Юра почувствовал, что у него похолодело под ложечкой.
— Ка-какая сеть? — упавшим голосом спросил он.
— А вот такая!
Начальник отдела сорвал серую ткань, открыв глазам капитана тускло блестящий металлический цилиндр, схваченный по краям стянутыми болтами хомутами.
— Знаешь, что это?! — Шепот полковника был страшен.
Юра только покачал головой.
— Это радиосканер, снятый бдительными российскими патриотами с линии правительственной связи под Москвой! Вот что это!
Юра подавленно молчал. Он понимал: тон начальника вызван не самим фактом обнаружения шпионского прибора, а тем, что этот прибор имеет какое-то отношение к нему — капитану Евсееву. Но какое?!
— По типу, методу изготовления, конструктивно-технологическим решениям, использованным материалам и ряду других параметров этот радиосканер является усовершенствованной копией того прибора, который обнаружен на полигоне Дичково! И изготовлен в тех же лабораториях! А установлен месяц назад!
«Не может быть!» — чуть не вырвалось у молодого офицера, но он сомкнул челюсти и удержал в себе глупое сомнение, которое наглядно опровергалось вполне материальным вещественным доказательством.
— А вот тот, кто его установил! — Кормухин вытянул руку с зажатой фотографией.
С фоторобота на Юру смотрело широкое волевое лицо мужчины неопределенного возраста, похожего на среднестатистического европейского жителя. Обобщенность облика — это вообще беда всех словесных портретов. Правда, в данном случае имелась броская примета — узкая «шкиперская» бородка. Но ее можно сбрить в любой момент…
— Таким образом, шпионская сеть продолжает свою работу прямо у вас под носом! И вы не мешаете друг другу!
Кормухин, наконец, опустился в свое кресло.
— Виноват, — только и смог произнести Юра.
— В числе контактов и связей подозреваемых есть похожий фигурант? — строго спросил полковник.
Евсеев покачал головой.
— Не могу знать…
— Как?! — изумился Кормухин. — Разве негласное наблюдение за подозреваемыми не установлено? Разве аудиовизуальный контроль не задействован?
— Никак нет…
В этот момент Юра Евсеев, несмотря на всю свою неопытность, понял, что Кормухин просто его запугивает. Потому что ни наблюдение, ни контроль нельзя установить без санкции начальника отдела. И полковник хорошо знал, что спецмероприятия по делу не проводятся. Больше того, утверждая план розыска, он не дал указания дополнить его наблюдением и прослушкой. Потому что эти мероприятия связаны с финансовыми и ресурсными затратами, к ним прибегают тогда, когда подозреваемый определен более-менее точно.
— А какие меры приняты по информационной изоляции подозреваемых в шпионаже?
— Я докладывал вам свои предложения, но санкции не получил. Поэтому ограничился шифровками в подразделения военной контрразведки…
— Каких ты еще санкций ждешь?! — Кормухин снова врезал ладонью по столу, еще сильнее, так что подстаканник опрокинулся, а стакан покатился по столешнице. — Ты когда девушку трахнуть хочешь, то у папы с мамой тоже письменного разрешения спрашиваешь? Почему не подал рапорт с планом конкретных мероприятий? Где моя резолюция: «Не согласен»? Это ты мудя чешешь, вместо того чтобы работать!
— Виноват, товарищ полковник! — Юра вытянулся в струнку и преданно ел начальника глазами. Хотя это было ему противно, но правила игры требовали именно такого поведения. Надо или увольняться, или приспосабливаться к обстановке. А поза покорности умиротворяюще действует на начальников.
— Так. Ясно… Вот это все, — Кормухин потряс «делом» о шпионаже в Дичково и швырнул его на стол, как карту из колоды. — Этот твой сканер, эта складная история, за которую ты капитана получил, все это — коту под хвост! Новый туз бьет старую десятку!
Теперь он бросил сверху второе, новенькое «дело» и прихлопнул его ладонью, на этот раз осторожно, чтобы не отбить пальцы.
— Если не раскроешь всю сеть, если не вынешь из-под земли конкретных шпионов… Вся твоя работа тогда, Евсеев, все эти догадки твои, этот твой дохлый прибор, ковыряние в носу… Оно никому не будет нужно!!
Полковник замолчал и медленно, осторожно откинулся на спинку кресла, словно у него прихватило сердце.
— Нам только этого сейчас и не хватало, — выдохнул Кормухин уже другим — задумчивым и даже растерянным тоном. Сняв очки, он воткнул пальцы в уставшие глаза и с остервенением потер их. — Сейчас нам нужно набирать баллы, а не просирать набранные! Вся страна на нас смотрит! Весь мир!
