Николай Томан - Вынужденная посадка

— Да вжеж не от велыкого к нам кохания тягнуть союзнычки з видкрытьем второго фронту, — убежденно заметил Чуенко. — Вид таких союзнычков всього можно ждаты. А що до плювальной майстэрности американьского сэржанта, то нэ знаю як чому иншему, а цыму искусству дуже добрэ навчылы його в калэдже. Шоб так гарно плюваты, трэба три чи пьять рокив тилькы то й робыты, що на вси инши науки наплюваты.

Капитан Чарльз Крокер лежал в тени густого кустарника неподалеку от своего «Боинга Би-17». С трудом приземлил он на рассвете тяжелый самолет на эту довольно ровную и достаточно твердую площадку, почти не повредив машины. Люди его экипажа в одних трусиках лениво копались теперь во внутренностях моторов, регулировали элероны и заделывали дыры в фюзеляже от попадания зенитных снарядов. Не обращая на них внимания, Крокер рассеянно следил за проворной пчелкой, перелетавшей с цветка на цветок.

«Чертовски рискованное положение, — невесело думал капитан, почесывая затылок, — сидеть тут с совершенно исправным самолетом и инсценировать неотложный ремонт... А ведь русские не такие простаки, чтобы не понять, в чем дело. Не случайно, верно, приходили утром советские офицеры предложить свою помощь в ремонте самолета. Советская контрразведка, может быть, уже догадывается об истинной причине вынужденной посадки «летающей крепости». Того и гляди, явятся сюда советские автоматчики...».

Крокер тяжело вздохнул и с досадой плюнул на пчелку, трудолюбиво собиравшую нектар с цветка почти под самым носом капитана.

Вспомнилось, как накануне вылета в этот последний рейс подошел к нему командир эскадрильи майор Кэттл и заявил, что полковник из «Офис оф стретеджикэл сервис»[1] собирается на его «фортрис» перебросить к русским «своего человека». Зная, какого рода делами занимается «Офис оф стретеджикэл сервис», Крокер не пришел в восторг от сообщения майора и попытался даже «открутиться» от подобного задания.

«А чего ты боишься, старик, — заметил ему на это майор Кэттл. — Ведь твое дело маленькое — посади свой «Би-сэвентин» в расположении русских да сделай вид, что ремонтируешь машину. Об остальном не тебе голову ломать. А выбор пал на тебя потому, что «фортрис» твоя больше остальных пострадала в последнем полете, так что внешний вид ее не должен вызвать подозрения у русских. Похоже будет, что ее в самом деле подбили».

И вот капитан сидел теперь здесь и поджидал агента Управления стратегических служб, выдававшего себя за радиста Гэмпа.

Чарльз Крокер был типичным военным карьеристом и для продвижения по службе мог пойти на любой риск. Предложи ему майор Кэттл лететь с подобной «миссией» не на территорию Советского Союза, а в любую другую страну, он, не раздумывая, согласился бы на это. В случае удачи такая «операция» сулила боевую награду, а, может быть, и повышение в чине. Крокер, однако, слишком хорошо знал, что такое Советский Союз, и понимал, чем может кончиться его карьера в случае провала «миссии» Гэмпа.

Да и сам Гэмп не очень понравился Крокеру. Слишком уж он был самоуверен и нагл. А тут этим не возьмешь. Тут нужна тонкая работа. Малейшая неосторожность может ведь погубить все дело. Крокер хорошо помнил печальную судьбу своего друга, летчика Гарри Уайза, прилетавшего в Советский Союз год назад в район Мурманска почти с подобной же целью.

На всякий случай, впрочем, Чарльз Крокер уже придумывал себе оправдание. Ему казалось самым благоразумным сделать вид, что он понятия не имеет, с какой целью прибыл в Советский Союз Джордж Гэмп, если того постигнет вдруг неудача. Нужно только, чтобы Гэмп никого из экипажа не впутывал в свою игру.

«Пусть сам вынюхивает, что ему здесь надо, — невесело размышлял капитан, — а мои остолопы только все дело могут испортить. Утром сегодня что-то уж очень подозрительно переглядывался он с моими парнями. Нужно будет хорошенько присматривать за ними...»

Подумав об этом, Крокер сразу же вспомнил очень преданного ему сержанта Дика Мейда, бортмеханика «летающей крепости». Преданность эта была, правда, далеко не бескорыстна, но Крокеру важно было лишь то, что парень верно служил ему и аккуратно доносил о всех происшествиях и настроениях экипажа. Моральная же сторона этого дела менее всего волновала его.

