В зале послышался свист. Очевидно, журналист принадлежал к одиозному изданию, которое не считалось особенно демократическим. Рессу был одет в джинсы и кожаную куртку.
– Хочу поблагодарить вас за вашу позицию, – под свист окружающих обратился Рессу к Дронго. – Вы считаете, что в перевороте восемьдесят девятого были заинтересованы внешние силы?
– Это был не переворот, а настоящая революция! – крикнул с места кто-то из журналистов, но Рессу только отмахнулся.
– Я не хотел вмешиваться в ваши внутренние разборки, – признался Дронго, – просто высказал свое мнение эксперта. Суд, который решает судьбу сразу двоих обвиняемых в течение нескольких часов, и приговор, который приводится в исполнение сразу после оглашения вердикта, не могут считаться нормальными и демократическими даже по самым революционным нормам. Обвиняемый должен иметь право на апелляцию, беспристрастное разбирательство, с участием многочисленных свидетелей, и, наконец, на отсрочку подобного приговора, не говоря уже о том, что вместе с ним к подобной скорой казни приговорили и его супругу, что было совсем недемократическим актом.
– Революция развивается по своим законам! – снова выкликнули из зала.
– Может, господа журналисты начнут задавать вопросы и другим гостям? – предложил Дронго. – Иначе они могут на меня обидеться.
Теодореску дал слово другому журналисту, который задал вопрос профессору Панчулеску о его личной позиции в отношении вступления Румынии в Шенгенскую зону.
– Я – горячий сторонник этого вступления, – признался Панчулеску, – но наша оппозиция считает, что нынешняя власть не способна обеспечить вступление нашей страны, и, спекулируя на этом, рвется к власти…
– Давайте не будем обсуждать политические вопросы, – вмешался Теодореску. – Следующий…
Вопросы сыпались еще около часа. Корреспондент Си-эн-эн обратился к профессору Уислеру и поинтересовался, какую рекомендацию мог бы дать американский профессор своим европейским коллегам по поводу принятия Румынии и Болгарии в Шенгенскую зону. Лично он поддержал бы стремление этих двух стран или отказал бы им в праве на подобное членство?
– Считаю, что любое искусственное отторжение отдельных европейских стран будет неправомерно, – неожиданно высказался известный своими правыми взглядами профессор Уислер. – Полагаю, вступление Румынии и Болгарии в Шенгенскую зону наложит на них бремя большой ответственности, и они приведут свои законодательства в полное соответствие с законами остальной Европы. В Европе почти сорок лет была граница, разделявшая Запад и Восток, не нужно строить новые. – Последние слова профессора потонули в грохоте аплодисментов. Пресс-конференция закончилась только в половине шестого. Когда уставшие гости выходили из зала, к ним направлялся инспектор Мурешану в сопровождении нескольких офицеров полиции. Они подошли к Брынкушу и что-то тихо сказали ему. Тот вздрогнул, покачал головой, пытаясь что-то объяснить. Мурешану перебил его, очевидно предложив последовать за ним. Брынкуш согласно кивнул, и тут же к ним поспешили Панчулеску и Теодореску. Они озабоченно выслушали приехавшего инспектора. Говорил он недолго, но, видимо, достаточно убедительно. Затем пошел к кабине лифта, а следом за ним двинулся Брынкуш, молчаливый и понурый. Рядом шагали сразу трое сотрудников полиции.
– Что произошло? – спросил Тромбетти. – Что случилось?
– Кажется, его арестовали, – пояснил Гордон. И обратился с вопросом к подошедшему профессору Панчулеску: – Что там случилось с господином Брынкушем?
– На сумке и на деньгах нашли его отпечатки пальцев, – мрачно сообщил Панчулеску, – поэтому полиция решила его арестовать. Уже получили санкцию на задержание…
– Это неправильное решение, – вмешался Дронго. – Брынкуш был ее близким другом и сотрудником МИДа, который отвечал за гостей. Он сопровождал ее в банк, поэтому мог касаться ее сумки или денег.
– Позвоните следователю и сообщите ему об этом, – предложил Панчулеску. – Они не нашли других отпечатков…
– И не могли найти, – попытался объяснить Дронго, – убийца не такой наивный человек, чтобы оставить свои отпечатки на этой сумке. А деньги ему вообще были не нужны, если он их даже не достал, это понятно даже ребенку.
– Я ничего не могу сделать, – пробормотал Панчулеску. – Обратитесь к Теодореску, он старший в их группе.
Дронго поспешил за уходящей группой и успел догнать инспектора почти у двери лифта.
– Извините, господин инспектор, но я обязан сказать… – быстро начал он.
