Дронго несколько раз порывался позвонить Марианне. Один раз даже достал телефон, но бросил его на кровать. Как объяснить Марианне, что сегодня ей здесь лучше не появляться? Наконец он решился и, взяв в руки аппарат, набрал ее номер.
— Слушаю вас, — услышал он звонкий голос Марианны.
— Это я, — глухо сказал Дронго.
— Очень приятно. Я скоро заканчиваю и собираюсь ехать к себе домой в номер вашего отеля. Надеюсь, что посуда вымыта, дети накормлены, а квартира сияет чистотой? — пошутила она.
— Все абсолютно чисто, — подтвердил Дронго, — только у меня возникли небольшие проблемы.
— У тебя появилась любовница? — продолжила она игру. — Я так и думала. «Все мужчины сво…», есть такой сериал по российскому каналу. Или ты решил уйти из дома?
— Я не шучу, — выдавил он.
— Что произошло? — наконец серьезно спросила Марианна. — У тебя действительно появились проблемы?
— Да.
— Какие?
— Сложные. Мне нужно, чтобы ты сегодня ко мне не приезжала, — еще не договорив, он понял, что сказал очень неудачную фразу. Получалось, что ему «нужно». А это было не совсем правильно.
— Не понимаю, — произнесла Марианна совсем другим голосом, — ты не хочешь, чтобы я к тебе приезжала сегодня ночью?
— Можно сказать так. У меня большие проблемы и боюсь, что я сегодня не останусь в своем номере, в «Радиссоне».
— Тебе не кажется, что это некрасиво? — наконец спросила она. — Честнее было бы сказать, что тебе просто не хочется со мной встречаться. Или ты решил провести время по-другому?
— У тебя сознание маленькой извращенки, — разозлился Дронго. — Я еще не нашел, с кем проводить время по-другому. Неужели ты не можешь мне просто поверить? Если я говорю, что сегодня нам не нужно встречаться, значит, это серьезно. Я не шучу подобным образом.
— Что случилось?
— Этого я тебе не скажу. Просто поверь мне на слово. Только на сегодняшнюю ночь. Только на одну ночь. Я буду в другом месте. И не с женщиной. Это совсем другие обстоятельства.
Марианна молчала секунд двадцать. Или тридцать. Потом не очень уверенно спросила:
— А завтра ты тоже будешь занят?
— Думаю, что нет, — безжалостно ответил он, — но ничего обещать заранее не могу.
— Ты считаешь меня не очень серьезной? — поинтересовалась она. — Ты думаешь, что я к тебе пристаю?
— Твои аналитические способности меня просто поражают, — признался Дронго. — Неужели ты ничего не понимаешь? Сегодня ночью могут произойти самые непредвиденные обстоятельства, которые невозможно предугадать. И я не хочу подвергать тебя опасности потому, что ты очень хороший человек.
— Спасибо. — Он услышал, что она плачет, и нахмурился. Только этого не хватало!
— Ты меня поняла? — переспросил Дронго. — Я сам очень огорчен этим обстоятельством. Но так нужно. Не забывай, что я эксперт по вопросам преступности, а не по вопросам рыболовства или садоводства. Ты меня поняла?
— Да, — у нее был голос девочки, у которой отняли любимую игрушку.
«Сам виноват, — зло подумал Дронго. — Увлекся молодой девочкой. Вот так глупо все и получилось. Хотя почему молодой? Ей уже двадцать пять, и она совсем не наивная девочка».
— Извини. Я позвоню тебе завтра, — добавил он.
— Ты правда позвонишь? — уточнила Марианна.
— Даю слово, — сказал Дронго. И, почему-то не удержавшись, добавил: — Если меня не убьют.
— Хорошо. Я все поняла. Буду ждать.
Он убрал аппарат. Стыдно и глупо. Про Джил лучше вообще не вспоминать. Может, действительно все мужчины сволочи? Мы так легко позволяем себе изменять нашим любимым женщинам. Или это нельзя назвать изменой? Когда-то ему сказали, что во время полового акта в мужской сперме бывает до пятидесяти миллионов сперматозоидов. Пятьдесят миллионов сперматозоидов, которые давят на мужское сознание, на его биологию, на его психику. И если человек по-прежнему один из биологических видов животных на Земле, то нет ничего необычного в том, что биологической задачей любого мужчины является оплодотворение большего числа женщин, а биологической задачей женщины, способной произвести на свет не более двадцати или тридцати детей, — выбор достойного. В этом наше принципиальное различие. Мужчина ищет новую, а женщина — лучшего.
