— Уж не сидел ли я рядом с ним?
— Точно. Мы ведем его от самой Москвы. Мой сотрудник ведь летел с вами.
Леденев рассмеялся.
— Значит, и меня «вели» тоже? Лихо! А что, есть против Травина нечто серьезное?
Корда покачал головой.
— Пока одна логика, так сказать, гипотетические посылки. Он имеет доступ к материалам и был близок с погибшей. Это все. Одним словом, профилактика.
— А Киселев?
— За ним пока ничего нет. Держим под наблюдением Киселева. Парень крепко переживал смерть Марины Бойко, а может быть, и притворялся. Пару раз напился, за это его даже от показательных соревнований отстраняли. Сейчас как будто успокоился.
— Попытки связаться с Бойко, письма, телеграммы в ее адрес?
— Почти ничего. За исключением одного. Труп ее обнаружили во второй половине дня. Отправили в морг для вскрытия, а квартиру опечатывать пришли утром. Когда пригласили в понятые старшего по подъезду, он рассказал работникам милиции, что около двух часов ночи к нему прибежала соседка, просила унять подвыпившего мужа. Это из квартиры этажом выше. Он утихомирил буяна и, отправляясь домой, на площадке у дверей Бойко увидел молодого человека, который был как будто пьян. Кепка, надвинутая на лоб, очки и черная бородка. На вопрос, что ему здесь надо, парень пробормотал неразборчивое в ответ и спустился, пошатываясь, вниз. Как ни странно, но старший по подъезду ничего еще не знал о смерти Марины Бойко, а к визитам мужчин к ней в этом доме привыкли…
— Думаешь, пришли за документами? — спросил Леденев.
— Допускаю. А почему бы и нет? Мы пригласили старшего по подъезду в милицию, мы всех по этому делу приглашали, только устроили так, чтоб он видел тех, кто бывал у Марины, но ни в ком он не опознал ночного «гостя».
— Борода — примета довольно условная, — сказал Юрий Алексеевич. — Помнишь, как прятал свое обличье под бородой убитый Морозом Бен, когда пытался проникнуть в Палтусову губу?
— Ну как же, — отозвался Корда. — Тогда нам сразу подставили мнимого убийцу, и улик было вдоволь, истинных и ложных. А тут — ничего.
— Так уж и ничего, — сказал Леденев, — ты уж больно мрачно смотришь на вещи, Алеша. Выше голову! Начнем все сначала, поищем кончик, который надо потянуть, чтоб клубок размотался. Не размотается — с другого конца потянем. Главное — спокойствие, Алеша, пусть «они» волнуются, «им» все равно труднее, нежели нам.
— Разве что этим утешимся, — усмехнулся Алексей Николаевич. — Ты сейчас на пляж поедешь?
— Думаю пойти туда, поглядеть натуру.
— Нам вместе появляться пока не стоит. «Они», конечно, знают меня в лицо. Я буду в отделе, ты вернешься и позвонишь мне из гостиницы.
Леденев хотел ответить, что это ему подходит, но не успел.
Звонил телефон.
Юрий Алексеевич поднял трубку и передал Корде.
— Спрашивают тебя, твои, должно быть, парни.
— Да, — сказал Корда. — Так. Понятно. Так. Понял.
Леденев с тревогой смотрел на вытянувшееся лицо начальника горотдела, его глаза, которые сузились, стали жесткими, свинцового блеска.
— Хорошо. Сейчас буду.
Корда отнял трубку, странно посмотрел на нее, осторожно опустил на рычаг, со всхлипом, судорожно вздохнул.
— Ну, товарищ из Центра, — тихо сказал он, — придется нам прокатиться вместе. На пляже убит Игорь Киселев.
«На пляже и убивают тоже»
Его убили ударом ножа в сердце.
— Точный удар, — сказал судебно-медицинский эксперт, осмотрев тело Игоря Киселева. — Профессионально сработано, чисто.
— Вы меня утешили, Василий Кузьмич, — буркнул Корда. — Когда?
— Смерть наступила порядка двух часов назад. Дело тут ясное, по моей, разумеется, части. Ну, а подробности сообщу позднее, когда позволите забрать труп для исследования. Вопросы ставите обычные: другие травмы, яды, алкоголь?
— Пока, да.
Корда повернулся к Леденеву.
— Думаю, что можно увезти труп.
— Конечно. Только…
— Я уже распорядился. Вывезут незаметно. Об этом никто не знает, кроме наших, начальника спасательной станции и того старика.
Он подозвал молодого сотрудника.
— Действуйте, Кирюшин, действуйте так, как я сказал вам. Где эти люди?
