— Отпусти меня, — прошептала она. — Ты больше ничего не сможешь сделать. Отпусти.
Но сила возвращалась к нему. На одну секунду ее взгляд потерял концентрацию и бессмысленно уставился в стену. В купе стояла тишина, слышалось только ее дыхание. Потом она разрыдалась — это был неожиданный и резкий звук. Уайлд чувствовал, как в его пальцах трепещет ее мышца. Он подумал, что еще немного — и он сможет оторвать ее от тела.
Ингер плакала. По ее лицу текли слезы. Она обнажила зубы и попыталась добраться до его носа. Он откинул голову назад, и она собрала всю слюну у себя во рту и плюнула ему в лицо; плевок попал между глаз.
Дверь в купе отворилась, и внутрь заглянул мужчина.
— Простите, здесь нет свободных мест? — начал он на немецком, но потом удивленно замолчал.
— Это частное купе, — выдавила из себя Ингер по-немецки. — Моему мужу очень плохо. Позовите, пожалуйста, проводника.
Мужчина заколебался.
— Проводника! — крикнула Ингер.
Дверь захлопнулась. Уайлд сдавил ее еще сильней. По шее Ингер струился пот. Она попыталась оторваться от него, всем телом откинувшись назад и не спуская глаз со своей пудреницы. Она упала ему на колени, вертясь и извиваясь, но так и не могла вырвать руки.
Проводник распахнул дверь:
— Мадам?
И тут же, не раздумывая, он прыгнул внутрь и схватил Уайлда за плечо.
— Не бейте его! — крикнула Ингер на датском.
— Но, мадам…
— Это мой муж. У него нервный приступ. Припадок. Пожалуйста… закройте дверь и помогите мне.
— Уходите, — сказал проводник людям, толпившимся в коридоре. — Это частное купе.
Он закрыл дверь, и Уайлд понял, что его крохотный шанс упущен и больше он ничего не сможет сделать: прежний укол еще действовал, сковав его позвоночник и плечи словно в гипсе. Он расслабил свои пальцы и попытался заговорить, но его рот был полон слюны.
— Вам нужен доктор, — сказал проводник.
— Нет, пожалуйста. — Ингер потерла свое плечо, потом захлопнула пудреницу и убрала ее обратно в косметичку. — Надо просто сделать ему успокаивающий укол. Помогите мне, пожалуйста.
Они растянули Уайлда на полке. Игла без боли вошла и вышла из его тела.
— Начнет действовать через несколько секунд, — объяснила Ингер.
— Вам опасно оставаться наедине с этим сумасшедшим.
— Вы говорите о моем муже, — ответила она рассерженно.
— Да, мадам, но если он попробует на вас напасть…
— Я могу о нем позаботиться. Поверьте мне. Я очень благодарна вам за помощь, но если вы понадобитесь мне снова, я вас позову.
Проводник почесал в затылке.
— Он только недавно стал таким агрессивным. — Ингер одарила его самой обворожительной улыбкой и протянула ему банкнот в пятьдесят крон. — На самом деле это совсем безобидный человек. И я очень убедительно прошу вас не настаивать на том, чтобы позвать врача. Наверно, он захочет отправить бедного Кристофера в больницу, а у нас есть еще много важных дел в Стокгольме.
Проводник сложил купюру и положил ее в карман:
— Я постараюсь быть рядом, так что вы всегда можете меня позвать.
— Благодарю вас. Сейчас он получил успокоительное, и с ним все будет хорошо. Посмотрите, он почти уже спит.
Она закрыла дверь за проводником. В то же время поезд издал еле слышный вздох и беззвучно тронулся с места. Ингер расстегнула «молнию» и приспустила платье. Отпечаток пальцев Уайлда пурпурными пятнами алел на ее коже. Присев напротив, она принялась озабоченно массировать свое плечо.
— Никогда не думала, что действие «коктейля» может проходить так быстро. Хотя мне следовало догадаться об этом по тому, как долго он не мог свалить тебя в самом начале. У тебя поразительная сила, Майкл. Мне еще ни разу не приходилось чувствовать такую хватку — ты едва не парализовал мне руку. Синяки пройдут не раньше чем через несколько недель. А может быть, и месяцев. — Она поправила платье. — Ты можешь быть очень опасным противником, Майкл Ист. Странно, почему до сих пор я о тебе ничего не слышала.
Она закурила сигарету. Уайлд не сумел удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на пламя. Ингер улыбнулась:
— Успокойся, я больше не буду прижигать тебе руку. Одних людей можно заставить бояться боли, а других нет. Я просто постараюсь присматривать за тобой повнимательней.
Она подняла шторку и села у окна напротив, раскрыв перед собой «Мораль обезьяны».