«Как же легко оправдывать собственную непорядочность! — огорченно подумал Дронго. — Получается, что мы все немного сволочи. Так нам и нужно. А когда наши любимые женщины вдруг начинают играть в те же игры, мы сходим с ума, стреляемся, убиваем своих соперников, чувствуя собственную неполноценность. И никакого стыда за содеянное».
Оставив телефон на кровати, он подошел к окну. Хорошо, что здесь нет зданий напротив, иначе ему пришлось бы задергивать занавески, чтобы не получить выстрел снайпера в собственном номере. Все здания стояли на другом берегу, очень далеко от его отеля. И тем не менее Дронго задернул занавески. Затем подумал, что нужно спуститься вниз и поужинать в итальянском ресторане, который находится на первом этаже. Кажется, он называется «Таверна». Но есть ему не хотелось. На часах было около шести вечера.
Дронго сел на постель и решил, что до завтрашнего дня он должен остаться в своем номере. Все акценты расставлены, все разговоры проведены, все факты, которые он мог узнать и уточнить, уже собраны. Если он правильно рассуждает, то завтра днем уже сумеет раскрыть загадочную смерть Арманда Краулиня, произошедшую одиннадцать лет назад. Если все правильно, то осталось переждать только одну ночь.
Дронго повернулся, снова взял телефонный аппарат, но заколебался. Звонить заранее — очень плохая примета. А если он ошибается, и завтра ему дадут совсем не те ответы, на которые он рассчитывает? Он хотел позвонить Лилии Краулинь, но теперь решил, что все-таки стоит подождать еще один день. Не нужно ее заранее обнадеживать. Не стоит ей говорить, что он обнаружил новые факты и теперь выстраивает свою новую версию, сообразуясь с ними. Брейкш был хорошим следователем, но он прошел мимо некоторых основных фактов, не обратив на них внимания. Он слишком много внимания уделил внешним обстоятельствам, не понимая, что существующие факты нужно рассматривать в комплексе с другими. И тогда можно было обнаружить новые грани, не совпадающие с основной версией самоубийства Арманда Краулиня.
Брейкша можно понять. Его смутила записка, наличие дежурного консьержа, двух офицеров полиции у дома, закрытая дверь. Все говорило о самоубийстве. Но некоторые моменты все же опровергали эту версию, а Брейкш не придал им значения, не смог их уловить. Он не подумал о том, куда могла подеваться вторая запонка с рукава погибшего, если ее не нашли в квартире. Он не обратил внимания на праздник по случаю рождения внука банкира Леонидова, поскольку он, казалось, никак не был связан с трагедией Арманда Краулиня. Он не стал уточнять, каким образом ключи от квартиры Краулиня попали в сервант. Брейкш поплыл по течению, и Дронго знает почему. В начале девяностых не очень жаловали «бывших», и сам Айварс Брейкш, уже тогда мечтавший о своей политической карьере, не посчитал нужным по-настоящему заниматься расследованием самоубийства Арманда Краулиня. Тогда казалось естественным, что бывший секретарь ЦК комсомола уходит из жизни таким образом. Это самоубийство укладывалось в общую концепцию вины бывших руководителей партии и комсомола за все, что произошло в Латвии за последние пятьдесят лет. И никого тогда не удивляли такие самоубийства, которые были и в Москве, и в Риге, и в Баку, и в Белграде, и в Софии, и в Бухаресте… А особенно много в Германии, где в одночасье сотни тысяч людей превратились в предателей и уголовных преступников. Дронго знал, сколько писем отправляли Горбачеву бывшие восточные немцы, как просили защитить их от судебного произвола новых властей. Но за них никто не заступился. Все бывшие союзники Советского Союза, а значит, и России, были сданы западным немцам. Генералы пограничных служб были арестованы и осуждены только за то, что безукоризненно выполняли свой служебный долг, обеспечивая охрану государственных границ суверенного государства ГДР — члена ООН. Дронго знал, что много людей, не выдержав такой несправедливости, свели тогда счеты с жизнью, умерли от сердечных приступов, попали в больницы. Он знал эту статистику.
Айварс Брейкш тоже ее знал. Он был уверен, что такой человек, как Арманд Краулинь, просто должен свести счеты с жизнью столь страшным образом, как бы отвечая за все зло, причиненное советской властью его маленькой стране. Если в Москве после неудачного путча застрелился один из самых крупных чиновников огромной страны, бывший министр внутренних дел Пуго, то почему не должен поступить так же, пусть спустя два года, Арманд Краулинь, когда-то работавший под руководством Пуго? Если в августе девяносто первого года после провала путча повесился один из самых честных и бесстрашных воинов бывшей страны, маршал Ахромеев, то почему не должны так же сделать и другие?
