Молодой паренек в штатском соскреб в пробирку красный снег, вставил пробку, пометил вещественное доказательство маркером и спрятал в чемоданчик. Потом, следуя жесту криминаль-инспектора, отыскал закатившийся под ларек картонный стаканчик, подцепил пинцетом и уложил в пакет, на котором тоже поставил номер и спрятал. Потом так же методично перешел к огромной решетчатой урне и принялся столь же аккуратно изымать, упаковывать и нумеровать лежащие сверху стаканчики… Вернер подошел и что-то сказал: очевидно, чтобы обращал внимание на следы помады. Потом вернулся к коренастому сержанту и помог отжать дверь.
«Скорая помощь» аккуратно пробралась сквозь толпу и скрылась в конце бульвара. Зеваки стали расходиться, оживленно обсуждая происшедшее.
– Женщине стало плохо, – информировали очевидцы тех, кто подошел позже. – Молодая, красивая, и вдруг потеряла сознание…
– Прямо упала?!
– Да, вот здесь, возле скамейки. Видно, сесть хотела…
Люди везде одинаковы. Такие же разговоры в похожей ситуации можно услышать и в Москве, и в Париже, и в Лондоне… Если бы составленный неизвестными злодеями коварный план удался, это бы меня увезла «скорая помощь», только подставная, а не настоящая, и не в больницу, а неизвестно куда…И это обо мне бы судачили добропорядочные венцы и отдыхающие иностранцы. Но в больницу везли Ирену. Не рой другому яму… Хотя непонятно: как ей все же досталась моя порция отравы?
Толпа любопытных рассеялась. Эксперты производили осмотр внутри ларька.
– Вам придется проехать со мной в комиссариат, герр Сергеев, – сухо сказал инспектор Вернер.
* * *
– Итак, вы считаете, что вас хотели временно вывести из строя и похитить? А госпожа Касторски по ошибке выпила вашу порцию отравы?
Мы снова сидим в кабинете криминаль-инспектора. Усы его воинственно встопорщены. На этот раз он не только не угощает меня кофе, но и вместо дружеской беседы ведет довольно строгий допрос, хотя пока еще без методов «третьей степени». Думаю, до них дело не дойдет: я уже сообщил в посольство, где нахожусь. При необходимости тут мигом окажется и консул, и самые квалифицированные венские адвокаты. Полицейский это прекрасно понимает.
– Не совсем так, герр Вернер. Ту порцию глинтвейна, которая предназначалась мне, я предложил Ирене, но она уронила стакан. Однако каким-то образом препарат оказался и в следующем стакане, который я купил ей после этого. Вы же взяли образцы – наверняка и в моем, и в ее стакане обнаружатся следы мексола…
Инспектор бросает на меня быстрый взгляд.
– Мексола? Гм… Почему именно мексола?
– Потому что именно мексолом был отравлен наш сотрудник Торшин! – говорю я и вовремя прикусываю язык, чтобы не добавить, что это наиболее эффективный психотропный препарат, который в настоящее время находится на вооружении многих спецслужб. Все же столь специфические знания явно не входят в компетенцию специалиста «Росавиакосмоса»!
Инспектор Вернер испытующе смотрит мне в глаза, будто пытается загипнотизировать.
– В вашем глинтвейне действительно содержался мексол, герр Сергеев. А вот в стаканчике госпожи Касторски его следов не найдено…
Он мастерски выдерживал паузу. По тону можно понять, что там найдено что-то другое. Но я не задавал вопросов и продолжал внимательно слушать.
– В стакане Ирены Касторски обнаружены следы лизина…
– Что?!
Инспектор ткнул указательным пальцем в стол, будто ставя точку.
– И в ее крови тоже найден лизин!
– Значит…
Я осекаюсь. Лизин тоже используется спецслужбами, но в иных целях – это смертельный яд!
Вернер подскакивает на своем стуле.
– Вы правы, коллега, вы хорошо знаете, что такое лизин! Ирена Касторски скончалась по пути в больницу! Кстати, на ее теле обнаружены следы от избиения хлыстом…
– Мне очень жаль, – говорю я и как ни странно, вполне искренне.
Не надо было Ирене лезть в эту клоаку. Били ее, несомненно, за ошибку с портфелем. А отравили за то, что не смогла опоить меня. Люди, которые за ней стоят, не терпят ошибок.
– А вот откуда вы знаете про мексол и лизин? – обличающим тоном продолжает Гуго Вернер. – И почему вы все время оказываетесь в центре криминальных событий?
Снова пауза. Она затягивается. Мы молча смотрим друг на друга. Неужели он ждет оправданий? Не имея ни одного факта, а только догадки – пусть не беспочвенные, и подозрения – пусть обоснованные?
