Михаил положил руку на плечо лаборанта.
— Как? Я сам еще не знаю этого, но добьюсь во что бы то ни стало! Посудите сами, Сеня, как было бы замечательно: необычайную живучесть, зимостойкость пырея, его способность расти много лет, способность быстро размножаться и давать при этом много семян соединить со свойствами пшеницы — давать крупное ценное зерно!
— Эх, Михаил Андреевич, — вздохнул Семен, — завидую я вам! Крепко, видно, вы в себя верите. А вот я не такой.
— Ничего, будешь таким!
Все лето шла горячая работа по спариванию пырея с пшеницей. Петр Петрович, как только узнал об этой затее, сразу же заявил:
— Чепуха! Ничего из этого не выйдет.
— Вы старый пессимист, дядя Петя, — серьезно заметил ему Семен, — и вам не понять этого дела.
О работах Нечаева узнали вскоре в земельном отделе области и стали посмеиваться над ним:
— Удивительная фантазия у этого парня. Как это он не додумался скрестить пшеницу с крыжовником? Кружит людям голову слава Мичурина.
В воронежской газете даже появился ядовитый фельетон, автор которого обвинял Нечаева в невежестве и бессмысленном фантазировании. Не лучше отнеслись к опытам Нечаева и в Москве в Наркомземе. Об этом ему предостерегающе писали друзья.
Нечаев понимал, что вначале ко всему новому люди относятся с предубеждением и недоверием. Но в насмешках над его опытами чувствовалось, пожалуй, что-то большее: эти насмешки скорее походили на прямое издевательство. Однако Михаил не подозревал, что начавшаяся травля могла итти по инициативе врагов. Он приписывал ее только консерватизму и ограниченности чиновников, не желавших понять смысла его работы. Впрочем, отсутствие поддержки в Наркомземе и недоверие друзей возмещалось сочувствием и симпатией, которыми его начинания все больше пользовались среди колхозников и агрономов области.
Особенно радовало Михаила то безоговорочное признание, которое получали все его опыты у Ивана Мочалкина. Михаил с каждым днем все сильнее привязывался к этому простому, задушевному и умному человеку. Он всегда был рад его видеть, и Мочалкин стал постоянным гостем на опытной станции.
Мочалкин обыкновенно приходил подвечер. Усевшись на скамеечке перед станцией, он угощал Нечаева доморощенным табаком и всякий раз спрашивал:
— Ну, как себя чувствует наш пырей?
Выслушав от Михаила краткое сообщение о росте пшенично-пырейного гибрида, Мочалкин молча докуривал «козью ножку» и уходил, крепко пожав руку молодому селекционеру. Лишь однажды Мочалкин, кроме своего обычного вопроса, произнес сравнительно длинный монолог.
— Я так полагаю, Михаил Андреевич, — сказал он, — если пырей оправдает наши надежды, то это будет великое дело для всего нашего сельского хозяйства.
...Нечаев не рассчитывал получить положительный результат от первого же скрещивания пырея с пшеницей. Он понимал, что ему еще предстоит большая и кропотливая работа по подбору различных сортов пырея и пшеницы, прежде чем удастся получить полноценный гибрид. И все же он был сильно разочарован, когда обнаружилось, что все его пшенично-пырейные гибриды бесплодны.
— Выходит, что все пропало, Михаил Андреевич? — дрогнувшим голосом спросил Семен, сопровождавший Нечаева.
Михаил задумчиво потер между пальцев бесплодный колос гибрида и тяжело вздохнул. Ответить Круглову он не успел, так как за ним пришел Петр Петрович.
— Вас спрашивают, Михаил Андреевич, — сказал Сохнин. — Зайдите, пожалуйста, на станцию.
Подходя к зданию станции, Нечаев с удивлением заметил на крыльце щеголевато одетого молодого человека, в котором с трудом узнал своего товарища по институту — Олега Милецкого. Он пополнел, отпустил маленькие черные усики и выглядел теперь очень солидно.
— Здравствуй, здравствуй, старина! — приятным баритоном сказал Олег и, улыбаясь, пошел навстречу Михаилу.
Спустя несколько минут они сидели в плетеных креслах в садике, разбитом перед станцией.
— Ну, как твои дела, старина? — с развязностью столичного жителя спрашивал Олег. — Ты, брат, сильно переменился: загорел, возмужал. Ну, рассказывай, как живешь, что делаешь?
— Ничего, Олег, живу хорошо. Очень признателен тебе за то, что ты заглянул ко мне.
— Скучища тут у вас, — поморщившись, заметил Олег. — Скажи по совести, Миша, не надоела тебе эта работа.
— Ничуть...
