— Ну что ж, мистер Бредли, — сокрушенно вздохнул Гелен, — очень жаль, что мы не смогли прийти к согласию. Я на это очень надеялся. Кстати… Вас интересовало, как зовут ту фрау, которая вас обслуживает. Понравилась?
Бредли молчал, пристально глядя на генерала; внутри у него пробежала холодная неприятная волна.
— Ее зовут — Марта. Марта Майер, — произнес Гелен, глядя на Бредли также пристально, в упор.
«Вот оно… Окончательный аргумент, — цепенея, понял Бредли. — Родные и близкие — самое уязвимое звено; самый безотказный рычаг воздействия. Они знают о Марте. Но откуда? Они не могли водить меня в Вашингтоне и тем более в Нью-Йорке столько времени, чтобы я не заметил за собой хвост. — Бредли налил себе еще полстакана коньяку и опять залпом выпил. — А зря ты так со мной, генерал».
— Вы нужны мне, Бредли. Продолжим разговор? — Гелен отошел от окна и сел в кресло.
Бредли вновь закурил, закинул ногу на ногу и на сей раз в прищуре его взгляда был вызов.
— Вы преступили черту, генерал. Вы прижали меня к стене. Я вынужден дать согласие на ваше предложение.
— Важен результат, а не пути его достижения. Особенно в нашей работе. — Гелен намеренно фамильярное «генерал» пропустил мимо ушей. Сейчас для него действительно важней всего был результат, все остальное — потом.
— Вам следовало бы поискать другие пути достижения своей цели. И тем не менее… сколько?
— Что «сколько»?
— Бесплатно работают только на субботниках в Советской России. Я намерен получать только наличными, и не намерен оставлять, где бы то ни было, свою подпись.
— Сумму, форму оплаты и все, что с этим связано, вы оговорите с тем человеком, который придет к вам после моего ухода. Эта сторона вопроса меня не интересует. Кстати, этот человек курирует вас. Он обеспечивает ваш переход в Восточную Германию, он же страхует вас до отъезда из Европы. С этим же человеком вы будете контактировать в Вашингтоне. С этой минуты все вопросы вы будете решать либо с ним, либо через него. Откуда знаете про субботники?
— Еще я знаю о том, что там есть пятилетки, а Хрущева зовут — Никита Сергеевич. Могу продолжить еще.
— Не надо, достаточно. Итак… Начнем?
Бредли утвердительно кивнул.
— Цель вашей командировки на Кубу?..
…Вопросы Гелен задавал двадцать минут. Бредли отвечал на них правдиво; он знал, что в настоящий момент для разведки Германии они были не актуальными; они не могли нанести урон ЦРУ. Такие вопросы, а вернее ответы на них, впоследствии не могли бы служить рычагом шантажа, способом давления. Это понимал и Гелен. Но других, компрометирующих вопросов, по темам, которые бы интересовали Гелена — Европа, Советский Союз, Ближний Восток — он задать Бредли просто не мог, так как тот был, что называется «не в теме», он был «выхвачен из движения» по Кубе. Это Гелен тоже понимал. Он задавал вопросы так, больше для проформы, чтобы посмотреть, как Бредли будет формулировать ответы на них. Он хотел послушать Бредли. Тот формулировал грамотно, отвечал обстоятельно, с обоснованиями. Гелен остался доволен.
Когда с этим было покончено, Гелен удовлетворенно откинулся на спинку кресла и долго, молча, смотрел на Бредли. Тот его взгляд выдержал; непринужденно сидел и курил.
— Вы не задали мне вопрос, откуда мне стало известно, что Бредли и Кесслер — одно и то же лицо. Почему? В этих документах, — Гелен кивнул на папку, лежащую на столике, — об этом ничего не сказано.
— Захотите, чтобы я знал, — скажете сами, не захотите… — Бредли пожал плечами.
— Ну что ж, и это мне нравится. Ценю такое качество в людях. О своей женщине, Марте Майер, не беспокойтесь, с ней ничего не случится. Наши люди в Нью-Йорке присмотрят пока за ней. — Гелен поднялся и протянул руку. — Желаю вам успешно выполнить ваше задание на Кубе. Будьте там осторожны. После известных событий в заливе там арестовывают по малейшему подозрению.
— Благодарю, господин генерал, — ответил Бредли, пожимая руку.
Уже взявшись за ручку двери, Гелен на секунду задумался, затем обернулся:
— Да, чуть не забыл, кино— и фотоаппаратурой, о которой вы упоминали, этот номер не оборудован; сюда не селят людей, за которыми нужно подсматривать. Здесь установлена аппаратура прослушивания. Всего доброго.
