— Вот как, здравствуйте. Что вы собираетесь делать?
Бордингтон прошел в холл, положил чемодан, снял шляпу и пальто. Он смотрел на девушку, которая закрыла дверь и прислонилась к ней, лицо ее выражало обеспокоенность.
Мале Рейд было двадцать пять лет. Она родилась в Праге. Мать ее была американкой, а отец — чехом. Отца расстреляли во время революции, а мать умерла за три года до этого. Мала неплохо зарабатывала на жизнь, работая певицей в ночном клубе «Альгамбра». Она вкладывала в пение много чувства, и это нравилось слушателям.
Немного выше среднего роста, с иссиня-черными волосами, она была очень привлекательной. У нее были высокие скулы, фиолетовые глаза, причем очень большие, красивый рот и тонкий, немного длинный нос. Восхитительная грудь, тонкая талия, полные бедра и длинные точеные ноги — зрители бывали так заняты разглядыванием певицы, что часто не слышали ее голоса.
Два года назад один из агентов Дори убедил ее работать для ЦРУ. Несмотря на то, что она была достаточно умна, агент понял, что она не отдает себе отчета в опасности этой работы.
Мале казалось совершенно нормальным вносить лепту в борьбу против режима, который ее не устраивает. Она передавала послания другим агентам и работала с Бордингтоном, не зная, до какой степени он напуган и какая опасность ему грозит. Три раза она передавала ЦРУ сведения большой важности, хотя и исполняла роль простого курьера. О высоком мнении Дори по поводу ее способностей она не знала. Если бы Мале сказали, что ее рассматривают как одну из лучших женщин-агентов в Чехословакии, она была бы очень удивлена.
Секретная полиция собственной страны считала ее добропорядочной гражданкой, ведь она всю жизнь жила в Праге, помогая увеличивать приток долларов в кассу кабаре, и вела себя всегда корректно. Будучи вне всяких подозрений, она была идеальным агентом для Дори.
Неожиданное появление Бордингтона удивило ее. Было одиннадцать часов утра. Она только что встала и пила кофе. В халатике, в домашних туфлях на босу ногу, она смотрела то на Бордингтона, то на чемодан, который он принес.
— Вы отправляетесь в путешествие?
Бордингтон достал из кармана платок и потер виски.
— Да. Садитесь, Мала. Мне нужно с вами поговорить.
— Что-нибудь случилось?
Бордингтон вспомнил о распростертом теле Сика в гостиной рядом с «Сагой о Форсайтах» и посмотрел на Малу, внезапно охваченный смущением. В свои сорок семь лет, после восьми лет воздержания, Бордингтон был способен представить себе удовольствие, которое могла ему доставить такая девушка, как Мала.
— Мне необходимо остаться у вас на несколько дней, — проговорил Бордингтон. — Я очень огорчен… я не могу поступить иначе. Есть вещи, которые я должен делать, и вы тоже… — Он нагнулся к ней, лицо его искривилось. — Нужно, чтобы я остался здесь.
— Остаться здесь? Но тут нет места! Вы… вы не можете оставаться здесь!
— Это нужно… Я обещаю вам не стеснять вас. Это только на несколько дней, потом я покину Прагу. Без вашей помощи я не смогу уехать.
— Но тут только одна постель. — Мала указала на небольшой диван, расположенный в алькове. — Вы не можете оставаться здесь!
«Как это было бы просто, — с горечью подумал Бордингтон, — если бы она предложила мне разделить с ней эту постель! Но зачем ей это? Она меня не любит. Кто я для нее?»
— Я буду спать на полу… Не беспокойтесь, вы можете полностью доверять мне, но нужно, чтобы я остался здесь!
Мала молча рассматривала его. Заметив, наконец, страх в глазах Бордингтона, она спросила:
— Они вас ищут?
Бордингтон кивнул.
Капитан Тим О'Халлаган поудобней устроился в кресле. Высокий, с широкими плечами, с бледно-голубыми глазами, жестким ртом, красноватым мясистым лицом, он знал всех агентов ЦРУ в Европе и был правой рукой Дори.
Дори сидел за письменным столом и, играя пресс-папье, рассказывал ему о свидании с Кеном. О'Халлаган слушал его с непроницаемым лицом, зная что Дори уже что-то решил.
— Такова ситуация, — сказал Дори. — Если Малих поймает Бордингтона, погорят Кен и Мала Рейд. Бордингтон должен быть ликвидирован. Кто может этим заняться?
— Майк О'Брайен, — не задумываясь ответил О'Халлаган. — Он может сесть в самолет сегодня же вечером, никаких проблем, у него дипломатический паспорт… Сегодня ночью или завтра утром он сделает это.
— Очень хорошо, Тим.
Он придвинул к себе толстое досье и занялся им, пока О'Халлаган набирал номер и говорил по телефону. Он продолжал рассматривать досье, когда О'Халлаган повесил трубку.
