К моему удивлению, Франсуаз не проявляет особого интереса к упомянутой операции.
— Ладно, — тихо говорит она и пускает мне в лицо еще одну струю дыма. — Посмотрим, что будет дальше.
Я излагаю на скорую руку план ближайших действий. Франсуаз кивает или делает короткие замечания. Под конец она снова насквозь пронзает меня взглядом.
— Хорошо. И помни, что я тебе говорила: в случае провала ты сам по себе. Если попытаешься сослаться на нас, то этим только усугубишь тяжесть своего положения.
Она гасит сигарету и встает.
— Если что, звони мне. До обеда я дома. После семи вечера тоже, если буду нужна тебе по делу.
— Ты мне нужна, — бормочу я, тоже вставая. — Ты мне ужасно нужна.
И обнимаю ее плечи, прикрытые шелковым пеньюаром. Она ловит мою руку и деловито смотрит на мои часы.
— Пожалуй, я могла бы позабавить тебя часок. Хоть ты с разными своими интрижками этого не заслуживаешь. Но что поделаешь, такова уж я: не могу жить без дебютантов.
И я жить не могу без таких вот пленительных женщин. Поэтому сильнее стискиваю ее в объятиях, рассеянно думая о том, что людей нашего сорта даже в постели не оставляют одних. Может быть, именно поэтому Франсуаз никогда не произносит нежных слов, ничуть не сомневаясь, что где-то рядом вращается магнитофон, готовый навеки запечатлеть уходящее мгновенье. «Остановись, мгновенье!» — как сказал Фауст или кто-то другой.
Когда кто-нибудь идет за тобой по пятам, ты, естественно, стремишься как можно скорее ускользнуть от него. Но иногда проще пойти ему навстречу и сказать: «Здорово, как делишки?»
Нечто подобное случилось и со мной. После того как накануне вечером меня поймали на месте преступления, после того как за мною следили по всему городу, наконец, после того как люди из Центра угнали мою машину, я прихожу к десяти часам в этот самый Центр, звоню, нахально прохожу мимо открывшего мне Ворона, от изумления разинувшего рот, и спокойно направляюсь в свою комнату. Свалив на стол стопку экземпляров журнала, только что взятых из типографии, сажусь на стул и, следуя высшим образцам американского воспитания, кладу ноги на письменный стол. Через непродолжительное время в комнату входит Младенов. Весть об убийстве Димова, очевидно, уже дошла до Центра, потому что костлявая фигура заметно выправилась, да и в походке чувствуется достоинство настоящего шефа. Он с явным укором смотрит на мои покоящиеся на столе ноги, но, поскольку я не нахожу нужным переменить позу, приступает к делу:
— Эмиль, мы ведь договорились: твое дальнейшее пребывание в Центре нежелательно.
— Судя по всему, ты уже посвящен в шефы, — отвечаю я, не приходя в трепет от его важного вида.
— Что-то в этом роде. Сегодня утром тут имел место разговор с ответственными лицами, и руководство было возложено на меня. Между прочим, мне было сделано напоминание, что тебя следует незамедлительно удалить из Центра. Должен тебе сказать, что со стороны кое-кого, — старик подчеркнул местоимение, — мне довелось услышать обидные намеки, будто я нахожусь под твоим влиянием. Это тем более обязывает меня ускорить твой уход.
Мне бы следовало ответить ему: «Значит, я обеспечил тебе хорошее наследство, сделал шефом, а теперь ты воротишь от меня нос, да? Погоди, старик, так дело не пойдет». Но к чему это ребячество, и потом, как можно говорить то, что думаешь, в комнате, где все подслушивается? Поэтому я довольствуюсь тем, что бормочу:
— Всю жизнь мечтал о вашем Центре. Принес вот экземпляры последнего номера, как было условлено. Об остальном не волнуйся. Можешь считать, что мы не знакомы.
Младенов пытается выразить какой-то лицемерный протест, но расчетливость берет в нем верх, и он сухо замечает:
— Так будет лучше всего. Впрочем, если ты не торопишься, подожди минут десять. Кралев хотел с тобой поговорить.
Новый шеф слегка кивает мне и уходит. На сей раз осанка его выправилась заметней, поскольку с плеч свалилось бремя дружбы, чреватой многими неприятностями.
«Почему бы нет, подожду, — рассуждаю про себя. — Человек никогда не знает, как может обернуться предстоящий разговор».
Кралев, очевидно, где-то в бегах. Однако он не заставляет меня долго ждать. Спустя всего лишь несколько минут он врывается в комнату и останавливается перед моим столом, угрожающе заложив руки за спину. Черные глазки его налились кровью от злобы, прядка жирных редких волос съехала на лоб. Этот устрашающий вид не повергает меня в трепет, поскольку другого я и не ждал. Более неожиданной представляется его реплика:
— Где девушка?
