Павлов и не подозревал, что во всех республиках Средней Азии и Закавказья были массовые нарушения условий приема и сдачи денег. Как сдавались пачками деньги и через день, через два, через десять после завершения обмена. И как выдавались новые деньги в обмен на уже ничего не значащую бумагу. Смутно догадываясь о масштабах злоупотреблений, Павлов распорядился начать проверку, но даже самые лучшие ревизоры не могли сопротивляться, когда предлагаемые им суммы взяток достигали величины их столетней зарплаты. И, конечно, большинство проверок так ничего и не смогло установить. Кроме того, именно в девяностом году начались нападки на следователей и прокуроров, ведущих так называемое «узбекское дело», когда прозвучал массовый хор обвинителей о недопустимости обвинения целого народа или, если точнее говорить, всего правящего класса солнечной республики.
Напуганные подобными обвинениями, ревизоры из Москвы охотно брали взятки и закрывали глаза на многочисленные нарушения законности. И хотя Гдлян с Ивановым в очень многих случаях действительно в пылу обвинения нарушали закон, они превратились под влиянием средств массовой информации в некое подобие громогласных обличителей общественной морали. Но вся тайна была в том, что Узбекистан лишь случайно попал в поле зрения правоохранительных органов, когда Нишанов не сумел защитить свою республику от нападок проверяющих. Практически во всех без исключения республиках Средней Азии и Закавказья к тому времени была схожая картина. Однако почти везде первые секретари местных компартий усердно отбивали натиски проверяющих. Особенно «отличились» руководители Азербайджана и Армении, практически не допустив повторения «узбекского дела» в своих регионах. В Грузии был арестован даже друг Шеварднадзе, секретарь ЦК, который серьезно рассматривался Москвой в качестве возможного преемника главы Грузии.
Нужно было представить себе всю эту смесь неустроенности, неуверенности в завтрашнем дне, уже начавшую галопировать инфляцию, девальвацию рубля, введение повсеместно карточек на основные продукты питания, национальное брожение в республиках Прибалтики, победу антикоммунистических сил в Грузии и Армении, чтобы понять, как трудно и одновременно как легко было в этот день работать майору Евсееву и всей приехавшей с ним команде.
В этот вечер он наконец подготовил все необходимые документы, чтобы вылететь завтра утром. Возвращаясь в гостиницу, где он оставался со своей группой, Евсеев не забыл заказать на завтра самолет и предупредить охрану об особом режиме транспортировки груза к самолету. И лишь после этого, поймав такси, поехал в гостиницу, чтобы принять душ и отоспаться. Сегодняшний день он смело мог занести в свой актив. Получив ключи у дежурного, он поднялся по лестнице наверх и прошел к своему номеру, находившемуся на втором этаже. Открыл ключом дверь и увидел сидевшего в его комнате полковника Волкова из военной контрразведки, которого он слишком хорошо знал.
— Что случилось? — испуганно спросил Евсеев.
— Закрой дверь, — поморщился полковник, и Евсеев быстро запер за собой дверь.
— Иди сюда, — позвал полковник. Евсеев подошел к нему бледный от ужаса.
— Боишься, сука! — сказал довольным голосом полковник. — Это правильно, что боишься. Всех нас в такое дерьмо посадил.
— Я только выполнял приказ генерала Матвеева, — Евсееву вдруг показалось, что полковник прилетел сюда, чтобы убрать слишком много знающего майора. А Волков, видя состояние стоявшего перед ним человека, не только не успокаивал его, но, наоборот, всем своим видом словно подтверждал его худшие опасения.
— Ты мне генералом не прикрывайся, — с явной угрозой в голосе произнес Волков. — Кто у тебя в охране завтра полетит? Сколько человек?
— Восемь. Старший — капитан Медведев.
— Значит, будет девять. Я тоже полечу с вами.
— Не могу, товарищ полковник, — взмолился Евсеев, — состав давно определен. Слишком ценный груз. Ни для кого не сделают исключения. Даже для вас.
— Ты мне зубы не заговаривай. Я должен лететь с вами, — многозначительно сказал Волков, — а то ведь знаешь, я могу и вместо тебя полететь.
— Что вы говорите? — испугался Евсеев. — Но как это возможно? Там же будет проверка. Люди Медведева знают моих сотрудников в лицо. У меня пять и у Медведева восемь. Тринадцать человек. Вот и все. В самолет, кроме пилотов, пустят только тринадцать человек.
— Кто пустит?
— Там должны быть представители вашего ведомства.
— С ними я договорюсь.
— Тогда нужно разрешение либо генерала Матвеева, либо самого командующего. Поймите, товарищ полковник, я просто не имею права.
— Ты дурака не валяй! — с явной угрозой в голосе сказал полковник. — Меня местная контрразведка останавливать не будет. А под каким соусом меня в самолет посадить, это ты должен решать, а не я.
