— Предусмотрительно.
— А как ты думал? Иначе нельзя. Тогда ты очень от властей зависишь. Отнимут у тебя все, и тогда ты никто. Нуль. А с деньгами ты человек. Уважаемый человек. Ты думаешь, я с этими прошмандовками, что ночь провел, еще хоть раз увижусь? Конечно, нет. Просто вчера уставший, грязный, мятый был. А вот приду в себя и с такими девочками тебя познакомлю — у вас в Греции таких нет. Будешь меня всю жизнь благодарить.
— Вы удивительные люди, — сказал грек, — чем больше я с вами сталкиваюсь, тем больше удивляюсь. Вы не похожи на всех остальных. У вас какой-то свой способ постижения истины и свой способ развития. Вы движетесь не туда, куда все остальные страны, а в какую-то немыслимую, непонятную сторону. В сторону от всего остального цивилизованного мира. Но, может быть, так и должно быть, как ты считаешь?
— Константин, ты становишься моралистом, — захохотал Гасанов, — если учесть, что на тебе висят убийства и контрабанда, то в роли священника ты смотришься не очень естественно.
— Я это знаю, — Ионидис-Пападопулос вздохнул, — я считал себя исчадием ада, а попав к вам в тюрьму и встретив такое количество предателей и взяточников, понял, как я заблуждался. По сравнению со многими из них я просто девственница. До тебя у меня в камере сидел офицер, который специально начинал сражение за день до выплаты зарплаты солдатам, чтобы в его батальоне было как можно больше убитых, чью зарплату он мог спокойно прикарманить. Или сержант, который стрелял в спины своим товарищам, чтобы потом продавать их автоматы. Они ведь даже не предатели в обычном смысле этого слова. Они настоящие, как у вас говорят, ограши.[4]
— Не нужно об этом, — нахмурился Гасанов, — такие подлецы есть у каждого народа.
Он поднялся и, подойдя к телефону, хмуро спросил:
— Какой у тебя номер счета в Греции? — его все-таки обидели последние слова Ионидиса.
Уже позже, в такси, когда они ехали в банк, Гасанов, неожиданно наклонившись к своему бывшему сокамернику, прошептал:
— Я ведь сам знаю, какие невероятные сукины дети у нас иногда встречаются. Но ради Бога, ты не думай, что это только у нас. Бардак он и есть бардак по всей территории бывшего Союза. И никогда не говори мне больше об этом. Сам я знаю, но когда говорят другие, это достаточно больно и неприятно.
Ионидис кивнул в знак согласия.
В банке они были недолго, минут двадцать. Из здания банка оба бывших заключенных вышли уже состоятельными людьми. Теперь можно было заняться и собственными бытовыми проблемами. По предложению Гасанова они отправились в Петровский пассаж.
За полгода вынужденного отсутствия Гасанова этот торговый центр превратился в образцово-показательный центр достижений передовой капиталистической промышленности. Своего рода ВДНХ эпохи развитого капитализма. Лучшие мировые фирмы — технические новинки «Сони» и «Панасоника», «Филлипса» и JVS, сумки от «Айнберга», туфли от «Балли», парфюмерия «Кристиана Диора», галстуки «Нины Ричи», одежды известных итальянских, французских, немецких фирм делали это заведение привлекательным местом для расплодившихся миллионеров, заработавших свои деньги в массе своей на воровстве и перепродаже краденого.
Даже имея в карманах достаточно солидную сумму, они чувствовали себя не совсем приятно, когда покупали туфли «Балли» за пятьсот долларов, рубашки в «Боско де Чильедже» за семьдесят и костюмы фирмы «Хельд» За семьсот. Обед в ресторане «Бельфиори», расположенном на третьем этаже, обошелся им еще в три сотни долларов, и только после этого они покинули здание.
От выпитого вина немного кружилась голова. Держа большие пакеты в одной руке, Гасанов хватал другой рукой своего товарища, пытаясь удержаться на ногах. Именно в этот момент около них притормозил белый «фиат». Это было прямо напротив здания Государственного банка России.
От неожиданности Гасанов икнул, не понимая, почему эта машина не проезжает дальше. Он удивился, когда открылась дверь и кто-то, сидевший в автомобиле, громко сказал:
— Садитесь в машину.
Грек нахмурился. Он не любил неожиданных встреч.
— Садитесь в машину, — повторил незнакомый голос, — вас ждут.
Гасанов, моментально протрезвевший, испуганно огляделся по сторонам.
— Кто ждет? — спросил он, заглядывая внутрь автомобиля.
И в этот момент увидел направленное на него дуло пистолета.
