— Таких не-е-т, — ответила Галя, проваливаясь в полузабытье.
Как ни странно, мозг продолжал работать четко, как будто избитое тело добавило ему неведомой ей энергии. Решение, что делать дальше, пришло без всяких мучительных усилий и раздумий. Она ничего не расскажет Ярославу — ни о краже в магазине, ни об ее избиении на даче, ни о допросе с пристрастием.
Естественное желание девочки отомстить обидчикам руками Ярослава и его людей вдруг ушло куда-то в сторону. В мозгу Гали сейчас выкристаллизовывалось одно из золотых правил, которым она руководствовалась всю жизнь — никогда не идти на поводу у обиды и немедленного желания отомстить. Нельзя принимать решения и действовать, руководствуясь эмоциями. Эта дорога ведет в пропасть. Второе золотое правило — обидчиков никогда не прощать и наказывать жестоко. Но по прошествии нескольких лет, когда они уже и не помнили casus belly (повод к войне).
На эти мысли ее натолкнула пьеса Фридриха Дюрремантта «Визит старой дамы», где героиня расправилась со своими обидчиками через 30 лет. Героиня пьесы потрясла Галю силой характера и неженской выдержкой.
Галя очнулась. Они ехали по Ленинградскому шоссе.
— Тебе куда? — спросил шофер.
— К стадиону «Динамо», — автоматически ответила она, еще толком не приняв никакого решения.
— Вылезай, приехали, пишите письма, — водитель хмыкнул и дал газу.
Она мучительно решала, как скрыть от матери следы побоев, а главное, свое состояние человека, пропущенного через мясорубку. Сестра Изольда хитрым глазом все приметит, полезет с расспросами, ведь в таком виде Галя домой еще никогда не являлась. Она вынула из сумочки маленькое зеркало и стала внимательно изучать себя. На нее глядели незнакомые глаза — холодные, затаившие обиду, готовые мстить. Она испугалась своего взгляда. Невольно зажмурившись, снова открыла глаза. Наверное, так смотрит кобра, которой за мгновение до броска наступили на хвост.
Галя не знала, где сейчас ее подруга Варька. Да это и не имело значения. Домой сейчас было нельзя идти, сначала нужно привести себя в порядок.
Галя позвонила и замерла перед высоченной коричневой дверью.
Дверь отворила мать подруги, Галина Александровна.
— Здравствуйте, — приветливо улыбнулась Галя.
— Заходи… здравствуй, красавица, — ответила хозяйка, пропуская ее в дом. — Варька тебя потеряла.
— Да ну, пустое, — ответила Галя, — она всегда что-нибудь да придумает.
— Варька сейчас придет, располагайся. Тебя покормить? — спросила Галина Александровна.
— О, спасибо, я голодная как собака.
Галя подошла к большому зеркалу и покрутилась.
— Я что-то располнела, пора худеть, а то ведь на новые платья сколько денег надо. Правда, мне стали неплохо платить за уроки, которые я даю.
Она соврала настолько естественно и неожиданно для себя, что чуть было не рассмеялась. Но деньги, полученные от Флотского, нужно было как-то легализовать, и она уже была занята этим процессом.
— Молодец, девочка, — раздался из кухни голос Галины Александровны. — Втолкуй моей дурехе, что пора самой зарабатывать. Иди на кухню, поешь жареной картошки.
— Варвара отлично шьет, — заступилась Галя за подругу. — Хорошие деньги получать можно.
— Что ж, разумно, — согласилась мать Варвары, думая о чем-то своем. — Ты что же это — прихрамываешь?
— Ногу натерла, — соврала Галя.
— Все бегаете, — пожурила Галина Александровна. — Я пока схожу в магазин.
«Знали бы вы, где и как я бегаю», — подумала Галя, закрывая дверь. И тут же, стянув с себя платье, облачилась в Варькин зеленый халатик.
Подойдя к книжному шкафу, Галя стала искать карту Москвы и окрестностей. Она была уверена, что видела ее здесь когда-то. Ей хотелось найти на карте и запомнить место, где она натерпелась страха. Почему-то ей показалось, что проверка на «вшивость» проводилась где-то в окрестностях Звенигорода.
Никакой карты Галя, к сожалению, не нашла и махнула рукой. Потом подошла к зеркалу, сбросила халатик и стала внимательно рассматривать ссадины и кровоподтеки, «украшавшие» спину и бедра. Картина была ужасная, тело ныло и гудело. Она не заметила, как тихо отворилась дверь, и в комнату вошла Варя. От неожиданности подруга вскрикнула и прикрыла рот рукой.
— Какой ужас, — прошептала Варвара, — кто это тебя так?