— Вы можете считать, что дело сделано, — спокойно заявил О'Халлаган.
Дори кивнул и продолжал читать. Пока Дори занимался досье, О'Халлаган вспоминал все те годы, которые он работал под его началом. По мнению О'Халлагана, он был, без сомнения, человеком блестящим, умным и совершенно безжалостным, когда ситуация того требовала. В те несколько секунд, которые понадобились Дори, чтобы поставить свою подпись под досье, О'Халлаган пришел к заключению, что он предпочитает работать для Дори, а не для кого-либо другого в ЦРУ.
Дори отодвинул досье и, подняв глаза, стал рассматривать О'Халлагана через очки с двойными стеклами.
— Нужно кем-то заменить Бордингтона, — сказал он. — По моему мнению, годится Жак Латимер, но Кен полагает, что Латимер погорит раньше, чем начнет работать.
— Латимер — человек, который нам нужен, — сказал О'Халлаган. — Что, если я поговорю с Кеном?
— Я с ним говорил. Кен всегда дает хорошие советы. — Дори сцепил пальцы. — Там Малих. Вы помните Малиха?
— Как можно его забыть?
— Действительно, это их лучший агент. Наконец-то мы хоть знаем, что он там. Итак… — Дори остановился, взглянул на свои ногти и нахмурился. — Нужно надуть Малиха и сделать так, чтобы провезти Латимера в Прагу.
Зная, что Дори уже решил этот вопрос, О'Халлаган молчал.
— Нужно устроить дымовую завесу, — продолжал Дори. — Мы отправим в Прагу агента, которого можно будет легко заметить, и пока Малих будет его допрашивать, Латимер незаметно приедет и устроится.
О'Халлаган поскреб свою тяжелую челюсть.
— Это мне кажется очень хорошим трюком, но агент, да еще, как вы сказали, заметный, он же пропадет!
Дори мрачно улыбнулся.
— Да, безусловно, он будет принесен в жертву. — Вы знаете, что Гирланд вернулся? Он сегодня утром приехал из Гонконга.
— Гирланд? — повторил О'Халлаган, подавшись вперед. — Он приехал сюда?
— Да. Я не терял его из виду. Он крупно задолжал мне и теперь настало время вернуть долг. — Дори поднял нож для разрезания бумаги и стал рассматривать его. — Гирланд и послужит дымовой завесой в Праге. Когда Малих узнает, что Гирланд приехал в Прагу, он сразу поймет, что тот является преемником Бордингтона. И пока он будет заниматься Гирландом, Латимер сумеет проскользнуть. Что вы думаете об этом?
О'Халлаган, устремив взгляд на свои веснушчатые руки, размышлял. Он испытывал огромное уважение к Гирланду, который был одно время лучшим агентом Дори.
— А почему вы думаете, что Гирланд согласится поехать в Прагу? — наконец спросил он. — Теперь он не работает на нас и очень далек от того, чтобы быть дураком. Я не представляю его там, в Праге.
— У Гирланда есть две слабости: женщины и деньги, — сказал Дори. — Он поедет. Я вам это гарантирую.
— В таком случае, мы его потеряем: Вы этого хотите?
Тонкие губы Дори сжались.
— Гирланд думает только о себе. Он получал большие деньги, поэтому и работал на нас. Ему удалось вытянуть из меня крупный куш, и вот настало время воспользоваться им, как он пользовался нами. А если мы его потеряем… Это будет небольшой потерей.
О'Халлаган едва заметно кивнул.
— Если вам удастся послать его в Прагу, мне совершенно безразлично, что с ним станет. Я полагаю, бесполезно вам напоминать, что он очень хитер. К тому же, зачем ему ехать в Прагу?
— Если приманка будет достаточно притягательной, рыба всегда схватит ее, — ответил Дори, — а у меня есть приманка, чрезвычайно притягательная для Гирланда. Он поедет в Прагу!
Бордингтон вышел из крошечной ванной комнаты, вытирая лицо полотенцем. Он сбрил усы, и его длинное худое лицо стало казаться еще более длинным и унылым.
— Я чувствую себя другим человеком, — сказал он. — Двадцать пять лет я носил усы, и у меня такое ощущение, что я пропаду без них. — Он достал из внутреннего кармана очки в металлической оправе и надел их. — И в очках, я думаю, меня не смогут узнать, как по-вашему?
Мала с отчаянием смотрела на него. Бритая губа и очки совсем изменили его облик, конечно, не в лучшую сторону.
— Я также подумываю о том, чтобы покрасить волосы, — продолжал Бордингтон, разглядывая себя в зеркале над камином. — У меня есть флакон с краской, но я не особенно хорошо себе представляю, как ею пользоваться. — Он повернулся к ней. — Вы сможете мне помочь?
