— Не смешите людей, — нахмурился Левитин, — за три дня вы найдете убийцу, которого мы ищем три месяца? Это невозможно. И вы сами все отлично понимаете. У каждого блефа есть свои пределы. Когда игра кончается и вы явно проигрываете, нужно выходить из игры, а не поднимать ставки. Все остальные игроки знают, что ваша карта бита, что у вас на руках «пустышка». Поэтому не старайтесь выглядеть умнее, чем вы есть на самом деле.
— Обязательно учту ваш совет, — улыбнулся Дронго, — и тем не менее я остаюсь.
— Как вам угодно, — сухо сказал Левитин и, повернувшись, вошел в приемную.
— Вы действительно хотите остаться? — уточнил Сыркин.
— Обязательно останусь. Для начала я не стану вам мешать. Представляю, как вас задергали. Где Носов? Я лучше с ним поговорю.
— Он сидит в моем кабинете. Помогает мне вызывать людей.
— Идите в приемную, у вас сегодня много дел, а я с ним пообщаюсь, — сказал Дронго, направляясь к кабинету Михаила Михайловича.
В кабинете Сыркина его помощник, сидя на стуле, приставленном к столу, ожидал звонков по внутреннему телефону. Увидев вошедшего Дронго, он вскочил.
— Сиди, сиди, — махнул рукой Дронго, — не нужно вставать.
— Сегодня с утра столько разных начальников понаехало, — сообщил Носов.
— Я знаю. Давно хотел с тобой обстоятельно поговорить. Ведь ты вчера нашел убитую. Когда ты вошел, она лежала на полу. Ты ее не трогал?
— Нет, не трогал, — удивился Носов, — она ведь убитая была, я побоялся ее трогать. На мертвецов я насмотрелся, знаю, как они выглядят.
— И ты сразу позвал уборщицу?
— Я ей закричал, а когда она ко мне подошла, я сам побежал наверх, чтобы рассказать о случившемся. А она стояла, охраняла вход в душевую.
— Но халата ты там не видел?
— Нет, никакого халата не видел. И, конечно, не знал, кто там еще был до меня.
— А где висят у вас халаты?
— В подсобке, в подвале. О них все знают. У каждой уборщицы свой халат. Самый большой у Сойкиной.
— Там дверь бывает открыта?
— Нет, закрыта на ключ. А ключ есть у двоих — старшей уборщицы и у меня.
— Где твой ключ?
— У меня.
— А остальные?
— Вчера проверили. Оба ключа в порядке. И третий у меня.
— Но ведь кто-то взял халат? — настаивал Дронго.
— Так дверь открыта бывает по вечерам. Уборщицы открывают дверь и потом ее уже не закрывают, пока не закончат уборку. Туда ведь спускаются все за ведрами, вениками, халатами.
— И все в институте об этом знают?
— Думаю, что да, знают все. Никакого секрета нет.
— Ты во время первого убийства тоже был в институте. Так вот, погибшая Ольга сказала мне, что видела тебя во дворе. А Михаил Михайлович утверждает, что ты никуда не выходил из основного здания, только сбегал на второй этаж. Как это понимать?
— Я не говорил Михаилу Михайловичу, что у нас на основном здании водопроводная труба поржавела. Вот я и вышел во двор, чтобы на нее посмотреть. За день до первого убийства сильный дождь был, и труба не пропускала всю воду. Потом я вернулся в здание.
— И никого во дворе не видел?
— Видел Олю, она документы несла. Мы с ней поздоровались. Больше никого не видел.
— В тот вечер дождя не было?
— Не было, точно. Мы через несколько дней трубу меняли.
— А почему в тот вечер лифт не работал?
— Один работал, а другой не работал. Реле сломалось, подъемник заедал, ну, мы его сами и отключили.
— И все поднимались в одном лифте?
— Только после шести, — подтвердил Носов.
— Вчера в лаборатории пропал инструмент, так называемая «ручка». Ты разве об этом не знал?
— Нет, не знал. Мне ничего не сказали. Я пошел в лабораторию во время перерыва, когда там никого не было. Коренев обычно обедает дома, он живет недалеко, а остальные ходят в буфет или запираются в кабинете Григорьева. Только во время перерыва они работают, а обедают обычно после четырех. Ну, я пришел к ним, вижу, они заперлись у Аристарха. А в лаборатории только Зинков был и Оля. Я у них спросил, что пропало, так Георгий Ильич только рукой махнул. Я вернулся и все доложил Моисеевой. У нее в кабинете Фирсова была. Я все рассказал Елене Витальевне, и она сильно разозлилась. Еще позвонила Зинкову и сказала, чтобы тот нашел «ручку». Говорила, что это инвентарь.
— А дальше?
— Дальше я пошел к себе. У меня есть свой кабинет на первом этаже.
— Где? — переспросил Дронго.
