— Я против фашизма! — отрезал Дурутти.
— Ты забыл, что коммунисты тоже наши враги.
— Правильно! — закричали в толпе.
— Пусть коммунисты и фашисты убивают друг друга!
— Свободу всем!
Дурутти вслушался в шум и крики, и на душе у него стало муторно. И он, рванув на груди куртку, закричал:
— Анархисты, мне стыдно за вас! Стыдно! Разве вы не видите, что весь Мадрид живет боями! Что все силы направлены на оборону города? Разве вы не видели, как танки с советскими добровольцами шли на правом фланге в контратаку, помогая нам отбивать врага? Фашистских танков было впятеро больше, но русские не испугались их, они таранили их в лоб. Мы все видели, как четыре танка загорелись, но из них никто не вылез. Русские оставались внутри, в этих горящих гробах, и вели огонь до тех пор, пока заживо не сгорели. И на других участках обороны так же жарко, как и у нас. И вдруг мы покидаем позиции! Мы анархисты, люди свободы! Мне стыдно! Там гибнут тысячи людей, а мы уходим в тыл. Мы оголяем самый ответственный участок фронта! Мы тем самым поможем фашистам ворваться в город, расстреливать детей, распинать женщин… Нельзя так! Братья! За мной, анархисты! За мной! На позицию! Или мы займем сейчас наши траншеи… Или… — Он задыхался от отчаяния и гнева. — Или расстреляйте меня! Сейчас! Здесь! Стреляйте в командира предателей! Ну! — Он был искренен и грозен в своем требовании.
— Что ты говоришь, Дурутти? — ахнул кто-то в толпе. Бойцы умолкли, еще мгновение — и их настроение изменится. И тогда Педро шагнул вперед, к Дурутти, и закричал ему в лицо, подымая пистолет:
— Ты жалеешь коммунистов? А нас тебе не жаль? Ты предал анархистов! Смерть тебе! — и он выстрелил пять раз в комбрига.
Дурутти упал, Педро пустил в него еще одну пулю… Толпа шарахнулась в сторону и затихла. Педро, деловито сунув пистолет за пояс, крикнул:
— Да здравствует анархия! Смерть предателю! Анархисты! Слушайте своего командира! Я приказываю идти в тыл! Пусть позицию защищают коммунисты! Пошли!
…Машину, в которой Хаджумар возвращался из штаба революционных сил в расположение бригады, обстреляли с высоты, которую должен был занимать батальон Педро. Обстреляли из пулемета той системы, что в бригаде не было. Что же произошло? Хаджумар увидел в поле редкую цепочку анархистов, ведущих стрельбу по высоте, выскочил из машины и перебежками достиг их. Ему навстречу бросились Гарсиа и Аугусто, залегли рядом с ним.
— Что случилось?. — спросил Ксанти с тревогой.
— Они убили его! — сказал Гарсиа.
— Кого? — ужаснулся Хаджумар, сразу же поняв, о ком говорил Гарсиа.
— Твой друг Дурутти убит. Убит. В него стрелял Педро… Выслушав, как и что произошло, советник с болью спросил:
— Где лежит Дурутти?
— Мы его вынесли вон за тот бугор, — кивнул назад Аугусто.
— Проводите меня, — приказал им Хаджумар. Дурутти лежал на плаще. Хаджумар приподнял голову комбрига и с радостью и надеждой увидел, что глаза друга открылись. И не просто открылись, но и узнали советника Ксанти!
— Ты жив! — обрадовался Хаджумар и обернулся к Лине: — Скорее врача!
Дурутти, казалось, усмехнулся — горько и благодарно за заботу, с трудом произнес:
— Не надо… Они подвели нас. Ксанти, брат мой… — и еще одну фразу он успел произнести, причем прошептал он ее так, будто убеждал себя: — Ты прав, амиго, нельзя, чтоб анархия была свободой убийств…
Потом была бешеная гонка на машине. Спокойный, уравновешенный камарада советник был бледен и взбешен. Лина с удивлением заметила слезы на глазах этого далеко не нежного человека. Она его видела в бою, жестоко орудующим штыком, она видела его на мосту, когда он снимал часового, она видела его безрассудство, когда он встал у ярко освещенного окна, зная, что сейчас франкисты откроют огонь по нему. И все эти поступки были так похожи на него. А вот теперь она видит слезы, бегущие по его щекам… Значит, он в душе своей мягок, только обстоятельства заставляют его быть суровым…
Они догнали батальон Педро возле парка. Анархисты узнали военного советника комбрига и изумленно уставились на него. Глаза Педро сощурились в гневе, рука его потянулась к пистолету. Хаджумар не стал дожидаться, когда остановится машина. Спрыгнув на ходу, он встал перед бойцами, широко расставив ноги.