Молчать дальше не имело смысла.
— Вас понял, товарищ полковник! — отчеканил Юра. — Принять меры к розыску неизвестного. Ограничить для «дичковской тройки» доступ к секретной информации. Установить наблюдение…
— За всеми троими, включая Семаго, — перебил его Кормухин. — Не круглосуточное, конечно, нечего государственные деньги псу под хвост швырять… Обычный выборочный контроль, часов по пять на каждого, чтобы выяснить, кто чем дышит…
Очевидно, на лице Юры отразились сомнения в пользе выборочного наблюдения, потому что начальник сурово свел брови.
— И вот что, Евсеев. Хватит кота за яйца тянуть. Я тебя, как говорится, породил, я тебя и…
Он замолчал, уставившись на Юру так, словно заметил вдруг в его облике какую-то шокирующую деталь, которую раньше не замечал, — например, выглядывающий из незастегнутой ширинки детородный орган.
— Вот они, там, на воле что творят! Все эти твои честные, больные да хромые! — Кормухин опять сорвался на громовые раскаты. — Театры захватывают! Взрывают! Убивают среди бела дня! Видишь или нет?
— Так точно, товарищ полковник, — ответил Юра и опустил голову. Сейчас он чувствовал себя лично виноватым в захвате «Норд-Оста». — Вижу…
Кормухин выдохнул воздух из груди, отодвинул папки на край стола и махнул рукой.
— Тогда иди и работай, Евсеев. Работай! Экстремистов отдай Ремневу, пусть занимается, а ты ищи шпионов! И каждое утро ко мне с подробным отчетом. И не забывай: ты оперуполномоченный ФСБ, а не адвокат!.. И, тем более, не врач!
Было неприятно. Не из-за обычного в общем-то разноса: кто-то выдрал генерала Ефимова, тот выдрал полковника Кормухина, а тот, в свою очередь, капитана Евсеева. Дело житейское. И даже не из-за этого дурацкого и несправедливого «я тебя породил», которому грош цена — на самом деле Кормухин никакого участия в Юриной карьере не принимал, это генералу Ефимову спасибо. И о новом факте шпионской деятельности Юра не мог ничего знать — это тоже ясно. Но в другом Кормухин был прав: установить наблюдение за Катрановым с Мигуновым надо было давно. Мог бы и сам додуматься. Глупо. Только расстраиваться было уже поздно.
Когда он вернулся в кабинет, Кастинский сидел перед компьютером, обобщая информацию об утечках со складов оружия и взрывчатки за последние пять лет. Ремнев набирал отчет о поквартирном обходе лиц кавказской национальности, проживающих в Москве без регистрации.
— Товарищи, как ограничить подозреваемого в доступе к информации? — с порога спросил Юра.
— Надеваешь на него «колпак», и все, — ответил Ремнев, не отрываясь от клавиатуры.
— Как это делается практически? Каким образом оформляется? Какие есть нюансы?
— Главное, чтоб размер подошел, — буркнул Кастинский.
— Нет, ну я же серьезно!.. — растерянно сказал Юра.
За дни трагедии на Дубровке он несколько сблизился со своими соседями по кабинету. Управление работало по усиленному варианту, все — от генерала до прапорщиков — пятьдесят семь часов не уходили с работы, несколько раз Евсеев, Кастинский и Ремнев выезжали на задержания, проверки подозрительных квартир и места, где якобы могли храниться оружие и взрывчатка. Как правило, сигналы не подтверждались, но однажды они накрыли бандитский арсенал в гаражном кооперативе. Дело чуть не дошло до перестрелки, но оперативники не дрогнули, нейтрализовали бандюков, изъяли оружие, а потом сняли стресс бутылкой «Кремлевской особой», конспиративно выпитой прямо в кабинете, где они ели и спали.
К своему удивлению, Юра узнал, что у Ремнева нет семьи в обычном понимании этого слова — он завис в состоянии «полуразвода», ищет любой повод, только бы подольше не возвращаться под сень родного абажура, и фактически живет в общежитии шарикоподшипникового завода — кстати, недалеко от Дубровки. С квартирами у многих был напряг: Кастинский несколько лет ютился в общагах коридорного типа, сейчас снимает комнату в Лианозово, деля ее с одним лейтенантом из научно-технического отдела, а жена с дочерью живет в Твери — он наведывается туда раз в две недели. Оказывается, благополучного Юру они считали баловнем судьбы и за глаза называли «сынком». Это из-за якобы влиятельного отца, который, как ледокол, проложил дорогу отпрыску в светлое будущее. Они ошибались — какой ледокол из отставного подполковника КГБ? «Действительно, — кивнули покаянно коллеги. — Ошибочка вышла…»
