И почему-то не уставал делиться воспоминаниями с коллегами, хотя делать этого явно не стоило.
…То есть вроде бы ничего из ряда вон выходящего генерал Ванин не требовал, если бы не один убийственный нюанс: в этот раз речь шла о вербовке самого президента страны Ахмеда Сукарно, да к тому же — во время его официального визита в Москву [14].
Интересно, как они себе там, под стенами Кремля, представляют сам этот процесс?! Нет, в самом деле? Да в Индонезии спившегося сержанта полиции под вербовкой удерживать — и то проблема, потому как народец здесь в высшей степени разгильдяйский. К тому же к русским относится со всей мыслимой азиатской подлостью.
— Вопрос тебе, Полиглот, на полную, расстрельную засыпку, — язвительно проговорил полковник, как только перед ним предстал майор Горюнов, формально числившийся в составе группы переводчиков и проходивший по всем официальным и неофициальным каналам под оперативным псевдонимом Полиглот.
— Ну и?.. — воспользовался тот заминкой полковника.
— Что «ну и?», майор? Вот тебе шифрограмма. И поскольку ты у нас главный по государственной верхушке этого «бантустана», сразу же включай мозги и фантазию…
— Вообще-то мне приказано было курировать дипломатический корпус, причем не столько индонезийский, сколько в их, индонезийском понятии, иностранный — то есть американский, британский, австралийский… — неуверенно проговорил Горюнов, мельком пройдясь по тексту радиограммы. — Правда, при необходимости, — с выходом на правительство и парламент. Однако здесь, — потряс он шифрограммой, — речь идет о самом «товарище Карно».
— О ком?! — заметно напрягся полковник.
— О все том же Карно. Именно так называют президента его товарищи по оружию, подполью и партии… Ну и конечно же местные коммунисты, которые даже слово «таварищ» стараются выговаривать на московский лад.
— Да это понятно, понятно… — поморщился полковник, досадуя по поводу того, что опростоволосился с партийно-революционной кличкой Сукарно. — Ты, главное, от существа всего этого расстрельного дела не отвлекайся.
— Так ведь все основные «наживки», приемы и способы «разработки» потенциальных агентов давно изучены и описаны, — пожал плечами майор. — Деньги, карьера, активизация политических оппонентов, коррекция идеологических взглядов, появление всевозможных врагов-недругов. Ну, еще всяческие там угрозы-намеки по поводу безопасности близких и родственников — хотя это уже из арсенала грубого криминального шантажа. И, само собой, — женщины. Так сказать, убийственная слабость даже наиболее устойчивых и непоколебимых. Словом, ничего нового мы с вами придумать не в состоянии.
— «Изучено и описано», говоришь? — задумчиво смотрел в залитое южным солнцем окно резидент. — И ничего нового нам не придумать? А жаль, потому как ситуация явно расстрельная.
— Вы хотя бы термин этот — «расстрельная», товарищ полковник, всуе не употребляйте, — суеверно посоветовал Горюнов. — Как бы не накликать…
— Вот здесь ты прав, майор: «накликать» в нашем деле нетрудно. Но «расстрельная» — это у меня со времен фронтового Смерша: и на западном, и на восточном, японском то есть, фронтах. Вплоть до того дня, когда меня в начальники лагеря для японских военнопленных определили. Еще «та» была школа, скажу тебе, Горюнов; не в пример всем твоим военно-дипломатическим академиям и прочим курсам подготовки-переподготовки.
— Тем не менее…
— Ладно, майор, не нервничай. И полтора часа тебе на размышления, выводы и всякие прочие тезисы предстоящей операции.
— Так ведь не успею.
Полковник удивленно взглянул на подчиненного и благоденственно улыбнулся:
— Ты же принцип наш знаешь: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим». Определись, на каком из этих двух этапов находишься, майор.
— Понял, — тут же попятился к выходу Горюнов. — Иду выполнять.
— Вот это уже другой кавардак.
Как только Горюнов удалился, полковник мысленно прошелся по всем «изученным и описанным пунктам» шантажной вербовки. Выводы в самом деле представлялись прямо-таки «расстрельно» неутешительными. Это ж о какой такой карьере «объекта» может идти речь, когда имеешь дело с президентом, то есть с высшим официальным лицом огромной страны? Какой такой «карьерный рост» ты способен обеспечить ему, пусть даже на уровне «пустопорожних» обещаний?
Да и с политическими оппонентами и всякого рода недругами Карно тоже пока что благополучно справляется. Причем с помощью не только своих спецслужб, но и спецслужб сразу нескольких стран-союзников. Тем более что ни китайцы, ни американцы, не говоря уже о кремлевских руководителях, пока что ни в политической, ни в физической гибели Сукарно не заинтересованы.
Ладно, обратимся к «финансовому способу» вербовки. И что мы имеем на этом фронте? Да ни хр…! Раньше, когда наш дражайший «товарищ Карно» по подпольям да партизанским базам мытарствовал — это еще имело хоть какой-то смысл. Но теперь-то? Это ж какими вагонами и какую валюту нужно гнать хоть в Джакарту, а хоть в швейцарский Цюрих, чтобы на них клюнул президент, который сам, кого хочешь, купит, продаст и снова за полцены купит?! Как говорится, еще тот случай!
Женщины?.. Ну, женщины, наконец-то замялся полковник, это, конечно, другой кавардак. Что на «передок» товарищ Карно слаб, в Индонезии об этом судачат даже макаки, на кокосовых пальмах сидя. Однако никого здесь эта слабость вождя не колышет — вот в чем дело. Мало того, он и не пытается скрывать своих похождений. Одних жен у него столько, что… «Кстати, а сколько в самом деле у него этих самых законных и полузаконных жен? — запнулся на очередной вербовочном пункте полковник. — О конкретном числе нам, конечно, доложит Полиглот. Хотя и так ясно, что даже к своим шестидесяти наш извращенец-многожонец Карно угомониться не способен.
Отсюда назревает вопрос: а что из этого пепелища нравственности способна извлечь наша резидентура? Да ничерта! Разве что написать на Карно пару анонимных доносов? Вспомнив о доносах, полковник воинственно ухмыльнулся. Даже он, старый прожженный смершевец, с ужасом вспоминал те времена, когда одной анонимки, каким-нибудь школьником под диктовку «накаляканной», вполне хватало для того, чтобы любого руководителя-хозяйственника «подводить» хоть под «Беломорканал», а хоть под вполне расстрельные «десять лет без права переписки».
«Анонимки — это хорошо!» — злорадно потянулся он, не поднимаясь из-за стола. Знать бы, кому их адресовать. В Союзе такого «ходока» хотя бы в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС могли пригласить или на закрытом заседании Политбюро пропесочить. А здесь что прикажете?.. Впрочем, в Москве по столь пустяковому вопросу первое лицо тоже никто заслушивать не решился бы.
Другое дело, что партийным руководителям «братского Союза» очень хотелось бы видеть товарища Карно куда более революционно левым и прокоммунистическим. Хотя бы в той степени, в какой они видят сейчас Фиделя Кастро. Но мы то здесь при чем?! Сами ведь с высокой трибуны признали, что в «революционной национально-освободительной борьбе в Азии наметился явный спад». В Африке и Латинской Америке — тоже
