Бредли замолчал; реакции Роуча — никакой. Катер и стоящие по обе стороны суда качнуло так, что им пришлось удерживаться руками.
— Что же вы молчите, Дональд? Я прав?
— Нет, мистер Бредли, не правы. Может быть, еще одна причина, которую вы не назвали. Искупление вины, например.
Бредли даже не сразу понял, что сейчас сказал Роуч, о чем он говорит. Не было никакой логики, связи.
— О чьей вине вы говорите? И перед кем? Вы все последнее время у меня на глазах и за это время ничего предосудительного не сделали. Объясните толком.
— Макбирни. Он был человеком Ханта, они служили когда-то вместе, но на службу он был принят через моего дядю и по моей просьбе.
Катер вновь хорошо качнуло, и Роуч на какое-то время замолчал.
— А при чем здесь Макбирни? — спросил Бредли. Он все никак не мог увязать концы с концами. — Не улавливаю нить.
— Макбирни оказался шпионом. Он работал на чью-то спецслужбу, скорее всего, на кубинскую.
А вот это было уже ударом, от которого Бредли бросило в холодный пот. Он не сразу даже нашелся, что сказать или спросить. Такое заявление, не имея на руках неопровержимых доказательств, не делают. А если это так, то он, Бредли, полнейший профан.
— Доказательства.
Роуч молча достал сверток, тот, который передал ему в лагере начальник парашютно-десантной службы, вынул записную книжку Макбирни (Бредли узнал ее; еще совсем недавно эта записная книжка не давала ему спать), раскрыл на закладке и подал Бредли.
— Читайте.
Там была его диктовка. Ее Бредли знал наизусть. Ход мысли Роуча он понял моментально и тут же почувствовал выигрышность ситуации для себя. Почувствовал, она была на поверхности, но ухватить не мог, не вырисовывался весь объем в целом, только части. Для их воссоединения требовалось время. Хотя бы немного, а его у Бредли не было. Нисколько.
— Как вы думаете, что это такое? — спросил Роуч.
— Это анализ. — Бредли пошел по наитию, ничего другого ему не оставалось. — Анализ операции высадки десанта в районе Тринидада с указанием ее слабых мест.
— Вот именно. А эти сведения были под грифом. Откуда они у него? И для кого он делал этот анализ?
Все. Части соединились. Объем стал целиковым, выигрышность стала осязаемой. В чем она заключалась, теперь Бредли знал.
— Это все? Других причин отправляться в плавание у вас нет?
— А этого разве недостаточно?
— Более чем… Только ведь вот в чем беда: вы-то героически искупите, а что делать вашему дяде? Пустить себе пулю в лоб? Ведь у него нет такой возможности, как у вас.
Роуч заметно побледнел, сидел каменным изваянием. Понял: Бредли припер его накрепко.
— И что же мне теперь делать?
— Вы же работаете в разведке, неужели сами не могли догадаться?
— А если всплывет?
— Макбирни мертв. Этого, — Бредли кивнул на записную книжку, — нет и не было. Кроме вас и меня, об этом никто не знает. Не бултыхать — не всплывет. Сожгите ее немедленно, сейчас же.
Роуч достал зажигалку и у себя под ногами разжег маленький костер. Глядя, как горит изодранная записная книжка, тихо проговорил:
— Теперь я у вас на плотном крючке, мистер Бредли.
— А вы и раньше были у меня на плотном крючке. Капсулы забыли? Просто сейчас этот крючок стал еще плотнее. «Ты, парень, мне нужен, поскольку постольку, а вот если удастся подружиться или хотя бы познакомиться с твоим дядей, полковником Шортом, вот это будет удачей».
Когда пламя погасло, Роуч поднял взгляд:
— Ну вот и все. Что дальше, мистер Бредли?
— Друзья зовут меня — Стэн. Оружие на катере есть?
— Разумеется, — удивился Роуч. — Забыли, куда я собирался плыть?
— Давайте. Давайте, давайте… — поторопил Бредли.
Роуч поднялся, достал из ящика для инструментов короткоствольный автомат, подсумок с запасными обоймами и гранатами, все это отдал Бредли, тот все тихо опустил за борт.
— Нам это ни к чему и в чужие руки не попадет, — пояснил он свои действия и деловито окинул катер взглядом. — Так. А где тут у нас «необходимый запас продовольствия»?
«Запас» оказался в носовой части, в ящике; оттуда Бредли извлек армейский вещевой мешок.
— Что тут у нас… — Бредли развязал узел и заглянул внутрь. — Икра черная, осьминог, тушенка… — рассматривал он этикетки банок. — Коньяк… Дональд, вы словно на пикник собрались плыть, а не на войну!
Все то время пока Бредли «хозяйничал», Роуч безучастно сидел и с безразличием наблюдал. Он был выбит, подавлен. Он был потерян.
