Председатель КГБ Шелепин отмечал: «В результате проведенных мероприятий по аресту лиц, подозреваемых в контрреволюционной деятельности, был нанесен серьезный удар по внутренней контрреволюции и шпионским центрам американской разведки».
— Ваша задача, Стэн, сделать все возможное, чтобы эта операция была проведена и проведена успешно, — продолжал Спарк. — Все детали вы узнаете из этих материалов, — он передал Бредли папку. — Изучайте; четыре дня у вас есть.
Бредли поднялся и посмотрел на Спарка:
— Им ведь не составит особого труда прозондировать в издательстве газеты о наличии и аккредитации такого их сотрудника…
— Не волнуйтесь, как раз этим вопросом сейчас занимаются люди Гелена [2]. Они, кстати, встретят вас на нашей авиабазе «Рейн-Майн» в Западной Германии и будут страховать ваш переход [3].
Бредли вновь кивнул и направился к двери.
«Спецслужбы Гватемалы при поддержке ЦРУ инспирируют проведение на территории Кубы операцию по физическому устранению Фиделя, Рауля Кастро, а также Че Гевары. Кодовое название операции — „Кондор“. В операции запланировано использование трех исполнителей. Имена и срок операции — неизвестны.
По линии ЦРУ операцию „Кондор“ курирует служба разведки. Я откомандирован на Кубу для осуществления тайного контроля над подготовкой и проведением операции. Моя переброска планируется из Восточного Берлина через Западную Германию, откуда под именем Гюнтера Тауберга, корреспондента газеты „Нойес Дойчланд“, должен отправиться на Кубу не позднее шестнадцатого мая.
С момента моего прибытия на авиабазу США „Рейн-Майн“ в Западной Германии и до момента отбытия буду под наблюдением сотрудников западногерманской разведки.
В целях возможной передачи экстренной информации прошу дать мне контакт для связи с Центром на Кубе.
Мангуст».
Первый заместитель начальника советской внешней разведки генерал Мортин повторно пробежался по тексту донесения; информация носила характер чрезвычайной важности, поэтому теперь срочность этого вызова ему стала понятна.
— Та-ак… — рассеянно протянул он, бросил короткий взгляд на сидящего напротив Павлова, начальника Управления «С» (нелегальная разведка), и перевел его на своего шефа, генерал-лейтенанта Сахаровского.
— Ну что, Федор Константинович, ознакомился? — спросил Сахаровский, забирая лист с текстом. — И какие будут мысли?
— Мыслей — ворох, Александр Михайлович, сразу даже и не соображу, — мотнул головой Мортин. — Давно получили? — адресовал этот вопрос он уже Павлову.
— Только что…
— И причем по экстренному каналу… — акцентировал Сахаровский. — Поэтому времени для соображений и принятия решений у нас — до утра. Сегодня на семнадцать часов я вызван к Шелепину, — глянул он на часы. — Как раз буду докладывать об успехах группы Алексеева на Кубе и о наших проблемах в Германии. К этому времени у меня должен быть готовый план наших действий. У нас с вами — четыре часа сорок минут, давайте-ка обговорим ситуацию и обсудим некоторые ее детали. Виталий Григорьевич, — обратился Сахаровский к Павлову, — давайте начнем с вас.
Председатель КГБ Шелепин принял Сахаровского ровно в семнадцать ноль-ноль. Заслушивание по темам и ответы на вопросы у начальника Первого главного управления заняло сорок три минуты. Закончив доклад, Сахаровский положил на стол председателя папку. Это было донесение «Мангуста» и план работы по нему.
— Что это? — спросил Шелепин и открыл мягкую с теснением обложку.
Сахаровский не ответил; это было излишне. Погрузившись в чтение документов, председатель Комитета понял все сам, а поняв, с укоризной сказал:
— Александр Михайлович, с этого и надо было начинать. Когда получили шифрограмму?
— Пять часов назад, в двенадцать…
— Почему не доложили сразу?
— Александр Николаевич, вы ведь сразу стали бы задавать вопросы, а пять часов назад к ответам на них я готов не был.
— А сейчас, я смотрю, готовы… — медленно проговорил Шелепин, читая план мероприятий. — Кто у нас работает в Западном Берлине?
— Юрий Дроздов.
— Вы планируете вывести «Мангуста» на контакт с нашим человеком на Кубе… А почему бы нам не подвести к нему Дроздова еще здесь, в Германии? Тем более отправляться на Кубу он будет с восточной территории. Можно сказать из дома… Подключим наших берлинских коллег, блокируем все подходы к «Мангусту»… В конце концов круглосуточно вести его люди Гелена не будут. Не дадим.