— Садитесь, — в третий раз произнес незнакомец тоном, не терпящим возражений.
— Как вы сказали? — спросил, заметно волнуясь, Дронго. — Вы сказали, что полковник Родионов жив?
— Почему вы, молодые, почти все так пренебрежительно относитесь к старикам? — спросил Иваницкий. — А ведь мы многое можем.
Дронго впервые за время разговора захотелось обнять и расцеловать этого мрачного и серьезного старика.
Родионов был жив. Впрочем, он обязан был догадаться. Или хотя бы до конца расспросить продавщицу мороженого. Какое непростительное упущение. Он был так расстроен предполагаемой гибелью своего старого товарища, что даже не подумал поинтересоваться, кто конкретно был убит рядом с издательством. В нем начал превалировать грех гордыни. Как сравнительно молодой человек он решил, что Родионов подставился в силу своего возраста и поэтому не смог адекватно прореагировать на прямую угрозу.
На самом деле Родионов подъехал к зданию издательства и к нему подошел какой-то парень. Он наклонился к машине и спросил полковника, как пройти в центр города. Уже в этот момент любой профессионал должен опасаться подвоха. Случайные прохожие на место встречи с агентом так просто не подходят. Когда Родионов пытался объяснить, где находится центр, он уже понимал, что произошло нечто серьезное. И когда этот молодой прохожий вытащил пистолет, он успел среагировать мгновенно. Два быстрых выстрела в нападавшего, и машина стремительно срывается с места, оставив труп на месте происшествия.
По договоренности с Иваницким, Родионов перебрался на его дачу, где теперь и скрывался, пока милиция искала его машину и неизвестного убийцу, застрелившего случайного прохожего. В одном только Родионову не повезло. Он прореагировал, как и полагалось профессионалу, слишком быстро. Уже после первого выстрела парень отлетел к тротуару, выронив пистолет. Второй выстрел был уже в падающее тело. Но вся беда была в том, что пистолет свой этот нападавший уронил в салон автомобиля и Родионов обнаружил его, лишь отъехав на достаточно приличное расстояние. Вернуться и подбросить пистолет его владельцу не было никакой возможности. Вот и получалось, что бывший полковник госбезопасности застрелил на месте случайного прохожего, который оказался человеком без определенных занятий, к тому же дважды судимым.
— Слава Богу, — вырвалось у Дронго, — я, честно говоря, подумал, что его… В общем это здорово.
— Об этом знают только несколько человек, — строго предупредил Иваницкий.
— Вы могли бы не предупреждать.
— Я обязан об этом предупреждать всех, кто будет посвящен в эту тайну. Нашего коллегу решили убить, и мы до сих пор не знаем, кто это хотел сделать. В данном случае наша осторожность оправданна, и вы не должны обижаться.
— А я и не обижаюсь.
— Значит, мы договорились.
— Сколько вас человек? — неожиданно спросил Дронго.
Иваницкий смутился. Слишком явно, чтобы это скрывать.
— Почему вы спрашиваете? — поинтересовался полковник.
— Узок круг этих революционеров, слишком далеки они от народа, — с улыбкой вспомнил Дронго, — так, кажется, звучали строчки, которые нас заставляли учить.
— С чего вы взяли? — понял его намек полковник.
— Знаю Родионова. Он не будет доверять каждому встречному. Не в его правилах. Сегодня вечером вы мне это косвенно подтвердили, из чего я могу сделать вывод, насколько большая у вас группа ветеранов. Думаю, всего несколько человек. Верно?
— Мы ищем контакты с «Фениксом», — почему-то перешел вдруг на шепот Иваницкий, — но не можем их найти. Пока. Думали, что вы сможете нам помочь.
— Они тоже ищут списки?
— Мы думаем, да.
— Это действительно такие важные списки?
Иваницкий замолчал. Потом наконец спросил:
— Вы знаете, где я работал в КГБ?
— Не знаю. Но догадываюсь, что не в разведке. Вы слишком осторожны, иногда даже чересчур.
— Это упрек?
— Это просто констатация. Так где вы работали?
— В Восьмом главном управлении КГБ. Вы знаете, что это такое?
— Знаю. Связь и шифровальная служба.
— Верно.
— Вы отвечали за какое-то конкретное направление?
— Я возглавлял специальную группу по расшифровке сообщений особо важных агентов КГБ. Доступ к этим документам могли иметь только старшие и высшие офицеры КГБ. С личного согласия Председателя КГБ.
— Значит, — вдруг очень медленно сказал Дронго, — там списки не только внутренней агентуры.
