— Сядьте, — приказал он, — сядьте и держите себя в руках. А вы, Жураев, не распускайте язык, иначе не он, а я дам вам по физиономии. Вы же врач, хотя и бывший. Не забывайте, что вы когда-то были интеллигентом. Вы же не всегда были бизнесменом-проходимцем, каким стали сейчас.
— Я никого не убивал, — гневно сказал Торчинский, блеснув воспаленными глазами, — и я не знаю, каким образом у меня в номере оказался этот шприц. Не знаю.
— Зато я знаю, — сказал Дронго, — я вас и не виню.
— В таком случае, кто убил Марка Лабунского? — спросил Хеккет. — Предположим, вы нас убедили. Предположим, факты против Лабунского и он действительно спланировал и осуществил это убийство. Согласен. Но кто тогда убил самого Лабунского? Кто отомстил за его жену? Его сестра? Ее муж? Ее бывший любовник? Кто из них убил Марка? Только не говорите, что это было самоубийство, я в это все равно не поверю.
— Правильно сделаете. Это было убийство, и я знаю, кто убил Марка Лабунского.
Жураев, переводивший своей жене основные предположения Дронго, вздрогнул, чуть замешкавшись.
— Что он сказал? — спросила жена, уловив заминку.
— Он знает, кто убил Марка, — сказал наконец Жураев, — сейчас он нам скажет.
— Подождите, — вмешалась Клавдия. Она сидела рядом с Еленой и улавливала кое-какие слова перевода. — Вы считаете, что мою сестру убил ее муж? Этот мерзавец Марк? Но в таком случае кто убил самого Марка?
— Сейчас вы услышите ответ и на этот вопрос, — сказал Дронго. — Подвиньтесь немного к вашей соседке и слушайте перевод ее мужа. Если он не будет говорить никому гадостей, а станет лишь переводить, пользы будет гораздо больше.
— Лучше бы вы говорили по-русски, — вздохнула Клавдия, придвигаясь к своей соседке.
— Итак, было совершено второе убийство, — продолжал Дронго. — И на первый взгляд оно кажется еще более загадочным. Но только на первый взгляд. Все проще, чем нам кажется. Гораздо проще. Нужно лишь уметь анализировать факты и обращать внимание на детали.
Он взглянул на Клавдию Соренко и вдруг быстро спросил по-русски:
— Скажите, Клавдия, куда вы поехали после музея?
— Ездили по городу, — удивилась Клавдия. — Вы думаете, что это я убила Марка?
— Нет, конечно. Куда именно вы ездили, можете вспомнить?
— В разные магазины.
— А в аптеке были?
— Да, кажется, заходили.
— Два раза или три?
— Откуда вы знаете? Катя искала какое-то лекарство. У нее болела голова.
— Странно, что у нее не болела голова, когда она была вместе со мной в музее, — пробормотал Дронго. — В последний раз вы заехали в аптеку на площади Барберини?
— Я не знаю, как называлась эта площадь, — ответила Клавдия.
— Верно, — кивнул Дронго, улыбнувшись, — я не совсем точно выразился. Вы остановились на площади, она пошла в аптеку, а вы пошли в фотомагазин, чтобы сдать пленку. Все правильно?
— Да, — кивнула Клавдия. — А откуда вы знаете?
— Я говорил с вашим водителем. Так вот, я специально позвонил в эту аптеку, которая находится на площади Барберини, и уточнил. Среди покупок, которые были сделаны вчера, одна элегантная дама купила одноразовый шприц и коробку аспирина. Точно в то самое время, когда вы были на этой площади.
— Она мне ничего не сказала, — растерялась Клавдия.
Ее муж, до сих пор мучительно пытавшийся не заснуть, вдруг захрапел, и она сильно толкнула его в бок. Он открыл глаза и виновато улыбнулся.
— Клавдия была в аптеке вместе со своей сестрой, — сказал уже по-английски Дронго. — Лабунская купила там одноразовый шприц и коробку аспирина. Девушка из аптеки запомнила ее в лицо.
— Ну и что? — вмешалась Клавдия. — Думаете, Катя сделала укол с того света и убила своего мужа? Или она вдруг решила таким образом отомстить?
— Вот именно, — сказал Дронго, и все вздрогнули, — это она убила своего мужа.
— Извините, — неприятно усмехнулся Хеккет, — но, кажется, должен существовать предел и вашей фантазии. Получается, что Лабунская не умерла. Или достала его с того света. Это она убила своего мужа?
— Да. Как бы невероятно это ни звучало.
— Но это абсолютно невозможно. Каким образом?
— Вспомните ее поведение. Я сидел напротив них и видел, как она явно специально опрокинула бокал себе на платье. Кстати, именно вы говорили, что бокал она опрокинула нарочно. Ей нужен был повод, чтобы подняться в свой номер. Очевидно, она уже заранее проколола три сигары мужа, введя в них цианистый калий.