Повернувшись на бок, капитан посмотрел на своих людей, вяло возившихся у бортов «летающей крепости», и стал искать глазами щупленькую фигурку Дика Мейда.

«А ведь здорово, чёрт возьми, изрешетили мою старушку! — подумал Крокер, всматриваясь в фюзеляж самолета, на борту которого были изображены две карты — валет и туз пик с крупной надписью по бокам: «Блэк Джэк», — но кто это, черт побери, намалевал под «Черным Джеком» девицу в купальном костюме?»

Капитан выругался и хотел было подняться, чтобы найти «живописца» и заставить его стереть красотку «Чико» с борта «летающей крепости», как вдруг услышал позади себя осторожные шаги. Торопливо обернувшись, он увидел лисью мордочку Дика Мейда.

— Простите, сэр, что я беспокою вас, — негромко хриповатым голосом произнес сержант, — но мне хотелось сообщить вам кое-что...

— Садись, Дик, — кивнул Крокер сержанту, — и выкладывай, что там у тебя такое.

Мейд осторожно присел рядом и, оглянувшись по сторонам, произнес, еще более понизив голос:

— Я по поводу сержанта Гэмпа, сэр.

Капитан насторожился и тоже невольно осмотрелся по сторонам. Мейд сделал паузу, будто у него неожиданно перехватило дыхание, и продолжал, склонившись чуть ли не к самому уху капитана:

— Сержант Гэмп, сэр, подбивает тут кое-кого пройтись посмотреть, что делают русские. Обещает за это деньги.

Лицо капитана помрачнело. Оправдались, значит, его опасения. Жди теперь неприятностей.

— Чёрт бы побрал этого Гэмпа! — раздраженно выругался он.

Мейд покосился на мрачное лицо капитана и продолжал с опаской:

— Прошу прощения, сэр, но мне вообще показалось странной эта неожиданная замена перед самым отлетом нашего старого радиста сержантом Гэмпом...

— Не твоего это ума дело, — сердито прикрикнул на Мейда Крокер и спросил: — Что же этот Гэмп, так прямо и сделал всем свое предложение?

— Обо всех не знаю, сэр, но Макреди он предлагал. Макреди сам сказал мне об этом по секрету.

Помолчав, Мейд добавил, бросив тревожный взгляд на проехавшую неподалеку автомашину с советскими солдатами:

— Как бы у нас неприятностей не получилось из-за этого. Похоже, что русские присматривают за нами...

— Ну, ладно, Дик! — оборвал его Крокер. — Я уже сам как-нибудь разберусь в этом. Ты, однако, присматривайся ко всему повнимательнее. Услышишь что-нибудь важное — немедленно доложи. А теперь иди и займись своим делом.

— Слушаюсь, сэр.

Сержант торопливо поднялся с земли и вскоре скрылся за кустами, а капитан Крокер долго еще лежал на траве, раздумывая, как лучше оградить себя от возможных неприятностей на советской земле из-за «миссии» Джорджа Гэмпа.

Командир инженерной бригады полковник Ковалев, веселый, жизнерадостный человек, был в приподнятом настроении. Даже всегда тщательно выглаженная гимнастерка его казалась сегодня какой-то особенно праздничной, будто полковник на парад собрался.

— Ну, начальник штаба, все, кажется, идет, как надо, — оживленно говорил он майору Ратникову, и свежее, гладко выбритое лицо его сияло счастьем. — Командование окончательно утвердило наш план форсирования водной преграды. Разрешите поздравить вас с этим фактом.

Он звонко хлопнул ладонью по протянутой руке майора и крепко пожал ее.

— Только бы теперь до конца сохранить все в тайне, — заметил осторожный майор Ратников, считавший в глубине души, что торжество командира бригады преждевременно.

Но полковник теперь уже больше не сомневался в успехе. Волновался он лишь до тех пор, пока командование обсуждало тщательно разработанный им и его штабом план форсирования реки. Эти томительные дни ожидания были нестерпимы для него, ибо он всем сердцем верил в то дело, осуществить которое ему предстояло. То, что предложил он командованию, не было только эффектным трюком, основанном на риске. Нет, тут все было гораздо надежнее, так как решение полковника Ковалева вытекало из глубокого понимания им оперативной задачи и сложившейся на фронте обстановки, а главное, основывалось на несокрушимой вере его в своих саперов, боевой выучкой которых он занимался изо дня в день. Конечно, в успехе операции важно было все: и скрытность подготовки, и внезапность действий, и дезориентация крага. Все это и предусматривалось планом полковника Ковалева, но главным он все-таки считал высокое искусство, отвагу и преданность родине своих саперов.