Они пересекли Каттегат, тащась вслед за ледоколом. Паром двигался еле-еле, под шуршание и удары ледяной массы, раздававшиеся ниже ватерлинии, в то время как несколько сильных мужчин с помощью ледорубов боролись с обледенением корпуса. Проводник, который дважды показывался во время их путешествия из Копенгагена в Хельсингор, появился снова, как только начали выносить багаж.
— Вы можете прямо сейчас покинуть поезд, мадам, и перейти на палубу.
— Я останусь со своим мужем, — ответила Ингер. — Он не выносит, когда его оставляют одного.
— Как угодно, мадам. Как только мы окажемся на другой стороне, я передам вас шведскому проводнику и объясню ему вашу ситуацию. Он окажет вам помощь, если она понадобится.
— Большое спасибо. Правда, он очень мил? — обратилась она к Уайлду. — Я всегда считала, что служащие в Скандинавии превосходят всех своей любезностью.
Она сняла с него очки и посмотрела ему в глаза. Ему с трудом удалось сфокусировать взгляд; ее лицо вращалось на фоне купе. Даже когда он закрывал глаза, оно продолжало стоять прямо перед ним. Он подумал, что уже никогда не сможет от него избавиться.
Она улыбнулась:
— Ну вот, надеюсь, теперь ты беспомощен, как новорожденный младенец. Наверно, ты очень голоден и хочешь пить. Но ты сам понимаешь, милый, что пока я ничем не могу тебе помочь. Когда мы прибудем в Стокгольм, я прослежу за тем, чтобы ты пообедал в последний раз.
Как только поезд миновал Хельсборг, она сделала ему еще одну инъекцию и отправилась в вагон-ресторан. Уайлд смотрел в окно на бесконечные снежные поля, где в глубоких сугробах, похожих на прессованную пудру, мелькали поселки и деревни, пролетали мерзлые озера и заиндевевшие леса, опутанные прозрачной белой паутиной. Поезд шел безупречно плавно, однообразная белизна действовала усыпляюще, отдаленный звук тепловозных свистков навевал дрему, даже редкое жилье не нарушало этой монотонности: глядя на них, Уайлд вспомнил, что практически шее сельские дома в Швеции построены из одного и того же красного камня. Он заснул. Лицо Ингер продолжало кружиться в воздухе. Он подумал, что ее преимущество перед ним было даже больше, чем ему казалось раньше. Кроме физического превосходства, достигнутого с помощью наркотика, сама ее женственность играла здесь немалую роль. Он спрашивал себя, не было ли во время их краткого столкновения, случившегося в начале этого кошмарного путешествия, одного момента, когда он не смог сконцентрировать все свои силы, потому что в его прошлом была убитая им женщина, а Ингер во многом напоминала ему ее.
Дверь хлопнула. Она взяла его за подбородок и подняла ему голову:
— Решил поспать? Хорошая идея. Уже четвертый час, а в Стокгольме мы будем только около семи, если повезет. Я неплохо пообедала. Еда так себе, ничего особенного, но они нашли для меня «Дайдесхаммер» пятьдесят третьего года. Это единственная бутылка во всем поезде. Думаю, тебе бы оно тоже понравилось.
Она разбудила его после Никопинга и сделала еще один укол. Было уже темно, и завихрившийся из-под колес снег заволакивал окно, погружая их в белый туман. Он смотрел, как она причесывает волосы. Ее движения были напряженными, и больше она не улыбалась.
В начале одиннадцатого они проехали мост у Содермалм. Стокгольм сиял впереди морем неоновых огней, в ясном небе стояла полная луна, заливая своим светом весь Малар, от берега до берега покрытый льдом. Чайки и лебеди копошились на его поверхности, как разметанные ветром листья, а Стадхузет испускал к небу тихое свечение, словно некая экзотическая пустыня, состоявшая по преимуществу из взбитых сливок. Однако скоро Уайлд заметил, что воздух здесь гораздо мягче и теплей, чем в Копенгагене. Впрочем, после жары, стоявшей в поезде, он все равно казался чересчур холодным. Когда носильщики вынесли из вагона кресло-каталку и подняли его по лестнице во внутренний двор вокзала, Уайлд почувствовал, как его ударил в грудь холодный увесистый кулак мороза, от которого сразу прервалось дыхание и выступили слезы.
— Боже мой! — Ингер притопывала ногами и хлопала в ладоши. — Сколько же сейчас градусов?
Она говорила по-шведски.
— О, сегодня очень холодно, мадам, — ответил носильщик. — Но все-таки не так холодно, как обычно. Совсем не так. Чувствуется, что будет оттепель.
— Трудно в это поверить.