— Дональд, сейчас вы похожи на человека, которого завербовал агент иностранных спецслужб, — видя состояние Роуча, проговорил Бредли. — Очнитесь же вы наконец. Ничего же страшного не произошло. Свое задание по «Москиту» вы выполнили с честью, группа к вылету для выполнения задания готова. У кого и какие могут быть к вам вопросы? Что вы переживаете?
Роуч покачал головой и грустно улыбнулся:
— Умеете приободрить. Какие будут дальнейшие указания, шеф?
— Я вам не шеф, — жестко, чеканно проговорил Бредли. Помолчав, смягчил тон. — А указания будут. Точнее, предложение. В Вашингтон я сегодня уже не полечу, это дело я отложу на завтра. А сегодня я предлагаю отпраздновать наше успешное возвращение из залива Свиней, черт бы их побрал! — он кивнул на вещмешок и добавил просительно: — Ну не пропадать же добру, а?
Роуч глубоко вздохнул, словно вынырнул из водоворота и коротко махнул рукой:
— Согласен.
В двухместном гостиничном номере они просидели до утра. Говорили обо всем и ни о чем: о погоде и о коммунистах, о женщинах и о Гитлере, о папе-маме и о Советском Союзе. Особенно — и это удивило Бредли — Роуча интересовала тема полета Гагарина в космос.
— Скажу вам по секрету, — шутливо признался он Бредли, — космос — моя мечта. Как я завидую этому русскому, как бы я хотел оказаться на его месте.
К утру Бредли имел полный портрет, характеризующий Роуча. Позже до Роуча дошло: он рассказал Бредли о себе все, в то время как о нем он не узнал ничего.
— Вылет группы назначен на сегодня на двадцать один час. Из лагеря они уже отплыли, — уже утром, собираясь, затронул Бредли «тему»; ночью они о ней не вспоминали. — Выезжайте на аэродром, осмотрите самолет, сделайте последний инструктаж-напутствие группе, проконтролируйте вылет. Это ваша обязанность, между прочим. Завтра отправляйтесь в Новый Орлеан, оттуда свяжитесь с дядей и доложите, что группа благополучно вылетела. — Бредли поправил перед зеркалом узел галстука и обернулся. — Думаю, скоро вы окажитесь в Вашингтоне.
— Хорошо. В Вашингтоне как я смогу вас найти?
Бредли написал на клочке бумаги номер телефона и показал его Роучу, дождавшись, когда тот кивнет, он клочок сжег.
— Только на пару недель я хочу попросить отпуск. Устал. Как думаете, дадут?
— Ну, это как будете просить, — усмехнулся Роуч.
Уже прощаясь, Бредли спросил:
— Послушайте, Дональд, а почему бы нам не перейти на «ты»?
— Почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил Роуч. Это был как раз тот случай, когда такая форма ответа была согласием и не выглядела невежеством.
Это было воскресенье 16 апреля; флот вторжения на полном ходу шел к берегам Кубы. В залив Кочинос (залив Свиней). До высадки десанта осталось меньше суток.
Весь день воскресенья 16 апреля президент США Джон Кеннеди находился в подавленном состоянии и не находил себе места. То, что прочитал он в утренних газетах, повергло его в сильное смятение и одновременно поставило в тупик.
«Летчики военно-воздушных сил премьер-министра Фиделя Кастро подняли мятеж и нанесли бомбовые и ракетные удары по трем важнейшим авиабазам». Именно такое сообщение Ассошиэйтед Пресс с Кубы опубликовали многие газеты. Осторожничала лишь «Нью-Йорк таймс»; слишком влиятельной была эта газета, чтобы допустить даже неточность в вопросе такого характера и масштаба. В ней была опубликована осторожная статья Теда Шульца, присланная им из Майами, в которой никаких конкретных утверждений не было; в ней ставились лишь вопросы. Но какие это были вопросы!
Откуда «Кубинский революционный совет» мог заранее знать о дезертирстве летчика, если сам летчик, приземлившийся в Майами, заявил, что они весьма поспешно бежали?
Прочитав это, Кеннеди долго сидел, глядя в одну точку, играя при этом желваками. Он вспомнил заявление Кардоны; его опасения подтвердились; то заявление без внимания не осталось. Президент вышел из-за стола и стал расхаживать по своему кабинету в поместье Глен-Ора.
— Ты уже читал? — с порога спросил вошедший Роберт Кеннеди, брат президента.
Джон ответил коротким взглядом и вновь стал неторопливо расхаживать, опустив голову.
— Своим заявлением он подрезал сук, на котором сидит и подставил меня. Подставил всех нас. Его тщеславие слишком дорого обходится Америке. К тому же нам и своего головотяпства хватает, чтобы сносить еще чье-то.