– Вы конспиративно передвигаетесь по городу, – продолжает наступать криминаль-инспектор, – уходите из кафе через служебный ход… Очень странно для чиновника…
Вот даже как! Этот парень знает обо мне гораздо больше, чем я подозревал!
– И? – спрашиваю я. – В смысле, что из этого следует?
Гуго Вернер замолкает. Беспочвенные подозрения – это одно, а беспочвенные обвинения – другое.
– Разве я нарушал австрийские законы? – Игорь Сергеев переходит в контратаку. – Я своевременно сообщил о причастности госпожи Касторски к враждебной деятельности против нашего посольства. Сегодня я сообщил вам о ее появлении…
Гуго Вернер опустил голову к бумагам, демонстрируя свой безупречный пробор.
– Благодаря вашему невмешательству я чуть не стал жертвой покушения! А Касторски – стала! И если бы я не вызвал полицию, то никто бы не узнал, отчего она погибла! Вы знаете, что лизин распадается за шесть часов, а вскрытие производят не раньше, чем через двенадцать!
Слово «халатность» произнесено не было, но оно вполне ощутимо витало в воздухе. Поэтому полицейский уже не реагировал на то, что я фактически раскрыл свои карты.
– То, что я делаю, направлено не во вред Австрийской республике, а на ее благо! – Игорь Сергеев завершает свое пламенное выступление. – И все это полностью охватывается рамками соглашений между нашими правительствами!
Получилось немного высокопарно, но убедительно. И двусмысленно. Что вытекает из соглашений Правительства России и Австрии? Запуск совместного спутника? Или мое расследование посягательств на сотрудников посольства? Понимайте как хотите, дорогой коллега Вернер. Можете уточнить у федерального канцлера герра Вольфганга Шюсселя. Если, конечно, у вас есть такая возможность.
– Извините, я устал. Если у вас больше нет ко мне вопросов, я бы хотел отдохнуть. Если есть, я приглашу консула и адвоката.
– Прошу прощения, что утомил, – довольно миролюбиво говорит криминаль-инспектор. – Все вопросы заданы, ответы получены, осталось подписать протокол. Благодарю за гражданскую активность и выполнение долга свидетеля.
А он не такой плохой, как может показаться!
Но и я не такой глупый, чтобы верить в его миролюбие.
Глава 7
Альпийский стрелок
– Они мне стали сниться в последние годы. Все четыреста человек. Весь батальон. Солдаты совсем молодые, офицеры немного постарше… Я вижу их лица, и мне кажется, что это не плод воображения – именно такими они и были в действительности. Бледный, астеничный капитан с рыжими усами, почти как у вас… Лейтенант – альбинос, щеки в веснушках, красные глаза… Небритый майор – узкое, смертельно усталое лицо, впалые щеки. Горбоносый нерусский солдатик из горских народов… Если поднять в архиве личные дела, я узнаю всех по фотографиям. Удивительно! Ведь я не мог их рассмотреть: они были далеко внизу – крохотные фигурки в маскировочных халатах… Одно движение вот этой руки – и их не стало!
Герр Дивервассер поднял правую ладонь с глубокой линией судьбы и длинной линией жизни. Сухие пальцы чуть согнуты и напряжены – как будто он собирался разрубить кирпич.
Мы сидим в ресторанчике «Императорский павильон», расположенном в замке Шенбрунн. Кто-то из австрийских монархов любил, гуляя по парку, выпить рюмочку-другую под легкую закуску, – для этой благородной цели и был возведен павильон. Вполне царский – высокий круглый зал восемнадцатого века, дубовые панели с золоченой отделкой, венецианские зеркала, выразительная фреска на куполе, громадная хрустальная люстра на длинном подвесе. Сейчас в заснеженном парке ни одной живой души, если, конечно, иметь в виду человеческие души: вокруг зоопарк – иногда взрыкивает лев, воют волки, в окно видно, как в просторном стеклянном вольере неспешно прогуливается жираф. Но человеческих особей в обозримом радиусе нет.
– Вы видели когда-нибудь сход лавины? Миллионы тон снега, льда, камней, осколков скал – адское варево, выплеснутое из огромной кастрюли зимней преисподней! Вся эта чудовищная масса сжимает воздух и гонит впереди с огромной скоростью… Дикий гул наполняет окрестности. Ударная волна срывает с людей одежду и убивает их раньше, чем настигает лавина… А потом наступает мертвая тишина, только по инерции звенит в ушах. И рыхлое снежное поле с черными каменными надгробьями…
Я смотрю на желто-пятнистого жирафа. Пустынный камуфляж не годится на белом фоне. Ему бы поменять маскировочный костюм «Пустыня» на более подходящий «Снег», но природа не предоставила длинношеему красавцу такой возможности.