— Но это невозможно, — снова простонал Евсеев, — просто невозможно. У нас четкий список, всего тринадцать фамилий. Нас будут считать при посадке по головам, как ящики с деньгами.
— Тринадцать — несчастливое число, майор, — ухмыльнулся Волков, и в этот момент в дверь постучали.
Полковник вопросительно взглянул на явно испугавшегося Евсеева.
— Кого-нибудь ждешь?
— Нет, никого. Никто не знает, в каком я номере. Это наверняка кто-нибудь из моей группы. Я сейчас открою.
— Подожди, — Волков встал, подошел к двери, прислушался. Затем знаками показал, что идет в ванную комнату и, пройдя туда, затворил дверь. Евсеев лишь после этого заставил себя подойти к дверям.
— Кто там?
— Это я, — услышал он знакомый голос и, облегченно вздохнув, открыл.
На пороге его номера стоял капитан Марис Янчорас.
— В чем дело, Марис? — удивился Евсеев. — Почему так поздно?
— Поговорить нужно, — коротко сказал литовец. — Он говорил по-русски почти без акцента.
— Утром поговорим, — хотел закрыть дверь Евсеев, но капитан неожиданно подставил ногу.
— Сейчас.
— Поздно уже, — разозлился Евсеев, — я устал, спать хочу.
— Я быстро уйду, — почти миролюбиво попросил Янчорас, и майор, с трудом скрывая недовольство, открыл дверь.
— Заходи, только быстро. Они прошли в комнату.
— Ты кого-то ждешь? — спросил капитан.
— С чего ты взял?
— Просто спрашиваю. Мне нужно тебе задать Два вопроса.
— Задавай и быстрее уходи, — злился Евсеев, представлявший, как бесится в ванной комнате полковник.
— Ты привез в Москву суммы гораздо больше тех, о которых мы договаривались, — сказал Янчорас, — я видел сегодня, как ты звонил в Баку и Тбилиси.
— Ну и что? Размещал там остатки денег, — пожал плечами Евсеев, — ты ведь знаешь, что у нас лежало гораздо больше денег, чем было по реальной кассе.
— Я не про это, — терпеливо сказал Янчорас, — твои суммы были намного больше тех, о которых мы мне говорил.
— Завтра проверим, — кивнул Евсеев, — завтра все проверим и тогда поговорим.
— Нет, — упрямо сказал Янчорас, демонстрируя поразительную тупую стойкость, — нужно решить сейчас.
— Поздно уже, — закричал Евсеев.
— Мы привезли сюда много денег, — сказал Янчорас, — очень много. И, по моим расчетам, ты оставляешь здесь несколько десятков миллионов.
— Марис, — сдерживаясь, попросил Евсеев, — завтра поговорим, мне сейчас нужно выспаться.
— Кому пойдут эти деньги? От кого они к нам пришли? — задал наконец свои вопросы капитан.
— Только эти два вопроса тебя интересуют и больше ничего? — спросил Евсеев.
— Это первый вопрос, — чудовищно спокойным тоном сказал Марис, — но у меня есть и второй.
— Задавай вопрос и убирайся! — заорал Евсеев.
— Какая будет моя доля? — спросил Янчорас.
— Ax ты, сукин сын, — разозлился майор, — твоя доля! Твоя доля сидеть и помалкивать в тряпочку. Мы и так платим тебе достаточно. Ты на свою капитанскую зарплату «Мерседес» купил и к брату в Клайпеду отправил. Еще говоришь «моя доля». Убирайся!
На литовца не действовала эта риторика. Он спокойно выслушал все крики майора и затем достал из кармана сложенную бумажку.
— Здесь написано, кому и сколько ты должен заплатить за якобы уничтоженные ими деньги. Ты вчера порвал и выбросил этот листок, а я его поднял и склеил. Узнаешь?
— Шантажист проклятый. Отдай бумагу! — кинулся к нему Евсеев, но литовец убрал бумагу в карман.
— Мы должны договориться, — сказал он.
— Вон отсюда! — окончательно рассвирепел Евсеев. — Он меня еще шантажировать вздумал. Ты когда иномарки покупал на мои деньги, думал бы о своей «доле»! Тогда ты был готов на все. Отдай бумагу и убирайся.
— Ты подумай, о чем я сказал. Здесь все написано. Пять процентов мои.
— Дурак, — прошипел майор, — пять процентов. Такие деньги даже министр обороны не получит. А ты — дешевка, я тебя держал своим заместителем. — И, уже не сдерживаясь, он бросился к капитану, чтобы отнять бумагу. Тот довольно легко отбросил приземистого Евсеева от себя. С диким криком Евсеев рухнул на пол.
