Груодис «работал» над своим образом почти два часа. Теперь это был пожилой, лет шестидесяти, человек, который медленно ехал по трассе в направлении аэропорта. Он обратил внимание на необычную суету и понимающе усмехнулся. «Кажется, Дронго успел поработать и здесь, — подумал он, весело подмигивая проезжавшей мимо машине ГАИ. — Он думает, что все можно так просто решить, все можно предотвратить, — размышлял про себя Груодис, — посмотрим, чем окончится завтрашний день».
При подъезде к аэропорту висел огромный плакат, призывающий всех в казино.
Груодиса всегда поражало это несоответствие увиденному. С одной стороны, они находились еще в состоянии войны с соседней республикой, потеряв пятую часть своей территории. А с другой — призывали всех сограждан и иностранных визитеров проматывать деньги в казино. «Может, поэтому они и проигрывали эту войну», — подумал про себя Груодис.
Свернув налево, в направлении здания аэропорта, он обратил внимание на выстроившуюся очередь автомобилей. «Проверка», — понял Груодис. Он спокойно достал документы. В конце девяносто первого, когда он уходил из органов, Никита Корсунов прихватил несколько чистых бланков советских паспортов, которые и были использованы. По паспорту Груодис значился Щербаковым Владимиром Арсеньевичем, пятидесяти девяти лет от роду.
В Азербайджане, как, впрочем, и в России, все еще действовали старые советские паспорта с отметками, к какому государству принадлежит данный гражданин. У Груодиса в этом паспорте стоял штамп, что он гражданин России.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Любой из русских граждан, проживающих в Баку, мог получить подобную отметку в российском посольстве без всяких проблем.
Офицер только открыл паспорт Груодиса и сразу вернул его. Ехавший в аэропорт на стареньком «Москвиче» пожилой русский человек не входил в число подозреваемых. По мнению любого офицера ГАИ, предполагаемый преступник даже не посмотрел бы на подобный автомобиль. В их глазах террорист, осмелившийся готовить покушение на жизнь президента, должен был обязательно приехать либо на «Мерседесе», либо на «БМВ».
— Зачем едете в аэропорт? — спросил офицер. — У вас есть билет?
— У меня племянница прилетает, — простуженным голосом объяснил Груодис, — еду ее встречать. Офицер махнул рукой, чтобы он проезжал. Груодис осторожно поехал по направлению к стоянке автомобилей, расположенной под эстакадой.
Оставив машину, он взглянул на часы. До прилета самолета было еще двадцать минут. Он прошел к зданию.
Здесь также чувствовалось напряжение. И хотя все правительственные делегации встречали и провожали в здании старого аэропорта, тем не менее даже здесь чувствовалась особая тревога сотрудников милиции и местной службы безопасности. Не нужно было особенно приглядываться, чтобы увидеть тех, кто переоделся в штатское. Бакинцы могли сразу определить, кто из случайных прохожих работает в милиции, органах прокуратуры, безопасности. Как правило, у этих людей был необыкновенно гордый вид и гипертрофированное чувство собственного достоинства. Своими громкими уверенными голосами и независимым видом они словно подчеркивали свою принадлежность к касте неприкасаемых.
Груодис ходил по аэропорту, профессионально отмечая, как четко налажено взаимодействие разных служб. И, хотя он замечал некоторые недостатки, тем не менее совершить покушение в аэропорту было сложнее всего. Здесь работала система, отлаженная еще в советские времена и довольно четко регулирующая действия каждого из подразделений, охраняющих здание. Через полчаса объявили о прибытии самолета из Москвы. Груодис врезался в плотную толпу людей, состоявшую в основном из «леваков», предлагавших свои услуги, и, с трудом протиснувшись к выходу, стал ждать, когда, появится его человек.
Начали выходить пассажиры. Каждого очень тщательно проверяли на границе, вносили в компьютеры данные паспорта и не менее тщательно проверяли груз прибывающих на таможне. Очередь продвигалась медленно, люди выходили из терминала с интервалами в минуту и более.
Отдельной группой шли иностранные журналисты, прибывшие на завтрашнее мероприятие. Прошагали двое англичан, увешанный фотоаппаратами швед. Показался азиат с характерным разрезом узких глаз. И вдруг Груодис увидел Штейнбаха. Он медленно шел к выходу, глядя по сторонам равнодушным взглядом. Встретившись глазами с Груодисом, он почти незаметно кивнул ему, отвел глаза и пошел дальше.