— Мы обдумывали этот вариант… — Сахаровский покачал головой. — Нет, Александр Николаевич, берлинских коллег в это дело лучше не посвящать вообще. «Мангуст» — фигура особая, любой, даже незначительный риск в отношении его, должен быть исключен полностью. Пусть Гелен проводит его и доложит в Вашингтон, что все прошло гладко. Мы подключимся на Кубе… Там провести встречу «Мангуста» с нашем человеком будет безопасней.
Шелепин возражать не стал, доводы Сахаровского были убедительными. Он согласно кивнул и стал внимательно перечитывать план.
— Здесь у вас не сказано, кого вы собираетесь подключить. Алексеева?
И вновь Сахаровский возразил:
— Алексеев слишком заметная фигура. Появление его около «Мангуста» крайне нежелательно. С конкретным лицом мы еще не определились. К утру, Александр Николаевич, все эти нюансы доработаем.
— Ну что ж, Александр Михайлович, завтра в девять вас, Мортина и Павлова жду у себя. Со всеми доработанными нюансами.
Военно-транспортный самолет ВВС США приземлился на авиабазе «Рейн-Майн» близь Франкфурта-на-Майне в девять часов утра по местному времени. Едва он съехал с взлетно-посадочной полосы и замер на рулежной дорожке, как метрах в двадцати от самолета остановился «Ленд Ровер» армейского образца; в кабине сидели двое: за рулем сержант морской пехоты, рядом — майор ВВС.
Бредли — он был единственным пассажиром этого транспортника — спустился по лестнице из боковой двери самолета, бросил на бетонку дорожную сумку, на нее плащ, до хруста потянулся и сделал несколько прогибов в пояснице. Этот перелет дался ему тяжело; совсем не как тот, в мае сорок пятого, когда он, «завербованный» сотрудником УСС Полом Сэдлером, летел из Германии в Соединенные Штаты. Правда, тогда дозаправку делали с посадкой в нейтральной Ирландии, было время для того, чтобы отдохнуть; сейчас дозаправку проводили в полете. «Это плохо если в сорок лет я стал чувствовать возраст. „Физику“ забросил совсем, — укорил себя Бредли. — Вернусь, надо будет заняться всерьез. Вернусь… Ты сначала вернись». Проделав упражнения, Бредли подхватил багаж, перебросил плащ через плечо и прогулочным шагом направился в сторону «Ленд Ровера».
Майор вылез из кабины нехотя; навстречу не пошел, остался стоять у машины.
— Мистер Бредли? — спросил майор, когда до него оставалось сделать три-четыре шага.
— С этой минуты — Гюнтер Тауберг, — ответил Бредли, доставая из внутреннего кармана пиджака паспорт. — Вот мои документы. Кстати, вы говорите по-немецки?
— Иногда приходится… Но вы еще на территории Соединенных Штатов, здесь вам опасаться некого. А документы… — майор сравнил фотографию с оригиналом, перелистнул пару страничек и вернул паспорт Бредли. — Покажете их тем приятелям, которые приехали по вашу душу. Здравствуйте… господин Тауберг, — со страшным акцентом проговорил-таки майор по-немецки, поздоровался с Бредли за руку и представился: — Начальник разведотдела базы майор Стивенсон. Прошу в машину.
Бредли устроился на заднем сиденье, но не успел он захлопнуть дверцу, как водитель дал полный газ, круто — до свиста шин — развернул «Ленд Ровер» и погнал машину так, словно уходил от погони. Здесь такую езду позволить себе было можно; другого движущегося транспорта, не считая ползущих в трехстах метрах грузовиков-заправщиков, поблизости не было.
— Вы что-то говорили о каких-то приятелях, майор… Где они?
— Ждут на контрольно-пропускном пункте. Тоже хотели встретить вас прямо у самолета, только кто их на территорию базы пустит… — полуобернувшись, пояснил майор. — Их сейчас заместитель командира развлекает, подполковник Линч. Там познакомитесь.
— К самому командиру визит вежливости нанести не посоветуете?
— На больничной койке командир, фурункулез лечит. А вот в офицерскую столовую можем заехать. Вы как, за время полета не проголодались?
— Нет, спасибо, я перекусил. К тому же сами ведь говорите: приятели ждут.
— Подождут… Мне их рожи сразу не понравились. Особенно одного. Держу пари, этот малый в войну служил в гестапо.
— Вы воевали?
— С сорок четвертого…
Люди, их было двое, ждавшие Бредли на КПП, действительно приятного впечатления не производили. Тот, который, по мнению майора Стивенсона «в войну служил в гестапо», и в самом деле имел довольно устрашающую внешность: под два метра ростом, угрюмый вид, маленькие глазки, приплюснутый нос, тяжелый квадратный подбородок.