Когда в девять утра он проснулся и распахнул окно, небо было затянуто тяжелой серой непроницаемой пеленой, что означало приближение сильного снегопада. Во всех населенных пунктах — в Берхаусе, в Шнифинкене и Шнифотеле — местные пташки, вьюрки и красноклювые альпийские вороны, которые жили в этих горах и питались чем бог пошлет, собирая объедки, которые оставались после пикников, жались поближе к жилью; все предвещало снежную бурю. Поднялся сильный ветер, который дул угрожающе резкими порывами. Со стороны подвесной дороги не было слышно никаких звуков. Легким алюминиевым гондолам тоже несладко в такую погоду, особенно вон там, на крутом склоне, который тянулся на протяжении четверти мили и спускался к плато по совершенно открытому пространству.
Бонд закрыл окно и позвонил, чтобы ему принесли завтрак. Когда завтрак прибыл, на подносе он увидел записку от фрейлейн Бунт:
«Граф хотел бы встретиться с вами в 11 часов. И.Б.»
Бонд позавтракал и вернулся к третьей странице истории рода де Блевилей. Ему пришлось перелопатить массу материала, чтобы показать товар лицом, но все это пустяки. Перспектива того, что ему удастся успешно продолжить мистификацию с поисками следов семейства Блофелда, не очень волновала его воображение. Он храбро начнет с самой Гдыни и пойдет в обратную сторону, пытаясь заставить эту старую каналью разговориться о его молодости, родителях. Старую каналью? Конечно, черт побери. Независимо от того, кем он стал после операции «Гром», в мире не могло быть двух Эрнстов Ставро Блофелдов!
Они встретились в кабинете графа.
— Доброе утро, сэр Хилари. Надеюсь, вы хорошо выспались? У нас начинаются снегопады. — Граф сделал жест в сторону окна. — Для работы лучше не придумаешь. Ничто не отвлекает.
Бонд понимающе улыбнулся, как ученый ученому.
— Я действительно считаю, что девушки могут отвлечь от работы. Но они так очаровательны. А что с ними? Вид у них вполне здоровый.
Граф был начеку.
— Они страдают аллергией, сэр Хилари. Аллергией, которая лишает их трудоспособности. Они не могут найти себе применения в сельском хозяйстве. Все они из сельской местности, и болезнь лишает их возможности трудиться, а я могу излечить от подобных заболеваний, и я рад, что результаты весьма обнадеживающие. Мы вместе достигли значительного прогресса. — Рядом с ним зазвонил телефон. — Простите, — граф поднял трубку и выслушал кого-то. — Да, соедините, — сказал он по-немецки и сделал паузу. Бонд с вежливым видом изучал принесенные с собой бумаги. — Говорит де Блевиль, — перешел Блофелд на русский. — Да… Да… Хорошо! — Он положил трубку. — Еще раз прошу прощения. Звонил один из моих научных сотрудников. Он закупал кое-какие материалы для лаборатории, подвесная дорога закрыта, но специально для него ее включат. Рисковый парень. Я ему не завидую. Бедняга может сильно заболеть. — Зеленые контактные линзы, однако, скрывали любое выражение даже так явно проявленного сочувствия, а застывшая улыбка вовсе ничего не говорила. — А теперь, уважаемый сэр Хилари, давайте вернемся к нашей работе.
Бонд разложил огромные листы, которые он принес, на столе и начал гордо водить пальцем по записям. В замечаниях и вопросах графа проскальзывало восхищение и удовлетворение.
— Но это же великолепно, нет, это просто грандиозно, мой дорогой друг. Вы говорите, что есть упоминание о наличии в гербе сломанного копья и меча? А когда они были включены в герб?
Бонд отбарабанил массу чепухи о завоеваниях норманнов. А сломанный меч, вероятно, стал частью герба сразу после какой-нибудь битвы. Для выяснения этого потребуется дополнительная работа в Лондоне. Наконец Бонд свернул листы и обратился к заметкам в своей записной книжке.
— А теперь мы должны начать работу с другого конца, граф. — Бонд произнес это голосом, не терпящим возражений. — Вы родились в Гдыне 28 мая 1908 года. Правильно?
— Правильно.
— Как звали ваших родителей?
— Эрнст Джордж Блофелд и Мария Ставро Микелопулос.
— Они тоже родились в Гдыне?
— Да.
— Теперь — их родители.
— Эрнст Стефан Блофелд и Елизавета Любомирская.
— Гм-м. Эрнст, стало быть, имя, передающееся из поколения в поколение.
— Похоже, что так. Моего прадеда тоже звали Эрнст.
— Это очень важно. Видите ли, граф, у Блофелдов из Аугсбурга по крайней мере двое звались Эрнстами.
Руки графа расслабленно лежали на зеленом пресс-папье, стоявшем на столе. При словах Бонда они импульсивно сошлись вместе, пальцы сжались так, что побелели суставы.