— Неважно, — ответила Галя, — это произошло под Москвой. Я пострадала за Родину.
— Она еще и смеется, — развела руками Варвара, — да у тебя же ребра переломаны.
— Ничего у меня не переломано, — возразила Галя, — только не говори ничего моей маме. Она запаникует. Лучше намажь йодом, что ли… На мне все заживет быстро, как на кошке…
Варя быстро сбегала на кухню, взяла спичку с намотанной ваткой и обмакнула в баночку с йодом.
— Мне неудобно мазать тебя стоя. Лучше сними халат и ложись на кровать лицом вниз.
Галя послушно растянулась на кровати. Боли она уже почти не чувствовала, только сильно начинало щипать, когда йод попадал на ссадины.
— Ну и фигура у тебя, Бережковская, — тихо сказала Варвара, — мне бы такую.
Варвара, даже сама не зная почему, присела на край кровати и стала нежно гладить спину Гали. Осторожные прикосновения к атласной коже подруги странно возбудили ее. Галя, зарывшись с головой в подушку, дышала глубоко и спокойно. Она мгновенно заснула и уже ничего не слышала и не чувствовала.
— Ты спишь? — тихо спросила Варя.
Ответа не последовало. Она наклонилась и стала осторожно обцеловывать большую ссадину на бедре подруги. Тихий стук в дверь раздался так неожиданно, что Варя вскочила, как будто была застигнута на месте преступления.
— Что вы там притихли? Идите ужинать, — в проеме двери показалось лицо матери.
— Она заснула, пусть часок поспит. Ты иди, кушай, я поем с Галей потом. — Дверь закрылась.
Галя проснулась с какой-то тревогой внутри. Москва сделалась незнакомой и страшной, Гале не было в ней места, а бегство отсюда казалось совершенно безнадежным предприятием.
Она почему-то вспомнила отца, навсегда оставившего столицу со всеми ее прелестями. О, как она понимала его теперь! Все недоумение по поводу этого странного для нее человека мгновенно рассыпались. Этот жестокий, безжалостный город надрывал сейчас ее сердце.
А что, если «Флотский» опять заставит ее участвовать в их делах? А вдруг они убьют кого-нибудь при этом? Или ее саму? Они же уже собирались… Надо куда-нибудь уехать, хотя бы на некоторое время. Пока они не потеряют и забудут ее. Но куда? Все родные и близкие жили в Москве. Уехать просто так, куда глаза глядят? Вообще-то, денег, которые у нее сейчас были, могло хватить надолго. Но одной… страшно. Так в голове Гали впервые зародилась идея бегства, которая через несколько лет превратится в реальность. Но сейчас она об этом даже не догадывалась.
Милая и уютная комната на Арбате стала теперь чем-то вроде западни. Бедные Софья Григорьевна и глупенькая Изольда, они не знают и никогда не узнают, что с ней происходит сейчас.
Подъезжая к дому на автобусе, она в окно увидела ювелирный магазин. Галя решила сделать Софье Григорьевне какой-нибудь подарок, например, красивые серьги.
Происхождение денег можно было объяснить просто — заработала уроками французского и английского, с этим не было вопросов.
Город принял привычный вид, с той лишь разницей, что вместо опасностей, грозивших ей из-за каждого угла, возник выход.
Конечно же, она непременно исчезнет отсюда, растворится в мире. Но жить будет во Франции. Галя утвердительно кивнула, потом перевела дыхание, отметив, что на ходу забывает, как это ни странно, о вчерашней истории. Рано или поздно она уедет отсюда, как же она не подумала об этом раньше? Эта смелая и неожиданная мысль, завладев сознанием Гали, покорила ее.
«Кто же тебя отпустит туда?» — перед Галей неожиданно возникло лицо Софьи Григорьевны.
«Я выйду замуж за француза», — усмехнулась Галя, мысленно убирая лицо матери и представив молодого усатого господина.
Но Софья Григорьевна тут проявилась снова, почему-то молодая и веселая.
— Кто же отпустит тебя с ним? Я не смогу. А где же ты найдешь его?
— Отпустят, да еще как, — мысленно ответила Галя.
— А как же я? Изольда?
— Я буду жить в Париже или в Марселе, — прошептала Галя, — а вы будете приезжать в гости. Я вам покажу… все покажу… княжество Монако, Лион, Восточную Францию.
Неожиданно простое, как ей казалось, решение проблемы омрачалось любовью к матери, прежде красивой женщине, легкой на подъем и веселой, а теперь грузной и потухшей.
Рассеянно бросая взгляды на москвичей, которые пробегали мимо, Галя реально представила, что значила для нее мать. А заодно и то, что значила она сама для мамы.