Ну и ну! Я готов был услышать «где ты был вчера вечером?» или «кто убил Димова?», только не «где девушка?».
— Вышла замуж, — холодно говорю в ответ.
— За кого? — спрашивает Кралев и делает шаг вперед.
— За Младенова.
— Ты что, идиот?! — взрывается Кралев, который уже явно не в состоянии владеть собой. — Как может дочь выйти замуж за своего отца?
— А, ты о дочке спрашиваешь? А я подумал, что ты интересуешься Мери Ламур.
— Слушай, — рычит черномазый сквозь зубы. — Не морочь мне голову! Где девушка?
— Если речь о Лиде, не имею понятия.
— Лжешь!
— Я лгу только в случае крайней нужды, — спокойно уточняю я, доставая сигареты. — А сейчас такой нужды нет. Может быть, я и знал бы что-нибудь о ней, если бы твои болваны не совались куда не следует.
— О чем ты болтаешь?
— А о том же самом! Сижу вчера вечером в «Колизее» с одной приятельницей, гляжу — Лида. Зная, что я после обеда буду в «Колизее», пришла туда — у нее ко мне серьезный разговор. Не могу же, говорю ей, бросить свою приятельницу ради беседы с тобой. Но Лида очень настаивала, и вид у нее был до крайности встревоженный, и я пообещал заехать к ним позже. «Нет, — говорит, — я больше с папой не живу, перебралась пока что в отель близ площади Звезды». — «Хорошо, я приду в отель». — «Не хочу, — говорит, — чтоб ты приходил в отель». — «Тогда скажи, что ты хочешь, видишь ведь, что я не один».
Тут она назвала улицу, где мы должны встретиться, условились о времени и наверняка бы встретились, если бы эти твои типы меня не поприжали.
— Лжешь! — повторяет Кралев, на этот раз не столь уверенно, так как, видимо, что-то соображает.
— Я говорю правду, а ты хочешь — верь, хочешь — нет.
— Смотри, как бы ты не запутался в собственных плутнях, — бормочет Кралев. — Возле площади Звезды не миллион отелей. Я все их проверю, и, если окажется, что это враки, приготовь завещание.
— Не думаю, чтоб Лида стала называть там свое имя, раз она сбежала, — вставляю я.
— Как она назвалась, это не имеет значения. Мы обнаружим ее в любом случае. Ну, а если ты солгал, тогда…
— Ладно, — прерываю я его. — Это я уже слышал. Вот тебе готовые экземпляры. А сейчас распорядись, чтоб те болваны вернули мне машину.
— Какую машину? — удивляется Кралев.
— Ту самую, мою, которую ты приказал угнать.
— Тут другой издает приказы. Почему бы тебе не обратиться к Димову?
Черномазый испытующе смотрит мне в глаза, однако слишком он наивен, если надеется поймать меня.
— Зачем мне обращаться к Димову? Я не такой простак. Знаю, кто мутит воду.
— Ты другое знаешь! — ревет Кралев мне в лицо. — Иначе ты пошел бы к Димову, с самого утра пошел бы, потому что Димов уступчивее меня. Но Димова больше нет, Димов на том свете! Кто его отправил на тот свет, ты?
Кралев устрашающе навис над письменным столом, и мне трудно устоять перед желанием вскинуть ногу и пнуть ботинком в его квадратную челюсть.
— Не брызгай на меня слюной, — говорю. — Отойди подальше. А главное, не мели вздор. Про то, что Димов отправился на тот свет, я впервые слышу. И если его насильственно отправили на тот свет, то не трудно догадаться, кто это сделал.
— Не трудно, верно сказано. Ты загнал его в гроб.
— Видишь ли, Кралев, ты, наверно, лучше меня знаешь толк в убийствах и не станешь отрицать, что для предумышленного убийства нужен мотив. Тебе же отлично известно, что у меня не было никаких оснований убирать Димова. А вот тебе зачем понадобилось делать изумленный вид, будто впервые слышишь, когда я сказал, что Младенов женится на Мери Ламур?
— Потому что и это твои очередные измышления…
— Этот брак зарегистрирован в мэрии Девятого района, о чем там имеется акт под номером 5311. Брак зарегистрирован только вчера утром. В силу этого брака наш Младенов завладел богатой наследницей, если верить тому, будто Димов все завещал Мери. Тебе ясно? Ясно, конечно, только ты умеешь прикидываться дурачком, чуть только запахнет паленым.
— Попридержи язык! — рычит Кралев, но в голове у него, как видно, засело другое.
— Распорядись, чтоб мне вернули машину! — напоминаю я.
Он смотрит на меня рассеянно, будто не понимая моих слов, потом безучастно говорит:
— Машина твоя внизу, на улице. Выметайся и уезжай. Чтоб ноги твоей больше тут не было.
