Ну, все, все, пора поворачиваться, мою спину они наблюдали уже достаточно.
Магда сзади меня тем временем продолжала свою линию защиты первого из китайцев:
— Тони, дорогой, а вот у тебя лежит журнал, и пока тебя не было, я листала его, бросала, снова листала… И тут про Чан Кайши написаны совсем другие вещи. Что он испытывает мало интереса к еде, постоянно скандалит по поводу того, что стол его слишком роскошен. Что маниакально внимателен к чистоте одежды. В основном ходит в военной форме. В его комнате нельзя переставить даже тушечницу или кисть. Много читает, все подряд, вплоть до астрономии. Утром и вечером обливается холодной водой, полчаса делает зарядку. И — внимание, Тони! — пьет только кипяченую воду, даже к чаю не притрагивается, ни вина, ни табака. Конечно, все равно своеобразный человек, но как-то не совпадает с твоим рассказом.
Тони терпеливо вздохнул.
— Это с ним произошло позже — он дал клятву не прикасаться к алкоголю, и вообще измениться, когда заразил молодую жену гонореей…
— Кого — эту первую невесту Китая, самую богатую женщину страны, в красивой белой кружевной накидке? Просто скотина!
— Да нет, что ты, раньше — то была еще Дженни, Дженни Чэнь, очень милая девушка. Мы все ее очень любили там, в Кантоне. И ей сочувствовали.
— Но ведь изменился же…
— Полковник Херберт, — повернулась я, наконец, от окна. — Позволите угадать, что произошло? Вы, потеряв работу в Пекине, поскольку советовать там оказалось некому, приехали в Кантон, советником к Сунь Ятсену. А ваш демон с волчьими зубами там уже работал. Но вы еще не были знакомы, ведь правда? По крайней мере он понятия не имел, кто вы такой и что про него знаете. И откуда же он догадался? Значит, вы сами… Ну, например, постепенно поняли, кто это, подошли к нему…
Мы все помолчали, Тони — чуть сокрушенно. Потом он улегся поудобнее на подушке.
— Уважаемая мадам де Соза, — сказал он, наконец. — Мое восхищение вашему острому уму. Но… Мы были советниками и охраной первого лица в этом мюзикле — доктора Суня. Нами руководил лично Двухпистолетный Коэн. Перед нами расступались. И чтобы я подходил к какому-то начальнику суневской военной школы, коим был в Кантоне этот самый Чан Кайши… Школы, которая вообще, кстати, управлялась фактически Коминтерном — там, кроме самого Чана, были сплошные красные, генерал Галин, он же товарищ Блюхер, Бородин, еще какие-то. К тому времени красные прямо из Москвы кишели у доктора Суня повсюду, они же давали ему деньги.
— Тони, ты ведь просил записать тебя в ячейку Коминтерна…
— Попроси отменить, мой муравьишка, я отринул коммунизм после некоторого размышления. Так вот, никто из наших на этого Чана и внимания не обращал — что вы, с ума, что ли, сошли? Кто такой Чан? Там была такая история: я сделал доктору Суню план экспедиции на север — на пароходиках и деревянных лодках, полка два, и все же своих целей эта операция достигла бы. Но она сорвалась, из-за того, что именно этому Чан Кайши было поручено выклянчить у реального хозяина города, генерала Чэнь Цзюньмина, кое-какое оружие. Чан потыкался к нему в приемную, отправил письмо, оно вернулось, испоганенное по полям генеральскими иероглифами: «выскочка, ревнивый, с противным характером. Тупой, эгоист, подстрекатель». Так сорвался мой план Северного похода.
— Тони, не увиливай, — заметила Магда, с каким-то странным удивлением рассматривавшая иллюстрированный журнал. — Амалия, как я заметила, очень редко ошибается. Ты сказал этому Чану, что давно собираешь на него досье с проказами его революционной юности? И чтобы он поэтому сейчас вел себя тихо? Да или нет?
— Может быть, и сказал, — после паузы признал Тони.
— Вот почему ты сбежал из Кантона в Шанхай, как только умер доктор Сунь, и как только оказалось, что в Кантоне Чан Кайши теперь главный в Гоминьдане. Правильно сделал, что сбежал. Так, зубы — волчьи зубы… Не понимаю… Очень импозантный мужчина, между прочим — ну, нижняя челюсть великовата. А какие ордена и аксельбанты…
— А что не понимать? Огромные, длинные передние верхние зубы как особая примета в нашем пекинском полицейском досье. Они еще и постоянно болели, что не улучшало его характер. И давали осложнения на глаза. Эти зубы забыть невозможно.
Магда подошла и выложила журнальный разворот передо мной.
Толпа восторженных лиц. Над ней возвышается гневно поднятый кулак в белой перчатке. Эполеты, аксельбанты и ордена. Закинутая голова в расшитой, видимо, золотом каскетке с козырьком, встопорщенные усики, и — широко открытый рот.
— Где волчьи зубы? — спросила меня Магда.