— На первом, — подтвердил Носов, — маленький кабинет.
— Подожди, — перебил его Дронго, — ты все время сидишь на первом этаже. Ты мог залезть в подвал и взять халат. Мог пройти к душевой. И мог спокойно убить Ольгу. Я, конечно, теоретически так предполагаю, но как ты считаешь, у тебя было бы время?
— Конечно, время было, но зачем мне ее убивать? — простодушно спросил Носов. — Хорошая девочка была, душевная. Я бы не стал ее убивать.
— А на войне тебе стрелять приходилось? Ты ведь много повидал?
— Приходилось, — вздохнул Носов, — еще как приходилось.
— Значит, ты не видел никого на первом этаже?
— Видел людей, которые к лифту шли. А в душевую никто. Мой кабинет недалеко, я бы сразу увидел. Нет, никого не видел. А после пяти меня вообще не было на месте. Меня послал Михалыч в другое здание, — ответил Носов.
— Это я знаю. Как ты думаешь, она хотела купаться, когда вошла в душевую?
— Нет, — сразу ответил Носов, — у нее полотенце свое есть, она бы его принесла.
— А она часто душ принимала на работе?
— Раньше — нет. Но в последние месяцы иногда принимала. Даже свое полотенце принесла.
— Кто еще обычно ходит в душевую? Меня интересуют работники технического отдела.
— Коренев бегает лицо мыть. Все знают, как он из-за своих прыщей переживает. И еще Игорь иногда приходит. Он живет на квартире. Больше никто. В основном из других отделов ходят.
— Спасибо, — вздохнул Дронго, — ты мне помог.
Он поднялся и вышел из кабинета. Спустился вниз по лестнице. На первом этаже он встретил Фортакова. Тот с мрачным видом выходил из кабины лифта.
— Вас отстранили от расследования? — спросил он.
— Почему вы так решили? — удивился Дронго.
— Там в кабинете Архипова сидит какой-то «чайник». И вопросы задает идиотские. Откуда его нашли?
— Не знаю. Меня туда тоже не пускают.
— По-моему, вы единственный нормальный человек в этой компании, — пробормотал Фортаков, — хотя я понимаю, как все переживают. У нас в институте половина женщин пришла сегодня на работу, как на кладбище ночью. Все ожидают чего-то ужасного.
— Скажите, Фортаков, вы часто бывали в техническом отделе?
— Приходилось. Вы решили начать свой допрос прямо здесь? — Они уже вышли из здания и стояли во дворе.
— Нет, нет. Просто вчера нашу беседу некоторым образом прервали. Вы сказали, что у Ольги были недоброжелатели.
— Конечно, были, — усмехнулся Фортаков, — вы же ее видели. Представляете, как она раздражала наших старых дев. Да ее просто ненавидели, особенно Моисеева. Эти две девочки были как бельмо в глазу у наших «матрон». И я не удивлюсь, если узнаю, что убийца кто-то из тех дамочек.
— Подождите. Какие две девочки?
— Обе убитые. Они ведь похожи были и одинаково одевались. Даже в тот вечер, когда убили Аллу, она была в итальянской кофте, похожей на Олину. Только цвета немного другого. У одной темно-синий, у другой черный. Издалека их иногда даже путали.
— Вы понимаете, что получается, — сказал задумчиво Дронго. — В общем ни у кого нет явных мотивов их убивать, и тем не менее у них достаточное количество недоброжелателей. Но из-за женского соперничества никто и никого не убивает таким образом. Для этого есть другой испытанный прием — женские сплетни.
— Да, — согласился Фортаков, — наверное, ее мог убить только мужчина.
— У Носова контузия, и он не пользуется успехом у женщин. Коренев застенчивый, стеснительный, зажатый, прыщавый, бегает в душевую, чтобы мыть свое лицо, наивно считая, что это ему может помочь, Зинков, который почти наверняка видит себя директором, мог смертельно оскорбиться, получив отказ от одной из своих молоденьких сотрудниц. Мрачный Алексанян тоже всегда зажат. Ненавидевшая молодых девочек Моисеева. Поскандалившая с Хохловой Сулахметова. Получается, вот какая компания и мужчин, и женщин, которых они задевали за живое.
— Да, — согласился Фортаков, — возможно, и так. Только насчет Зинкова вы не совсем правы. Его в отделе любят, вернее любили все. И мужчины, и женщины. Он играет роль светского льва, и эта роль ему самому нравится.
В этот момент у них за спиной раздался голос Архипова:
— Почему вы стоите на улице? Дронго обернулся. Сергей Алексеевич стоял, опираясь на палку.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Дронго. — Почему вы пришли?
— Не смог усидеть дома, — признался Архипов, — вот первый раз в жизни взял палочку. Моисеева мне позвонила, рассказала, что у меня в кабинете воцарились вандалы. Собираюсь их прогнать. Вы мне поможете? — весело спросил он.