— Вы должны возвратиться на позицию! — сказал он и повторил теперь уже по-испански: — Вы должны возвратиться на высоту!
— Один уже пробовал нас заставить! — угрожающе приблизился к советнику Педро.
Хаджумар как бы нехотя протянул руку к кобуре, стал ее расстегивать. Педро выхватил пистолет из-за пояса, закричал:
— Смерть коммунисту! Да здравствует анархия!
Два выстрела раздались одновременно. Но если пуля Педро прошла мимо, то пуля из пистолета советника опрокинула Педро навзничь на землю. Один из анархистов — взлохмаченный детина — ахнул, бросился к Хаджумару, направил на него винтовку. Но Гарсиа, выскочив из машины, приставил свой штык к груди этого анархиста:
— Полегче, друг!
— Что же вы, анархисты?! — раздался вопль взлохмаченного.
— Молчи, стерва! — оборвал его Аугусто.
Хаджумар отвел дуло винтовки анархиста от себя, тихо спросил:
— Кто еще хочет предать дело революции?
— Братцы!.. — закричал Гарсиа.
И тут заговорила Лина:
— Эй, испанцы! К вам обращается женщина! Я видела разных испанцев: красавцев и уродов, стройных и коротышек, стариков и юнцов. Все они были мужчины. Я поверила, что испанцы сплошь храбрецы. А теперь — не верю! Я вам бросаю в лицо: «ТРУСЫ!..»
— Они не трусы, — возразил Хаджумар. — Их подвел предатель Педро. Сейчас важно возвратить высоту. С нее окраина города как на ладони.
— Как это сделать? — развел руками Аугусто.
— Я знаю как… — сказал камарада советник и привычно, как это бывало не раз, приказал: — Подтянуться, выстроиться и привести оружие в боевой порядок.
…Вот когда понадобилось его хорошее знание подземных коммуникаций Мадрида, вот когда сработал мощный заряд взрывчатки, что был предусмотрительно заложен в том крыле подземного туннеля, что выходил в тыл университетского городка.
В последующие месяцы Ксанти был советником в четырнадцатом интернациональном корпусе, о котором много говорили, но мало кто знал, чем он занимается. Направляя Ксанти туда, Корзин сказал: «Не мне тебе говорить, как могут облегчить оборону столицы удачно действующие диверсионные группы в тылу франкистов. В корпусе горячие, но неопытные люди. Тебе следует сегодня же приступить к делу». «Вы сказали, что группы малоопытны, — ответил Хаджумар. — Учить на словах? Малоубедительно. Придется и мне ходить в тыл франкистов… Обещаю, что это будет не так часто…» «Ты так говоришь, будто, направляясь в тыл врага, заранее заказал пропуск на возврат оттуда, — горько усмехнулся Корзин. — Хотел бы, чтоб так было… Но понимаю тебя. Видимо, не обойтись без того, чтоб самому не возглавить группу. Изредка!» — предупредил он.
Изредка… Как это понять? Раз в полгода? Или раз в неделю? По мнению Хаджумара, изредка — это означало, что уж, во всяком случае, первую вылазку в тыл врага вновь созданной группы должен возглавить он сам, чтобы наглядно показать новичкам, как следует действовать в той или иной ситуации, чтобы вложить в души людей уверенность в своих силах и дерзость в помыслах. Он комплектовал группы, обучал их, определял объекты и тщательно разрабатывал диверсии, — а сам с нетерпением дожидался того дня, когда можно будет отправиться через линию фронта.
Довольно скоро франкистам стало известно, кто руководит диверсионной и партизанской деятельностью. Более того, они знали, что полковник Ксанти сам наведывается к ним в гости. И началась охота за ним. Но он был неуловим, и диверсии, одна смелее другой, совершались все чаще и чаще. Хаджумар уходил в тыл врага с группой отчаянных храбрецов, и каждый километр пути рождал новые легенды.
И нападение на фашистский аэродром под Талаверой Ксанти возглавил сам. Первая часть операции прошла успей] но. Убедившись, что все самолеты охвачены ярким пламенем, точно заспорили, который быстрее сгорит, бойцы спешно пересекали поле, стремясь поскорее углубиться в лес. По дороге, проходящей по плантации маиса, показалась машина с фашистской охраной.
— Ложись! — приказал Хаджумар.
Группа залегла. Машина промчалась бы мимо них к аэродрому, где раздавались пулеметные очереди — лихорадочные, на авось, если бы не Том, американский доброволец. Упоенный победой, он не желал пропускать мимо себя легкую добычу и, ослушавшись приказа, приподнялся и с криком: «Вот вам!» — бросил гранату в грузовик. Но граната не взорвалась. Машина затормозила, из кузова посыпались фашисты, на ходу открывая огонь. Пришлось принимать бой. И тут показались еще две машины с охраной. Подкрепление высыпало на поле и цепью стало обходить группу.