«Вот-вот, а это тебе отнюдь небезынтересно», — подумал Бонд.
— А это важно?
— Очень. У христиан имена переходят из поколения в поколение. Мы рассматриваем это как наиболее значительный факт, дающий ключ к разгадке. А можете ли вы вспомнить что-нибудь из более отдаленного прошлого? Пока все идет прекрасно. Мы с вами уже прошли три поколения. Даты уточним позже, а пока, как мне кажется, уже добрались где-то до середины прошлого века. Проскочить бы еще лет пятьдесят, и мы попадем в Аугсбург.
— Нет, — в голосе послышался почти крик отчаяния. — Мой пра-пра-прадед… я ничего о нем не знаю. — Руки на пресс-папье напряглись. — Может быть, э-э, если все упирается только в деньги, можно было бы найти кой-кого, ну, свидетелей. — Он всплеснул руками. — Мой дорогой сэр Хилари. Мы же с вами светские люди. И прекрасно понимаем друг друга. Неужели все эти выписки из архивов, церковных книг так уж обязательно должны быть подлинными?
Понял тебя, старая лиса! Однако Бонд учтиво, сделав вид заинтригованной невинности, произнес:
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, граф.
Теперь руки графа перестали бегать по столу, настал момент истины. Блофелд признал в Бонде одного из себе подобных.
— Вы трудолюбивый человек, сэр Хилари. Живете скромно, в отдаленном уголке Шотландии. Вероятно, можно было бы облегчить вашу жизнь. Вероятно, существуют какие-нибудь материальные блага, которые вам хотелось бы иметь. Например, автомобиль, яхта, пенсия. Скажите только слово. Назовите цифру. — Темно-зеленые линзы буравили скромно опущенные долу глаза Бонда, стараясь заглянуть в них. — Считайте, что мы успешно сотрудничаем. Поездки туда-сюда: в Польшу, Германию, Францию. Конечно, все расходы я беру на себя. Скажем, пятьсот фунтов в неделю. Технические вопросы, документы и тому подобное. Это я могу устроить. Необходимо только ваше согласие, скажите «да». Слово Геральдической палаты для министерства юстиции в Париже является словом божьим. Не так ли?
Все шло слишком хорошо, чтобы казаться правдой! Но как это обыграть?
— То, что вы предлагаете, граф, не лишено, гм-м, некоторого интереса. — Голос Бонда звучал неуверенно. — Конечно, если документы выглядят вполне убедительно, надежно, так сказать, очень надежно, тогда, вполне резонно, у меня нет оснований сомневаться в их подлинности. — В глазах Бонда появилось угодливое выражение. Это был взгляд собаки, которой хотелось бы, чтобы ее приласкали, чтобы сказали, что все будет хорошо, что бояться нечего. — Бы понимаете, что я имею в виду?
Граф начал говорить уверенно и искренне:
— Вам абсолютно нечего…
В этот момент в коридоре послышался, какой-то шум и гвалт. Дверь резко распахнулась. В комнату бросили какого-то человека, которого тащили за ноги. Корчась от боли, он упал на пол.
Двое охранников замерли рядом. Они посмотрели сначала на графа, а затем в сторону, на Бонда, очень удивившись, увидев его здесь.
— Что происходит? — резко спросил граф на немецком.
Бонд знал ответ и моментально понял, что он погиб. Под снегом и кровью, которыми было покрыто лицо человека, лежавшего на полу, Бонд различил знакомые черты.
Русые волосы нос, сломанный во время соревнований по боксу на первенстве королевских военно-морских сил, это лицо одного из его коллег по Секретной службе. Сомнений не оставалось. Это был номер 2 с поста «Зет» в Цюрихе!
Да, так и есть — это был Шон Кэмпбелл! Боже всемогущий, что же с ним сделали! На пост «Зет» специально ничего не сообщили о миссии Бонда. Должно быть, Кэмпбелл сам вышел на след, наверное, через русского, который «покупал припасы». Произошла та самая неразбериха, которая происходит, когда пытаются сильно что-то засекретить.
Старший охранник говорил на быстром ломаном немецком со славянским акцентом.
— Его обнаружили в открытом лыжном отделении гондолы. Был сильно обморожен, но оказал отчаянное сопротивление. Пришлось с ним повозиться. Нет никакого сомнения, что он следил за капитаном Борисом. — Он спохватился. — Я имею в виду вашего гостя из долины, герр граф. Утверждает, что он английский турист из Цюриха. Говорит, что не было при себе денег, не мог оплатить проезд на фуникулере. А ему так хотелось побывать здесь. Мы его обыскали, нашли пятьсот швейцарских франков. Документов никаких. — Охранник пожал плечами. — Говорит, что фамилия его Кэмпбелл.
