведь уже рассказывал, — удивился Серебряков.
— Расскажи еще раз, — потребовал полковник. — Может, это подставка, может, нас нарочно туда хотят выманить, чтобы одним разом и меня, и тебя, и всех наших ребят положить.
— Не может быть, — возразил Серебряков, — такого просто не может быть.
— Этого мы знать наверняка не можем. Если Филя хочет открыть свою контору и самому вербовать киллеров, то он вполне способен придумать такую пакость. Тем более в союзе с твоим «благодетелем» Колесовым, которому ты должен деньги и который наверняка заложил тебя и Артиста. Он ведь знал, что ты дружишь с Артистом?
— Знал, — испуганно подтвердил Серебряков.
— Ну вот видишь. — Полковник поднялся и взяв свой необычный «дипломат», превращавшийся в автомат, переставил его со стола в угол.
— Откуда у тебя такая штука? — восхищенно спросил Серебряков.
— От верблюда, — устало сказал полковник. — Подарок одного моего знакомого. Такими чемоданчиками пользуются сотрудники президентской охраны, когда нужно кого-то защитить и прикрыть огнем. За одну секунду можно открыть «дипломат», превратив его в щит, и достать автомат.
— Здорово. Я даже не мог себе представить такого.
— Потом рассмотришь. — Полковник сел на стул подвинул к себе бутылку минеральной воды. — Рассказывай еще раз, — потребовал он, наливая в стакан воды.
После полученного ранения он страшно пил. Казалось, что с получением инвалидности и выходом на пенсию жизнь для него закончилась, и он в сорок с небольшим превратился в никчемного инвалида-пенсионера. Это было самое страшное состояние для мужчины. От боли и гнева алкоголь не прошибал его мозг. Выпивая стакан или два, он не пьянел, только становился мрачнее. Ему нужно было выпить много, очень много, гораздо больше бутылки водки, чтобы свалиться замертво под стол, наконец отключившись. Алкоголь становился для него тяжелым наркотиком, дарящим краткое забвение. Никакие другие лекарства уже не помогали. Бессильное чувство гнева, вызванное и увольнением после ранения, и собственной инвалидностью, и уходом жены, делало его невосприимчивым к обычным порциям алкоголя. И лишь когда доза превышала всякие допустимые нормы, наступало отравление организма и мозг отключался.
В какой-то момент он понял, что скоро не сможет остановиться и как-нибудь, потеряв сознание, больше не придет в себя. Именно поэтому он заставил себя более не притрагиваться к спиртному и теперь пил только минеральную воду.
— К нам в Волгоград приехал из Дагестана мой кореш Казбек Ачалов, — начал Серебряков. — Посидели мы с ним, выпили — все как полагается. Ну, тогда он мне и говорит, что есть выгодное дело. Я его спрашиваю: какое дело? Он так хитро смеется и говорит, что недавно у них самолет упал в море. И его до сих пор найти не могут. Кто только его не ищет — пограничники, контрразведка, менты всякие, даже дипломаты приехали. Ну, по телеку говорили, что самолет исчез, я тоже слышал. Я ему и говорю: что нам теперь, самолеты, что ли, поднимать со дна моря?
Высоченко слушал внимательно, не перебивая говорившего. Только иногда нервно пил воду словно его мучила нестерпимая жажда.
— А он говорит: не надо со дна моря. Самолет находится рядом с их селом, и об этом знают только он и его братья. Просто самолет упал на гряде, и его быстро занесло снегом и песком. Но Казбек знает, где именно упал самолет. И про золотой запас знает. Он работал раньше в Средней Азии, их языки выучил. Так вот, когда дипломаты приезжали, искали самолет, один из них сказал другому, думая, что его никто не поймет: «Хорошо, что они не знают про золото в самолете. Про наш золотой запас». Другой его прервал, сказал, чтобы он не говорил глупостей. Казбек все понял, но виду не подал. Просто он передал двум своим двоюродным братьям, которые были проводниками, чтобы вокруг этого места кружились, но самолет не нашли. Хотя его найти действительно трудно, откапывать нужно будет. Там такие зыбучие пески. Ну, Казбек мне и предложил собрать команду, человек двадцать-тридцать, не больше, и прилететь к ним, чтобы откопать тот самолет. Вот и все.
— Ты говорил еще, что они его охранять будут.
— Ну да, это место будут охранять. Хотя чего там охранять? Казбек мне сказал, что зимой на дараханском полуострове никого не бывает. Холодно, сильные ветры, речки и озера льдом скованы, можно легко провалиться. Да еще вдобавок песчаники. Там зимой никто не ходит, поэтому и самолет до сих пор найти не могут.
— Оружие у них есть?
— С этим проблем нет. Ты же сам говорил, что можно купить. Возьмем и для них.
— Ясно, — задумчиво произнес Высоченко. — Значит, самолет все еще там.
Не нравится мне эта экспедиция, Серебряков, очень не нравится.
— Дело верное. Откопаем самолетик — достанем золото. Это ведь такой шанс, один раз в жизни бывает.
— Смерть тоже один раз в жизни бывает, — равнодушно заметил Высоченко.
— Ладно, давай прощаться. Скоро мне выезжать. Машину я во дворе оставлю, чтобы соседи думали, что я здесь остаюсь. И девочке своей строго-настрого прикажи из дома не выходить. Я ночью приеду, хлеба куплю на неделю и продуктов. Мука на кухне есть, килограммов пять. Если через неделю не вернемся, пусть лепешки печет, но из дома чтобы не выходила. Картошка есть, лук, в холодильнике мясо замороженное, супы всякие, консервы. В общем, с голоду не умрет. Телевизор есть, радио тоже есть. И не соскучится.