– О чем он говорит? – спросил Мурешану, обращаясь к Брынкушу, уже стоявшему в кабине в окружении сотрудников полиции.
– Говорит, что должен вам что-то сказать, – перевел Брынкуш.
– Я прошу еще раз тщательно обыскать гостиницу, – пояснил Дронго. – Если нашлась сумка с деньгами, то там должен быть и пистолет, из которого застрелили госпожу Лунгул. И советую искать с металлоискателем.
Брынкуш перевел эти слова инспектору.
– Вот вы нам и расскажете, куда спрятали оружие, – решил инспектор, – или ваш сообщник.
– Металлоискатель, – крикнул Дронго, – найдите оружие!
– Гуд бай! – нахмурившись, Мурешану отвернулся от Дронго. Очевидно, это были единственные слова, которые он знал на английском. И тут же створки лифта закрылись перед носом эксперта.
– Какой болван, – пробормотал он и обернулся, ища Теодореску. Тот стоял в конце холла у стены и разговаривал по телефону. Дронго подошел поближе.
– Арестовали Брынкуша, господин министр, – говорил Теодореску, – они подозревают его в совершении убийства. Да, я знаю, что он был приставлен к госпоже Лунгул, но полиция нашла отпечатки его пальцев на деньгах, украденных у погибшей. Да, так мне сказал инспектор Мурешану. Обязательно, господин министр. Мы завтра утром выезжаем в Трансильванию. Конечно, я буду держать вас в курсе событий. Понимаю, что лично отвечаю за группу, но это был случайный грабитель. Нет, полагаю, нам не стоит вмешиваться в работу следствия. Это вызовет еще больший скандал, который нам сейчас совсем не нужен. – Он убрал телефон и повернулся к Дронго: – Вы хотите мне что-то сказать?
– Нет, – ответил Дронго. Он понял не все слова, но и того, что он понял, было вполне достаточно. Поэтому только повторил: – Нет, ничего больше я добавить не смогу.
Вечерний ужин проходил в более спокойной обстановке. На этот раз ужинали в ресторане, и вместе с ними за столом сидел заместитель главы исполнительной власти города Яссы господин Михай Крянгэ. Он был маленького роста, подвижный, живой, проговаривающий слова скороговоркой, неплохо говорил по-английски, знал еще и русский язык. Господин Крянгэ с воодушевлением рассказывал о планах расширения города, новых стройках, об истории Ясс, которые почти триста лет были столицей Молдавии в самые непростые годы турецкого владычества.
Все немного нервничали, атмосфера была напряженной: явно чувствовалось отсутствие Брынкуша, поэтому старались не говорить об аресте. Первым не выдержал Тромбетти. Попробовав местное вино, он одобрительно кивнул:
– Это вино гораздо лучше прежнего, очень неплохое. Жаль только, что с нами нет господина Брынкуша, ему бы наверняка понравились мои слова.
Все замерли, словно он сказал о покойнике.
– Не нужно о нем говорить, – тихо попросил Панчулеску. – Я надеюсь, что это недоразумение скоро выяснится и его отпустят.
– Они нашли его отпечатки пальцев, – напомнил Тромбетти. – О каком недоразумении вы говорите?
– Я убежден в его невиновности, – сказал Панчулеску. – Мы знакомы уже почти восемь лет, и я не поверю, что он – хладнокровный убийца. Да и зачем ему убивать женщину, которую он любил.
– Отелло тоже любил Дездемону, – меланхолично заметил Уислер.
– Там была ревность, а его обвиняют в краже двух тысяч евро, – поморщился Панчулеску. – По-моему, глупо и стыдно.
– Нужно обратиться в ваше министерство, чтобы вмешался министр иностранных дел, – предложила Демченко. – Ведь речь идет о вашем сотруднике, о дипломате…
– Я уже доложил нашему министру, – сообщил Теодореску, – но, боюсь, он не будет вмешиваться. У нас в стране сложная ситуация перед выборами. Вы, наверное, знаете, что нашего президента Траяна Басэску пытались отрешить от должности, объявив ему импичмент. Тогда президент и премьер были из разных партий. Сейчас оппозиционные партии набирают голоса, и их рейтинг постоянно растет. В такой ситуации министр не станет вмешиваться в работу правоохранительных органов, иначе этот скандал сразу появится в наших газетах.
– А разве дипломаты не имеют статуса неприкосновенности? – поинтересовалась Илона. – Насколько я знаю, мой муж и даже я имели такой статус в Москве. Нашу машину даже нельзя было останавливать и проверять. А здесь дипломата арестовывают.