— А зачем ей нужно было подниматься? — не понял Хеккет. — Сидела бы спокойно и ждала, пока ее муж не возьмет отравленную сигару.
— Не получается, — сказал Дронго, — ведь в этом случае Лабунская должна была куда-то деть шприц. Кроме того, она была достаточно умна, чтобы не понимать, на кого именно падет первое подозрение. Ведь отравленные сигары могли найти. Конечно, можно было бы уничтожить две остальные, но абсолютной гарантии не было. И тогда она придумывает этот трюк с бокалом. Вы были правы, Хеккет, она нарочно подняла руку, чтобы опрокинуть бокал на свое платье. Ей было необходимо оказаться наверху, чтобы отвести от себя подозрения. Очевидно, в ее сумочке уже был шприц с остатками яда. Но ей нужна была жертва, человек, которого она могла бы подставить, отведя от себя подозрения. И таким человеком мог быть только Олег Торчинский, который, вероятно, до сих пор влюблен в нее. Она поднялась на девятый этаж, вошла к нему в номер. Там она пробыла недолго, четыре с половиной минуты. Дольше оставаться ей не имело смысла, ее алиби было обеспечено. Очевидно, во время встречи Торчинский на секунду отвлекся, и она положила шприц в его шкаф.
— Сука, — без гнева выдохнул Торчинский, — какая сука!
— Я еще тогда удивился, что она не успела переодеться, — продолжал Дронго, — ведь она поднялась раньше нас на целых пять минут. Тогда еще я не знал, что она уже побывала в номере Торчинского.
— Что вы говорите? — заволновалась Клавдия, услышав перевод Жураева. — Вы думаете, что Екатерина отравила Марка и подбросила шприц Торчинскому? Но это невозможно.
— Мистер Хеккет уточнил у дежурной, — чем больше волновались другие, тем спокойнее оставался Дронго. — Оказывается, ваша сестра попросила вчера отгладить ей к вечернему приему два платья. Она заранее знала, что испачкает первое и ей придется подниматься в номер. Я думаю, она назначила свидание Торчинскому, чтобы его подставить.
— Да, — глухо произнес сказал Торчинский, — да. Все так и было.
Он снова закрыл лицо руками. Комиссар встревоженно взглянул на него. Но Торчинский справился со своими чувствами.
— Какая дрянь, — с чувством сказал он. — Какая дрянь, — повторил он, закрывая глаза.
— Не ругайтесь, — строго одернула его Клавдия, — это нехорошо. Она ведь умерла.
Все сидели потрясенные. Никто не решался сказать ни слова. И вдруг Обозов произнес, словно обращаясь в пустоту:
— Я видел, что они ненавидели друг друга. Но чтобы до такой степени…
— Деньги, — пожал плечами Дронго, — большие деньги. Помните, комиссар, что сказал вам Обозов? По российскому законодательству наследниками первой очереди являются жена или муж покойного. И если нет детей, то практически все имущество переходит супругу. Очевидно, Екатерина Лабунская давно мечтала избавиться от мужа. А ему она надоела настолько, что он тоже хотел остаться вдовцом. Разница была лишь в том, что он не мог рисковать, разводясь с такой сильной женщиной, чтобы не подставить себя под ее гнев. Вероятно, она была посвящена в какие-то его коммерческие тайны.
— Никогда в жизни не думал, что такое может случиться, — пробормотал комиссар. — Они, как скорпионы, ужалили друг друга и погибли.
— Господи, — прошептал потрясенный Паоло, — это Бог их наказал.
— Или дьявол сыграл с ними злую шутку, — добавил Дронго, — в любом случае они пожали плоды собственной ненависти. Есть еще несколько субъективных моментов, на которые я обратил внимание ночью. Когда мы обсуждали, каким образом убийца мог попасть на этаж, то справедливо предполагали, что только через аварийный выход. Лабунский с нами соглашался, ведь дверь к тому времени была закрыта. И никто бы не доказал, что она была открыта. А вот когда мы стали обсуждать, каким образом убийца мог попасть в апартаменты Лабунских, он невольно заволновался. Ведь он помнил про старую карточку, которая оставалась у него в кармане, поэтому и стал «вспоминать», какой безрассудной была его жена, и даже предположил, что убийца мог быть сотрудником гостиничной службы. Позволительно тогда узнать — зачем убийце подниматься по аварийной лестнице. Ведь у него абсолютное алиби, он может в любой момент появиться перед камерой, и никто его не заподозрит. Марк Лабунский даже не понял, насколько абсурдную версию выдвинул.
А насчет сигар тоже все ясно. Ни у кого, кроме самого Марка и его супруги, не было доступа к этой коробке. Если учесть, что сам Лабунский меньше всего был похож на самоубийцу, то верный вывод напрашивается сам собой. Вот собственно и все.