Я задумчиво повела пальцем вдоль идеально ровных, аккуратных, одинаковых зубов верхней челюсти рта, раскрытого в яростном крике.
— Магда, они не только не волчьи, — сказала я наконец. — Они… не настоящие.
Магда склонилась у меня над плечом, я уловила запах чисто вымытой кожи.
— Бедненький, ему же вырвали все зубы и вставили челюсть! — всплеснула, наконец, руками она. — Тони, ты отомщен.
Мы посмотрели на него одновременно — и увидели, что господин советник Хэ лежит на чистой подушке с закрытыми глазами и разглаженными складками у рта.
— Наконец-то, — вздохнула Магда. — Ну, хорошо, завтра он снова возьмется за работу — будет искать твоего поэта… Все к лучшему, моя дорогая. Все к лучшему.
— Так он не инвалид? — строго отнесся ко мне инспектор Робинс. — И что же вы хотели тогда от магистрата? Да он с гарантией подтвердил бы законность ареста, если бы вы его не опередили. Выдавал себя за больного, потом открыл стрельбу, потом… Потом нашелся его маузер, из которого сделано не два, а три выстрела! Для начала — более чем достаточно. Другое дело, что через неделю-другую, думаю, вашего друга мы бы все-таки освободили за недостатком улик. Хотя я бы с удовольствием подержал его подольше — чтобы настоящие убийцы успокоились бы и совершили еще пару ошибок. Они их и так наделали немало.
— Неделя-другая? У меня нет недели! — возмутилась я.
— Да, я это заметил. Отлично сработано, а главное — быстро… Но…
Тут открылась дверь, вошел Джереми, за ним — белобрысая и раскрасневшаяся Дебби (что она, черт ее возьми, делает в полицейском управлении на Блафф-роуд? Хотя — если ей скучно у нас, на Стоунер-роуд… Почему бы и не зайти к любимому мужу, вытащить его к городским лоткам на ланч.)
— Друзья, — воззвал к ним Робинс, грозно наклоняясь к столу, — я тут как раз рассказываю уважаемой владелице компании по беспроводной связи, что за время ее пребывания в городе Куала-Лумпуре особо опасная преступность здесь выросла чуть не вдвое. Джереми, как выглядит смертность в Федерированных Малайских Штатах за последний, 1930 год?
— Господин инспектор, мы только-только прибыли, — запротестовала Дебби. И опять проделала свой неповторимый маневр: прошла за сифоном с содовой мимо плеча Робинса, еле заметно прикоснувшись к этому плечу бедром. Так, так, дорогая Дебби, что бы это значило?
— Но статистику суб-инспектор Джереми мог бы изучить за час. Итак, расследований по поводу смертей только в ФМС было 800, из них 140 человек утонули, 130 — это самоубийства, 70 — задавлены упавшим деревом, 54 — погибли на дорогах, 36 — на шахтах, 26 — на железных дорогах, 20 — задраны дикими животными… И так далее. Но предумышленные убийства? Конечно, ювелир Картрайт убит в этом году. Но кроме этого здесь, в штате Селангор, я знаю, за всю мою карьеру, только четыре случая убийства европейцев. Включая дело начальника тюрьмы господина Фостера, который выехал как-то раз в город с женой и выпил несколько коктейлей различной крепости. По дороге домой они не согласились по ряду вопросов, Фостер вошел в дом и оставил жену на пороге. Та стала скандалить, это услышал господин Пул, надзиратель, попробовал помирить ссорившихся, Фостер открыл дверь и застрелил обоих, затем выстрелил в себя. Но выжил, был судим и приговорен к смерти, а господин губернатор смягчил наказание до пожизненного заключения. Еще убили менеджера оловянных разработок, за это осудили европейскую женщину, но совет штата ее освободил. А, ну да, все-таки было еще два случая, недавних, когда европейские хозяева были убиты домашними слугами. А все прочее… Запоминайте, Джереми: здесь, на Востоке, китайцы убивают из-за денег, тамилы — из-за алкоголя, малайцы — из-за женщин. И кстати, Джереми — а где же отчет по поводу вчерашней стрельбы? С точным списком тех, кто был в баре и танцевальной зале?
Мы с Робинсом остались вдвоем. Он мрачно задвинул животом ящик стола и откинулся на спинку стула:
— Отчет, конечно, придется переписывать. Ни черта не умеет. Мы избавили улицы Лондона от совершенно бездарного охранителя общественного спокойствия. Там он никогда в жизни не поднялся бы до суб-инспектора, так и вытаскивал бы пьяных из пабов. А здесь — свое бунгало, темнокожие слуги… Местный констебль при тебе не должен курить без разрешения, и так далее. Извините, госпожа де Соза… Да. Ну и время мы переживаем: только дай в Англию запрос, что нужны полицейские, придет пять дюжин аппликаций, кто угодно, без опыта, хоть официанты, любого возраста. Единственное, к чему там относятся еще пока серьезно — это к сертификату врача о том, что человек пригоден для работы в тропиках. Ну, что теперь расстраиваться. После сезона дождей — вы удивитесь — и этот парень будет нормально работать.