— Извини, брат, меня за грубость, — перебил Михаила Олег, — но это ты врешь. А спрашиваю я тебя потому, что хочу дело одно предложить. Меня ведь, Миша, назначили начальником земельного отдела вашей области, и я вот уже пять дней, как перебрался со всей семьей в Воронеж. А дело мое заключается в следующем: мне нужен помощник и я хочу предложить тебе эту должность. Говорю тебе об этом без всякой дипломатии, попросту, по-товарищески. Ну, так как же, Миша, по рукам?
Михаил помолчал минуту и сказал тихо, но твердо:
— Спасибо, Олег, за честь, но предложения твоего принять не могу. Ты, верно, слышал о моих опытах?
— Да, слышал, — слегка улыбнувшись, ответил Олег. — Но ведь это же глупости, мальчишество. Уверяю тебя, что из этого ничего не выйдет.
— Не будем спорить на эту тему, — сказал Нечаев, — будущее покажет, кто из нас прав.
Прошел год. Нечаев побывал за это время и на севере и на юге Союза, тщательно изучая различные виды пырея. До сих пор он делал опыты с длинноползучим пыреем. Теперь, убедившись в непригодности его для скрещивания с пшеницей, он решил перейти на короткоползучий пырей. Этот вид Нечаев нашел на Северном Кавказе, в совхозе «Гигант».
Весной 1933 года Нечаев скрестил короткоползучий пырей с пшеницей, и опыт на этот раз удался — гибриды принесли 60 семян. Михаил от радости расцеловал Семена и, забрав все полученные семена, в тот же день выехал в Мичуринск.
— Надо показать эти драгоценные зерна Мичурину, — перед отъездом сказал Михаил Семену. — Я у старика в большом долгу.
...Как только Нечаев вошел в дом знаменитого ученого, тот, к удивлению Михаила, сразу узнал его и принял на этот раз более приветливо. Он пригласил Михаила в кабинет, усадил в кресло и спросил, хитро улыбаясь:
— Ну, чем похвалитесь, голубчик? Я ведь знаю, что во второй раз с пустяками вы ко мне не решились бы приехать.
Нечаев достал из кармана пакетик, в котором были тщательно завернуты семена пшенично-пырейного гибрида. Мичурин взял несколько зерен на ладонь, внимательно рассмотрел их у окна и попробовал на вкус.
Выслушав рассказ Нечаева о проделанной им работе, он радостно пожал ему руку и, указывая на семена, сказал своим сотрудникам, присутствовавшим при беседе:
— Вот то, что должно вызвать революцию в сельском хозяйстве.
В Воронеж Михаил вернулся счастливым и веселым.
— Ну, Сеня, — сказал он встретившему его на станции Круглову, — теперь мы развернем настоящую работу.
В день приезда Нечаева на станцию пришел Иван Мочалкин. Поздоровавшись, он спросил:
— Как здоровье Мичурина, Михаил Андреевич? Плох, наверное, старик?
— Ну, что вы, Иван Архипович! Мичурин чувствует себя отлично. Шутит и память имеет такую, что даже завидно.
— Это хорошо, — облегченно сказал Мочалкин и, тепло улыбаясь, добавил:
— Похвалил, верно, старик-то?
— Похвалил.
— Вижу, что похвалил. Ну, прощайте, занят я сегодня, — и он ушел повеселевший, забыв даже угостить Нечаева табачком.
Теперь Михаил с утра до поздней ночи находился в поле. Петр Петрович стал откровенно посмеиваться над ним и даже сказал как-то, что собирается уйти со станции и вообще уехать из Воронежа, так как ему надоело заниматься пустым, бесполезным делом. Но со станции агроном не ушел.
Между тем Олег Милецкий, освоившись с новой должностью, стал энергично рассылать директивы и планы работы на опытные и селекционные станции. Был такой план прислан и Нечаеву. Согласно предписаниям начальства, станция должна была прекратить все опыты по выращиванию гибрида и заняться «более полезным делом» — скрещиванием засухоустойчивых пшениц, образцы которых были присланы вместе с планом.
Нечаев написал Милецкому личное письмо, в котором указал на полнейшую нелепость прекращения работ по гибридизации пырея и пшеницы в тот момент, когда гибридизация эта дала положительный результат.
Не получив ответа на письмо, Нечаев сам поехал к Милецкому.
Выслушав просьбу Михаила, Олег сухо заметил:
— Я не могу вам разрешить этого, без риска получить выговор от наркомата.
Нечаев возмутился:
— За что же выговор? Это же смешно! Я хочу дать колхозам новый сорт пшеницы, увеличивающий урожай минимум в полтора раза, а вы считаете меня чуть ли не вредителем. Что же это такое?
— Слушай, Михаил, — уже сердито сказал Милецкий, — все это действительно становится нелепым. Неужели ты не замечаешь, что над тобой смеются и начинают рассказывать о тебе анекдоты? Все здравомыслящие люди обвиняют тебя в невежестве. Всего несколько дней назад я получил письмо от одного из твоих сотрудников. Вот прочти!