Через минуту после того, как генерал Гелен вышел от Бредли в номер вошел другой человек. Тот самый, которого семь лет назад Бредли убил. Бывший оберштурмбаннфюрер СС Гарднер.
— Вы ему доверяете?
Этот вопрос задал Хорхе Кастиенте, руководитель кубинской экстремистской антикастровской группы, осуществлявший связь с эмиссаром американской разведки Уилсоном — «Гибсоном». И адресован этот вопрос был руководителю другой контрреволюционной группировки Мигелю Идьигосу. Его группировка контактировала с агентом ЦРУ, работавшим под псевдонимом «Цезарь» и входившим в глубоко законспирированную организацию «Кандела».
Эта встреча происходила глубокой ночью на конспиративной квартире Идьигоса, в Старом городе Гаваны.
После того как в конце апреля кубинскими спецслужбами был ликвидирован подпольный центр ЦРУ, работавший под прикрытием филиала компании «Берлиц», а его руководитель Уилсон — «Гибсон» был арестован, Хорхе Кастиенте — ему тогда чудом удалось избежать ареста — перешел на полное нелегальное положение. Однако связь с Идьигосом он продолжал поддерживать. Идьигос знал Кастиенте в лицо (в сложившейся обстановке это был важный момент; они были знакомы по прежней совместной работе в контрразведке при правительстве Батисты; Кастиенте руководил группой, специализировавшейся на ликвидации лиц неугодных режиму) и даже прибегал к его помощи. Кастиенте лично ликвидировал двух человек, о которых «замолвил» словечко Идьигос, правда, это было вызвано совсем не политическими мотивами и отнюдь не безвозмездно.
— Иногда мне кажется, что я перестал доверять даже самому себе, — ответил Идьигос, не глядя на собеседника. — Тому, что сейчас здесь происходит, трудно найти хоть какое-то логическое объяснение. Нет, я не о том, что они активизировались и проводят повальные аресты; это-то как раз объяснить можно. После нашей неудачи в заливе глупо ожидать чего-то другого. Я о том, что больно уж они точно попадают. Ну да ладно… Этот ваш вопрос… Почему вы его задали? Он прислан из Вашингтона по линии разведки; его полномочия подтверждены. Что вас смущает? Или есть какие-то факты?
— Фактов нет, — отрезал Кастиенте. — Если бы они у меня были, то сегодня я бы уже принес вам его голову, а не пришел бы дискутировать. Но я сопоставил временные рамки некоторых последних событий, и получилась любопытная картина. Смотрите сами: он появился здесь двадцать шестого апреля; двадцать седьмого — встречается с Гибсоном, а уже на следующий день они закрывают «Берлиц» — хотя, замечу, до этого никаких шевелений около фирмы не было — и арестовывают Гибсона. Еще через день — арестовывают всех тех, кто был с ним связан. Вы верите в такие совпадения, Мигель?
— Да, но контору Орендо и арсенал они накрыли до его появления, — возразил Идьигос.
— Это ничего не значит; контрразведка у них работает.
— Тогда почему вы связываете «Берлиц» с его появлением, а не с удачной работой их контрразведки?
— Да просто потому, что о «Берлице» — кроме меня — знали всего несколько человек, и все они арестованы.
— Все кроме вас, Хорхе, — вкрадчиво проговорил Идьигос.
Кастиенте смотрел на Идьигоса долго, немигающе, тяжело. Он даже не сразу понял, осознал смысл услышанного, а когда он стал доходить, то не поверил ушам. Услышать в свой адрес обвинения в измене — пусть не сказанные в открытую — да еще от Идьигоса Хорхе Кастиенте не ожидал никак.
— Вы что?.. Вы подозреваете в чем-то меня?! — ошарашенно спросил Костиенте и, не дожидаясь ответа, поднялся с кресла. — Скажите своим людям, пусть они проводят меня.
— Сядьте, Хорхе, сядьте, не горячитесь, — с нажимом сказал Идьигос. Такой тон выглядел странным и несколько удивил Кастиенте; он не был в подчинении Идьигоса; обе группы действовали самостоятельно и даже не были объединены общим руководством. Тон же Идьигоса звучал начальственным тоном руководителя. Раньше он так не разговаривал. — Никто ни в чем вас не подозревает. Если бы я испытывал к вам хоть малейшее недоверие, то вы бы сейчас не находились здесь и я бы с вами… не дискутировал. К тому же есть вопросы, которые необходимо обсудить, так что сядьте.
Помедлив, Кастиенте вновь опустился в кресло. Накалять обстановку сейчас не в его интересах; он не на своей территории, сила на стороне Идьигоса. Его люди находились в соседней комнате, в то время как Кастиенте пришел сюда один, без охраны. Он всегда приходил сюда один, таково было правило; никто не должен был знать этот адрес, даже люди из его группы.