Конечно, он узнал Груодиса. Узнал, несмотря на грим последнего. Интересно, кого все-таки представляет Траппатони и Штейнбах? Судя по их подготовке, это профессионалы. «Может быть, он приехал для подстраховки», — с неожиданной неприязнью подумал Груодис, напряженно вглядываясь в лица пассажиров. Хотя, с другой стороны, Штейнбах честно предупреждал его, что прилетит в город во время встречи двух президентов.
К выходу спешила молодая женщина лет сорока в легких светлых брюках и темной блузке. В руках, кроме большой сумки, ничего не было. Она еще не успела подойти к выходу, как вокруг Груодиса засуетились молодые люди. Красивая женщина наверняка была гостьей, на которой можно было заработать большие деньги, заломив цену, завышенную в несколько раз.
Но Груодис сломал все надежды «леваков». Едва женщина подошла к стеклянным дверям, у которых стояло двое сотрудников полиции, Груодис шагнул навстречу и громко сказал:
— Здравствуй, Наташа.
Женщина обернулась и, ни секунды не раздумывая, бросилась к нему.
— Здравствуй, дядя Володя, — поцеловала она его в щеку.
— Машина нужна? — уже шептал кто-то над головой.
— Нет, нет, — отнекивался Груодис, с трудом протискиваясь через толпу. Он взял сумку женщины и первым вышел из здания. За спиной они слышали восхищенные вздохи молодых людей. Сев в автомобиль, Груодис развернулся и выехал со стоянки. Осторожно выбрался на трассу. Не было произнесено ни одного слова.
Когда они проехали мимо поста ГАИ, он наконец спросил:
— Как долетела?
— Все в порядке, — коротко ответила женщина. Они доехали до сабунчинского круга, где раньше стоял небольшой памятник Ленину. Их было так много в городе, но этот памятник выглядел особенно пародийно и глупо. Однако район назывался Ленинским, и подобный предмет должен был присутствовать, символизируя верность горожан традициям вождя. Памятник убрали, и теперь здесь было гораздо больше свободного места для проезжавших машин.
Груодис не стал въезжать в город, свернул в сторону, на довольно плохую дорогу, ведущую в населенный пункт, называемый ранее поселком Степана Разина.
Легенды гласили, что именно здесь высадившийся на берегу атаман со своей ватагой обосновал поселок и совершал отсюда набеги на персидские суда.
Груодис проехал еще несколько километров и остановил автомобиль.
— Здравствуй, Инга, — сказал он, наклоняясь к женщине.
Поцелуй был долгим и продолжительным.
— Как у тебя дела? — спросил Груодис.
— Все в порядке. Здесь можно говорить?
— В автомобиле включен скэллер.
— Товар был доставлен в Мюнхен по указанному адресу. Как ты и просил, я тщательно все выяснила. Позвонила Никите. Они приехали с этим связным через несколько часов. Мирослав провел неплохую работу, он установил, куда они отвезут товар. Остальное было несложно. Мы поехали туда вместе с Никитой. Трое убитых — и весь груз снова у нас. Но Перлов благополучно улетел в Москву. А я отвезла груз в Амстердам, куда ты и просил.
— Никита все рассказал мне, — кивнул Груодис, — это совсем неплохо. Я никогда не любил подонков из мафии. И если можно им хоть немного попортить крови, то делал это с огромным удовольствием.
Женщина улыбнулась.
— Они будут очень расстроены.
— У нас остался всего один день, — улыбнулся в ответ Груодис, — завтра все будет кончено. А потом мы с тобой сможем уехать. Уехать навсегда из этой страны, из этого дерьма.
— Ты имеешь в виду эту страну, Россию, или свою Литву?
— Все вместе. Для меня это все еще одна страна со своими дерьмовыми традициями и характерами. Я слишком много вложил в это дело, Инга. В наше последнее дело! После завтрашнего дня я выйду на пенсию. И мы будем с тобой воспитывать наших детей.. Ты сможешь родить мне мальчика и девочку? — Надеюсь, ты отложишь решение этого вопроса до завтра? — улыбнулась женщина.
Он снова привлек ее к себе вдыхая аромат ее волос.
— Мне все так надоело, — прошептал Груодис. Он не хотел признаваться даже самому себе, что его беспокоила напряженность, нараставшая с каждым днем.
— Тебя что-то волнует? — спросила женщина.
— Да, — он положил подбородок на руль, закрыл глаза, — это не волнение. Я просто вспоминаю. Я тебе никогда об этом не рассказывал. Когда мне было семь лет, родители повезли меня в Москву. И там в ГУМе я потерялся. Целый час стоял и плакал, а люди утешали меня, обещая, что мои родители найдутся. Их действительно довольно быстро нашли, объявив по универмагу о том, что потерялся мальчик. Но я на всю жизнь запомнил этот один час. — Он отвернулся, чтобы она не видела его лица.