— Они на турбазе, рядом, Алексей Николаич. Находятся в отдельных комнатах, ребята из угрозыска присматривают за ними.
— Хорошо.
Труп Киселева аккуратно завернули и вынесли к машине, которую подогнали к сараю, где хранился спасательный инвентарь и произошло убийство. До этого сарай тщательно обследовала оперативная группа, но ни орудия убийства, ни каких-либо следов, могущих навести на преступника, не было найдено.
Леденев и Корда остались вдвоем.
— Что скажешь, Юрий Алексеич? — спросил начальник горотдела.
Леденев развел руками, медленно оглянулся вокруг.
— Что тут сказать, — проговорил он после минутной паузы. — Оказывается, на пляже и убивают тоже.
* * *
Труп Игоря Киселева обнаружил сторож спасательной станции Исидор Матвеевич Еремеев. Это был, на первый взгляд, опустившийся, неопрятный старик, закоренелый алкоголик, алкоголик-профессионал, ухитрявшийся постоянно находиться в состоянии подпития, но никогда не переходить грань, за которой следует отключение от действительного мира. Это не такое простое дело — пить, не переставая, и оставаться приемлемым для общения с другими людьми и исполнения служебных обязанностей. Не каждому такое под силу, а следовательно, уже поэтому Исидор Матвеевич мог обратить на себя внимание.
Вместе с тем для тех, кто окружал Еремеева, он оставался старым чудаковатым «алкашом», или попросту чокнутым дедом, на которого порой находили приступы активной деятельности, и тогда все на спасательной станции ходило ходуном: дед Еремей, как называли его молодые спасатели, затевал большой аврал, «мокрую приборку», с остервенением махал шваброй, мыл стены с мылом, не забыв подключить в эти работы весь штат станции.
Дед Еремей служил в свое время на флоте, уснащал речь морскими словечками и особливо виртуозен был по части боцманского мата. Но старик он был безвредный, отходчивый, мог «поправить» по утрам молодые разгульные головы, потому как втайне изготовлял особое зелье, именуемое им «бормотушкой», жаждущие опохмелиться парни относились к старику с душевной симпатией.
Сторож станции мог напустить на себя профессорский вид, начать говорить так, словно выступал на международном симпозиуме, и приходил в ярость, когда кто-нибудь, еще не предупрежденный заранее, называл его «Сидором Матвеевичем».
— Попрошу не искажать моего имени, молодой человек! — выпаливал громко в лицо дед Еремей, у него все были «молодыми людьми». — Меня зовут Исидор Матвеевич, и никак не иначе!
Старика хорошо знали в городе, хотя вряд ли кто мог рассказать о его жизни. Все судили о нем по тем байкам, которыми удостаивал он слушателей.
Случаи из флотской и иной его жизни взаимоисключали друг друга, всерьез их не принимали, но внимать деду Еремею было интересно. Кое-что он, по-видимому, действительно повидал. А кое-что, видимо, из книг вычитал…
Леденева предупредили по поводу «Сидора» и «Исидора», и Юрий Алексеевич начал допрос старика с исключительной любезностью.
Поначалу он и Корда решили вдвоем допрашивать начальника спасательной станции и ее сторожа, этих двух людей, знавших об убийстве Игоря Киселева.
Потом Алексей Николаевич сказал:
— Возьму-ка начальника станции я себе. Он мало что может сказать, ведь информацию о преступлении получил от Еремеева… А ты стариком займись. Потом обменяемся мнениями и посмотрим, что делать дальше.
Так и порешили.
Леденев вошел в комнату, где ждал допроса Еремеев, вежливо поздоровался, уселся за приготовленный стол, сдвинул стопку бумаги, она уже была положена сюда ребятами из милиции, и сказал:
— Вы будете Исидор Матвеевич Еремеев?
— Совершенно верно.
Старик подобрался, выпрямил спину, гордо воззрился на Леденева.
— Меня зовут Юрием Алексеевичем, — представился Леденев. — Мне поручено расследование убийства гражданина Киселева, а поскольку вы единственный свидетель, то ваши показания…
— Свидетелем убийства я не был, — перебил его Еремеев. — Мною обнаружен труп — и только.
— Совершенно верно, — улыбнулся Леденев, ответив точно так же, как только что отвечал ему сторож. — Вы правы, Исидор Матвеевич. Я выразился не совсем так, как следовало.
— Вам нельзя ошибаться в формулировках, гражданин следователь, — буркнул Еремеев.
— Почему «гражданин», а не «товарищ», Исидор Матвеевич? — продолжая улыбаться, спросил Леденев. — Приходилось бывать в заключении?
Юрий Алексеевич решил при каждом удобном случае называть старика по имени и отчеству, и называть так, как требовал тот от окружающих.
